Чужое - Данихнов Владимир Борисович. Страница 50

– Похмелиться бы, – пробормотал муж, шаря рукой под подушкой. – Где мой ром?

– Поздно, любимый, заначка твоя раздавлена! Теперь наблюдай, завидуй. – Она кивнула Шилову: – Берите стаканы и пейте, парнята.

– Извините, мадам, – сказал Вернон, – парнятам, пожалуй, пора… – Он поднялся на ноги.

– Что ж вы так? А посидели бы, поболтали, в «дурачка», может, сыграли бы? Умеете в «дурачка» играть? А в покер? На раздевание! Я играю плохо, честное слово!

– Да, мы с удовольствием останемся, потому что… – начал Вернон, но не успел договорить.

– Нет, нам и правда пора, потому что… – начал Шилов, но не успел договорить – в другом конце вагона заверещал проводник.

– Неспокойный денек… – пробормотал Вернон, кидаясь в коридор. Шилов бросился за ним. Там они натолкнулись на Духа, который с гитарой наперевес крался по проходу.

– Тс-с-с… – прошипел он Шилову и Вернону и указал на дверь в каморку, где жил проводник. Дверь была приоткрыта и поскрипывала на петлях. Вернон и Шилов последовали за Духом. Шилов боялся и одновременно испытывал необыкновенный душевный подъем, хоть и знал, что приключение это происходит понарошку.

Они подошли к двери и увидели проводника. Проводник, белый как мел, сидел на стуле, лицом против двери, пистолет выпал из его ослабевших пальцев, руки его, безвольно повисшие вдоль туловища, слегка дрожали, фуражка упала на кровать, открыв лысину, окаймленную седыми волосами.

– Что случилось? – спросил Дух, пряча гитару за спину.

– Человек… – пробормотал, заикаясь, проводник. – Человек… из друго… друго… другого вагона… ужас…

– Да-а… – с усмешкой протянул Дух. – Человек из другого вагона, это, конечно, пистец-ц как жутко.

Шилов толкнул его в бок, и Дух, бормоча под нос что-то о дурацких шуточках программистов «уничтожителя времени», не сразу, но замолчал.

– Найдите проводника Миррера из шестнадцатого вагона… – пробормотал седой проводник. – Найдите его и поговорите с ним… он многое вам объяснит… даст вам ключ… – Проводник дернулся, лицо его искривилось, левый уголок рта поднялся, как будто проводник решил улыбнуться, но получилось у него это только наполовину. Проводник закатил глаза и потерял сознание.

– Ну и что будем делать? – спросил Дух, уныло бренча на гитаре.

– Надо найти этого Миррера, – сказал Шилов.

– Ты ему веришь? Это нелепо!

– При чем тут веришь, не веришь? Он единственный проводник на весь вагон. К тому же он приносит нам чай и открывает туалет, а сейчас туалет, как я понимаю, закрыт, потому что мы недавно проезжали мимо большой станции. Дух, ты хочешь в туалет?

Дух посмотрел вниз:

– Э…

– Даже если не хочешь сейчас, захочешь потом. Именно поэтому нам просто необходимо найти этого Миррера, или любого другого проводника, чтобы он помог нашему проводнику и нам. Я прав?

– Несомненно, прав! – торжественно провозгласил Вернон и положил Шилову руку на плечо: – В путь, друзья! Нас ждут необыкновенные приключения!

– Может, сначала врача ему вызовем? – спросил Дух неуверенно.

– Где мы, по-твоему, его возьмем?

– Ну, давайте хотя бы уложим его поудобнее!

Они водрузили тучное тело проводника на полку, накрыли толстые ноги казенной простыней. Вернон молча взял в руку мягкое запястье толстяка и, пустив скупую слезу, отпустил его.

– В путь! – повторил он торжественно. – Навстречу опасностям!

Но сразу отправиться в путь не получилось. Лишь они вышли из каморки, Шилова потянул за рукав толстый морщинистый старик в индейской национальной одежде, увешанный перламутровыми бусами. У старика было красное, будто сгоревшее лицо. Редкие черные волосы, казалось, срослись с его большой, похожей на дыню головой. В кривых пальцах старик держал деревянную трубку с длинным чубуком. Старик открыл рот – оттуда отчетливо пахнуло табаком – и заговорил не спеша, степенно.

