Мне давно хотелось убить - Данилова Анна. Страница 30

– Вы бывали в Швейцарии?

Она не ответила на этот вопрос, а посмотрела на Юлю чуть ли не с ненавистью.

– Вас не пытались, скажем, ограбить или припугнуть?.. – не меняя интонации, обычным тоном продолжала свой спонтанный допрос Юля.

– В смысле, чтобы поделиться с ними, с местными рэкетирами? Нет. В этом плане все в порядке. У меня хорошие отношения с прокурором, я бываю в его доме, дарю его жене на праздники дорогие подарки, знаете ли, посвящаю стихи (как это ни противно и мерзко бывает!) и только таким вот образом расплачиваюсь за свой покой. А что поделать? Им льстит дружба со мной.

Юля подумала, что Лиза, пожалуй, спит с прокурором, но, разумеется, воздержалась от более интимных вопросов, хотя вопросов В ПРИНЦИПЕ возникло предостаточно. И первый, конечно, был связан с бывшим мужем Лизы, который после развода продолжает обеспечивать бывшую жену, зная наверняка о том, какой образ жизни она ведет и на кого тратит его денежки. Все это наводило на довольно-таки конкретные мысли о ее вранье или же о наличии в их отношениях обычного в таких ситуациях шантажа. А почему бы и нет? Мало ли что может знать Лиза о делах своего бывшего мужа? Другое дело, зачем так афишировать свое благополучие и вызывать зависть у местных жителей, которые вынуждены кормиться «с земли» по причине остановки местных заводов и фабрик? Что это, как не желание эпатажа пусть и на таком довольно-таки пошлом уровне?

Можно предположить, конечно, наличие некого ВИРУСА, которым заражены практически все творческие натуры и сила которого заключается именно в этом наплевательском отношении к окружающим. Своеобразная защита от посредственности и вторжения в их жизнь всего чужого, неприемлемого. Быть может, поэтесса, это утонченное и хрупкое создание, наслаждаясь природой и воспевая ее в своих стихах, одновременно ненавидит лютой ненавистью ЛЮДЕЙ, представляющихся в ее необузданных фантазиях этакими уродами-вырожденцами, которым вообще не место на земле. Подобные творческие натуры живут в своем, замкнутом и выдуманном ими же самими мире, и любой контакт с внешним миром настолько их раздражает, что не приносит ничего, кроме разочарования и досады. Они выстилают свое место в СОЦИУМЕ изнутри плотными и теплыми пластами своих собственных амбиций и философских позиций, создавая некое подобие материнского лона. И редко кому удается проникнуть туда извне.

…Юля очнулась и взглянула на Лизу более здравомыслящим взглядом, как на обыкновенную женщину, которой удалось благодаря своему уму или природной склонности к мошенничеству так хорошо устроиться в жизни, и почувствовала к ней неприязнь. «Или зависть?»

– У вас есть домработница?

– Нет, – слишком живо, что сразу бросилось в глаза, ответила Лиза и направилась к двери, приглашая Юлю следовать за ней, – меня бы здесь не поняли. Идемте пить кофе, а то я мужчинам накрыла, а вас увела… Просто мне хотелось, чтобы вы поняли, что здесь вам делать нечего. Да и глупо было вообще предполагать, что раз Василий был знаком с Наташей, то имел отношения и с другими исчезнувшими девушками. Это простое совпадение, не больше.

«Имел отношения И С ДРУГИМИ исчезнувшими девушками» вместо привычного фразеологического оборота, скажем: «…имел отношение к другим исчезнувшим девушкам». Что, неужели Лиза знала о сексуальных связях своего любовника?

– О каком совпадении вы говорите?

Лиза замерла на лестнице и посмотрела на Юлю как на несмышленого ребенка.

– Я имею в виду, – отвечала она по слогам, – что пропала Наташа и еще две девушки… Это ли не совпадение?

– А обрубленные ноги ТРЕТЬЕЙ девушки нашли пару дней тому назад в городе С…Не мое это, конечно, дело, но вы хорошо знаете Василия? Он не способен на такие вещи?

Юля говорила тихо и проникновенно, чтобы, расположив Лизу к себе, увидеть ее реакцию на эти ее неожиданные слова. Возможно, что Василий здесь действительно ни при чем, равно как и сама Лиза, но ведь Наташа исчезла именно в тот день, когда должна была прийти в гости к ним! Так почему бы и не предположить, что Василий имеет к этому какое-то отношение.

