Волчья ягода - Данилова Анна. Страница 20

А еще она много курила, но, не докуривая до конца сигарету, ломала и крошила их одну за другой в пепельницах, расставленных по всей квартире.

– Проветри после меня, – сказала она, и от этой фразы, еще долго звучавшей в голове Михаила, особенно после того, как он узнал, ЧТО с ней случилось, его бросало в дрожь.

Да, в то утро он проветривал квартиру от дыма; распахнул окна, перемыл все пепельницы, чашки, пропылесосил ковры, заправил постели… Он делал это каждое утро, как по расписанию. Затем отправился за продуктами в расположенный на соседней улице гастроном, вернулся и принялся готовить жаркое.

«Проветри после меня…»

Он вспомнил эту фразу в морге, где увидел то, что осталось от его подруги… Что же такого она сделала, за что ее можно было убить? Если тот господин с трубкой – ее сутенер, о котором она упоминала в самом начале их знакомства, то утром она пошла на встречу именно к нему, иначе бы так не нервничала… Она явно боялась его и сбежала из-под его “опеки” не случайно. Возможно, он бил ее или забирал все деньги, а может, заставлял ее делать то, что она не хотела или не могла… Так или иначе, но, оставшись без покровителя, обеспечивавшего ее квартирой, клиентурой и охраной, к тому же находясь в бегах, Людмила наверняка собиралась использовать свои старые связи, но “работать” уже без посредников и на “своей”, необлагаемой данью, территории. Ей просто повезло, что она встретила Мишу, который был готов служить ей уже только за то, что она привела его квартиру в порядок, ласкала и кормила его.

"Проветри после меня…” Да, это были последние слова, которые он от нее услышал. И теперь, после ее смерти, он еще долго будет приходить в себя, “проветривая” свою жизнь и, главное, – свои мозги…

Смерть, как сказал ему следователь, наступила приблизительно девятого или десятого октября, вследствие сердечного приступа, вызванного сильной дозой наркотика. До этого над девушкой издевались, подвергая ее жестоким пыткам и постоянно накачивая наркотиками, после чего, уже с мертвой, содрали кожу лица…

Вернувшись из морга, Михаил заперся и до самого вечера пил все, что нашел в ЕЕ баре, где хранилось спиртное, которым она угощала своих клиентов. В спальне, которая со временем превратилась в ЕЕ КОМНАТУ, в комоде под стопкой белья, он нашел пакет с долларами, шкатулку с золотыми украшениями, пистолет (!) и металлическую коробку, заполненную до краев одноразовыми шприцами и крошечными пакетиками с белым порошком. Михаил знал, ЧТО это такое, и неприятная и навязчивая мысль о том, СКОЛЬКО ЭТО может стоить, наполняла его мерзостным чувством собственника… Да, это Людмила научила его этому новому для него чувству – радости обладания, которого он прежде был лишен начисто. После смерти матери – единственного близкого ему человека, поскольку отца своего он не знал, – Миша остался один в двухкомнатной квартире, но оценить эту чисто материальную благость ему помогла именно Мила… “Ты хотя бы представляешь, сколько сейчас может стоить твоя квартира? Ты же – миллионер, ты – собственник, и эти две комнаты с кухней – твоя крепость, как говорят англичане… Ты должен любить ее, холить и лелеять, следить за чистотой и при всяком удобном случае прикупать новую мебель, картины, ковры… Все это создает уют и хорошее настроение. Ты и вещи свои должен любить, но стараться покупать не дешевку, которая развалится на следующий день, а что-то качественное, приличное… Тогда и люди будут по-другому относиться к тебе, да и сам ты начнешь уважать себя… Ты можешь меня спросить, где же взять деньги для того, чтобы жить по-другому? Правильный вопрос. Отвечаю – ты должен их заработать. Для начала уясни себе, что на хорошую работу никогда не берут “с улицы”. Хозяину нужны СВОИ люди, то есть проверенные, которым можно доверять. Так было, есть и будет всегда… Ты не смотри, что я выбрала себе ТАКУЮ работу, все это до поры до времени… Вот накоплю немного денег, уеду куда-нибудь, где меня никто не знает, и начну там свое дело… Открою, к примеру, кафе или магазинчик. А в Москве мне уже делать нечего, как только.., сам понимаешь, чем заниматься. Так вот, есть у меня один человек, я ему расскажу о тебе, и он возьмет тебя к себе в офис, будешь сначала готовить им обед (ты ведь учился на курсах поваров!), а потом он поможет тебе открыть небольшую пельменную или котлетную в хорошем месте… Вот так потихоньку и начнешь продвигаться вперед… Связи – это большое дело, без них трудно даже на панели…"

Он замотал головой, потому что голос Людмилы звучал так явственно, словно она находилась рядом с ним в комнате, а не лежала на столе в морге.