– Посмотри на печальную рыбу-солнце, – сказал он, выпуская изо рта лохмотья табачного дыма, – посмотри на ужасное чудовище, которое пожирает ее и скажи мне: этого ты хотел или нет?

Шилов посмотрел в окно на гибнущую звезду, и ему показалось, что мироздание трещит по швам, будто огромный человек, который пытается выбраться из слишком тесной одежды. Он увидел в разошедшийся шов печальный рыбий глаз и грустных людей, руки которых были обагрены кровью. Они с ужасом смотрели друг на друга, пытаясь понять, почему получилось именно так – ведь хотели как лучше. Шилов пригляделся и увидел черное чудовище, которое медленно пожирало рыбу-солнце, и чудовище это было во стократ страшнее людей с руками, измазанными в земляничном соке; этот синий монстр поглощал все подряд: и людей с горячими сердцами, и маленькое глупое солнце, которое они пытались зажечь, и красные флаги, и бюсты с изображением одного и того же человека, но с разными лицами, и первую любовь, которая не успела еще превратиться в инстинкт размножения; это чудовище засасывало в себя все – и плохое, и хорошее, но ничего не давало взамен, кроме оглушающей темноты, выдирающей горячие сердца из грудных клеток, той самой бескрайней тьмы, которая прячется по углам, когда в детской комнате включен ночник – фальшивый символ надежды для маленького ребенка.

Шилов перевел испуганный взгляд на старика, но тот, кажется, уснул, и трубка с длинным чубуком вывалилась из его рта и упала на колени, затянутые плотной материей. Шилов, повинуясь внезапному импульсу, поднял трубку и затянулся, закашлялся, потому что табак был крепок, и к тому же к запаху табака примешивались какие-то непривычные запахи: яблока, инжира, еще чего-то. Его тут же повело, мозг заволокло серым туманом, и он поглядел в окно на черную дыру-чудовище и рыбу-солнце, и пелена, именуемая реальным миром, спала с его глаз. Он увидел, что они даже не борются, что все давно предрешено, что рыба погибнет окончательно только спустя миллион лет, но она погибнет наверняка, в этом нет сомнения, и ничего после себя не оставит. Шилов прижался лбом к теплому стеклу и выронил трубку из ослабевших пальцев. Он смотрел на грустных людей, которые держали в безвольных руках шашки и смотрели друг на друга с немой тоской. Он смотрел на фуражки и папахи, украшенные красными звездами, на погоны и медали, а они рассматривали друг друга и в смущении отводили глаза, сжимали руки в кулаки, тут же бессильно разжимали и глядели на небо, которое никогда теперь не примет их. Шилов подумал, как было бы хорошо, если б эту сцену увидел Дух. Он бы многое тогда понял. Шилов раз за разом прокручивал эту мысль в голове: он бы понял, он бы обязательно понял… однако Шилов никак не мог сообразить, что Дух должен понять и почему…

– Эй, Шилов! – Кто-то хлопнул его по плечу, и Шилов очнулся. Не стало печальной рыбы-солнце, исчезла первозданная тьма, остались только звезда и хвост ее, вытянувшийся к огненной воронке. – Очнись, что с тобой? Дубняк?

– Пойдем, Шилов, надо проводника искать, – сказал Вернон, успевший переодеться в охотничий костюм. Дух стоял рядом с ним с гитарой наготове.

– Что с тобой, братец? – спросил Дух. – Бледный, как твоя жизнь!

– Наблюдал за смертью печальной рыбы-солнце, – пробормотал Шилов. Он посмотрел на старика, который сидел прямо на полу и спал, наклонился и положил ему на колени трубку и услышал, как старик шепчет под нос во сне: ум-мка, умка, ум-м-мка…

– Странный какой-то дед, – задумчиво произнес Вернон, надраенным воском ботинком касаясь колена «индейца». – Откуда он здесь взялся? Может быть, это тот самый чужак, которого испугался наш проводник?

– Бред, – пробормотал Дух, невежливо отталкивая Вернона, и нырнул в свой отсек. Порывшись в сумке, он нашел сигареты, сунул одну в зубы и вышел в коридор.

– Ладно, пойдем искать этого… как его там?

– Миррера.

– Вот-вот.

– Давайте have some drink сначала.

– Нет. Хотя давайте. Водочки. И сразу пойдем.

– Да, сразу. Но сначала выпьем.

– Само собой.

– Да.

– Да хрена там! Давайте просто нажремся в сопли, а потом пойдем!