– Что вы такое говорите? – Лиза моментально сменила тон почти на официальный, жесткий, холодный. – Как вы можете? Ведь вы же его совсем не знаете!

– Вы не продадите мне этот портрет? – вдруг спросила Юля, совершенно сбив с толку казавшуюся и без того растерянной Лизу. – Поговорите, пожалуйста, об этом с Васей.

Шубин рассчитывал совсем на другой рассказ о Наташе Литвинец. Но Василий ограничился всего несколькими прилагательными в ее адрес, которые характеризовали ее лишь как красивую молодую женщину, не более. В принципе он повторил то, о чем говорил Ерохин, но только если Виктор, комкая свою и без того скупую речь, выдавал свои чувства к Наташе одними глазами, то Василий был куда более сдержан. Да, безусловно, она была легкомысленна, и даже очень. Любила повеселиться, попеть, поиграть на гитаре, но это звучало как-то уж совсем неубедительно и выглядело как заученный текст.

– У вас был с ней роман? – спросил Игорь прямо, глотая обжигающий кофе и делая вид, что прозвучавший сейчас вопрос так же естествен, как и то, что, говоря о Наташе, невозможно не спросить о грехе. А то, что живя с одной женщиной, блудить с другой является грехом, в этом он тоже нисколько не сомневался. Хотя грешат же люди и ВТРОЕМ…

Василий не покраснел и ответил на вопрос очень спокойно.

– Нет, она хороша, это верно, но не до такой степени, чтобы я променял на нее Лизу.

– А где вы покупаете краски?

– В С., где же еще? – удивился Рождественский. – В М. такие вещи не продают.

– Понятно.

– С. – областной город, там жизнь, а здесь что? Деревня. Зато работается хорошо.

– И где же ваша мастерская?

– Я могу показать.

– Да нет, не стоит. Просто интересно, что изображают художники зимой? Зимние пейзажи?

– Почему же только пейзажи? Вы думаете, что художники отражают на холсте только то, что видят?

– А разве нет?

– Тогда вам действительно стоит взглянуть на мои работы. Пойдемте, я покажу их вам.

Мастерская располагалась в левом крыле дома и окнами выходила в сад. Выглядела она обычно, как и все подобные мастерские: работы на стенах (сюрреалистические натюрморты в духе Пикассо в сочетании с гастрономическими мотивами Снейдерса), какие-то кувшинчики-вазочки на полках, мольберт, этюдник… И запах скипидара. Мастерская была ярко освещена и хорошо протоплена.

– Как у вас уютно. Я бы, конечно, с удовольствием задержался здесь, все рассмотрел, но, признаться, у нас очень мало времени… Я вот посмотрел на вас, послушал, и мне как-то сразу стало ясно, что вы к исчезновению этих девушек не имеете никакого отношения. Однако вы должны понять и нас… Доверяй, но проверяй.

– Вы что, уходите? – не поверил своим ушам Василий и пожал плечами в недоумении. Судя по его виду, он не рассчитывал, что его так скоро оставят в покое.

– Ответьте мне только на один вопрос… – Шубин говорил уже в дверях, направляясь к комнате, где они пили кофе и куда, судя по всему, должны были вернуться и Юля с Лизой. – Когда вы видели Наташу Литвинец последний раз?

– 14 сентября, – с готовностью ответил художник.

– Я вижу, у вас хорошая память.

– Не такая уж и хорошая, просто после того, что произошло, я долго думал о ней, пока не додумался до того, что рано или поздно, но нас все равно кто-нибудь спросит об этом, вот и попытался вспомнить.

– И где же вы ее видели?

– Она приходила к нам, чтобы договориться, когда мы соберемся сделать шашлык. И наш разговор слышала соседка, которая приносила нам молоко. Так-то я, может, и не вспомнил бы сам точную дату, а она знала – у нее как раз тогда был день рождения.

– А вы что, всегда приглашали Наташу на шашлык? Это у вас традиция такая?

– Нет, просто Лиза купила свинину и решила приготовить ее на свежем воздухе…

– А вот вы, художники… Вы пишете каждый день все, что придет в голову, или сначала обдумываете сюжет? Как вообще рождается картина?