И вдруг его словно ударило током: он подумал о том, что ее могли убить из-за наркотиков, находящихся сейчас в металлическом ящичке, который он только что тщательнейшим образом упрятал обратно в комод вместе с долларами и шкатулкой с драгоценностями. Он медленно обвел глазами спальню, которая усилиями Людмилы сильно преобразилась за последние несколько месяцев – появилась большая итальянская кровать светлого дерева, комод с зеркалом в полстены, постельные принадлежности красивого, бежевого оттенка, – и подумал о том, что его подружка параллельно со своим основным ремеслом могла заниматься еще и перепродажей “дури”, как называла Людмила наркотики. И что если сейчас к нему никто не пришел за ними, то только лишь потому, что выжидают время…

Очередная порция коньяка сделала его тело тяжелым, зато в голове как-то сразу прояснилось, и картина убийства Людмилы предстала перед ним во всех ужасающих подробностях… Он словно видел, как ее пытают, требуя, чтобы она рассказала, где прячет металлическую коробочку с белыми пакетиками…

Миша закрыл лицо руками и весь сжался, словно пытали не Людмилу, а его самого… И в это время, словно в подтверждение его страхов и опасений за свою жизнь, раздался настойчивый звонок в дверь… Так еще к нему никто и никогда не звонил. Звонок отдавался в затылке и приносил боль.

Он вскочил, подбежал к комоду и, вытряхнув часть содержимого, достал металлическую коробочку и сунул в карман халата. В другую руку он взял пистолет. Вот теперь он был готов встретить кого угодно и отдать эту дрянь, только чтобы его оставили в покое…

На ослабевших от страха ногах он подошел к двери и, боясь даже заглянуть в “глазок”, спросил, чувствуя, как дрожит все его тело:

– Кто там?

– Мила. Открой, это я, Мила…

Он оглянулся, словно боясь, что за ним стоит кто-то, кто может посмеяться над его галлюцинациями. Но за спиной никого не было. Он теперь снова жил один, а Людмила погибла… Тогда кто же стоит за дверью и просит, чтобы ей открыли?

Он все же заглянул в “глазок” и сразу же отшатнулся. Это была она. Только живая. И с лицом.

Руки его сами нащупали замок и открыли его. Дверь распахнулась, впуская продрогшую, полураздетую девушку с длинными, мокрыми от дождя и пахнущими собачьей шерстью волосами… Огромные глаза ее смотрели куда-то в пространство, словно она была слепая.

– Михаил?.. – спросила она, заикаясь и закатывая глаза…

– Мила! Ты?!

Он успел подхватить ее хрупкое озябшее тело, ставшее почти невесомым, и отнести в спальню.

На ней были мужские черные брюки и серый вельветовый пиджак.

– Господи.., жива!

Глава 5

"Дора старательно помогала мне во время моего выздоровления, хотя и раздражала меня не меньше. Но только с ее помощью я немного окрепла физически. На деньги, которые я нашла в кармане своего пальто, мы купили мяса и овощей и сварили борщ. А ведь я уже стала забывать его вкус… Не помню, что я говорила Доре о причине, по которой оказалась в Москве в столь плачевном состоянии, но, очевидно, мои объяснения оказались довольно убедительными, потому что она оставила меня в покое и теперь изводила разговорами о своей личной жизни, о каком-то соседе-полковнике, который якобы оказывает ей знаки внимания… Мне приходилось делать вид, что я внимательно слушаю ее. Из вежливости. Из осторожности. Чтобы, не дай бог, не настроить ее против себя. Промолчала я и тогда, когда поняла, что она потихоньку “зажала” все мои деньги.