Выбор оружия - Левицкий Андрей Юрьевич. Страница 7
Под склоном – полоса земли и понтонный мосток, ведущий к узкому островку всего в нескольких метрах от берега. На острове, я знал, были пляж, развалины кафе и лодочная станция.
Доски заходили ходуном – того и гляди какая-нибудь провалится, и окажусь я в воде между полыми жестяными бочонками, поддерживающими мост на плаву. Все же я благополучно добрался до острова; вздымая фонтаны песка, пересек пляж и остановился возле лодочной станции. Вот она, река, широкая в этом месте – метров восемьдесят до противоположного берега. И куда правее острова почти на середине стоит баржа, похожая на приземистый длинный утес, мохнатый и темный.
Я лихорадочно огляделся. На песке валялось несколько разбитых водяных велосипедов и дырявые лодки. А это что там, за будкой лодочника? Сделав несколько шагов, я увидел небольшую пробковую посудину, когда-то красного цвета, а теперь коричнево-розовую, всю в мелких трещинах. Схватил ее за борт, легко приподнял, бросил днищем на песок, обежал, приглядываясь…. Нет, не дырявая, кажется. А весла где?
Тем временем зверье затопило берег. На краю реки живая лавина слегка задержалась, но задние напирали, и среди волн уже мелькали крысиные головы, ну а по мосту, который я только что пересек, бежали псы. Толкнув лодку ближе к воде, я бросился к будке, вломился в нее, но того, что мне было нужно, не нашел. Выглянул сквозь широкое окно в другой стене… Вот оно! Прямо из песка торчало весло. Я выпрыгнул в окно, едва коснувшись ногами подоконника, схватил весло и, видя, что крысы и псы уже добрались до острова, метнулся в обход дома.
Лодочка была совсем легкой. Спихнув ее в воду, бросил автомат под скамейку, налег, отталкиваясь ногами от дна, пока вода не дошла до середины бедер, и перевалился через корму. Течение тут же подхватило нас – в Припяти оно сильное, куда быстрее, чем в Днепре. Лодка сразу начала поворачиваться, но я, встав коленями на носовой доске, схватил весло и погреб.
Цевье в моих руках сломалось.
– Твою мать!!!
Лишь в последний миг я успел схватить нижнюю часть, а верхушка бултыхнулась в воду и поплыла, обгоняя лодку. Теперь в моем распоряжении осталась овальная лопасть с «рукоятью» длиною сантиметров сорок. Что за день такой? С утра не задался! Как при помощи этого управляться с лодкой?!
И все же я стал грести, потому что звери уже плыли через Припять: сотни их течение уносило прочь, но другие сотни, скатываясь с холма, падали в реку, и постепенно расстояние между ними и мной сокращалось. Стало темнее; солнце исчезло за холмами, приближался вечер. Я греб что было сил, но от берега удалялся медленно, течение сносило лодку куда быстрее. Кроме того, я устал, а орудовать обломком было гораздо тяжелее, чем нормальным веслом. Сердце колотилось, грудь тяжело вздымалась, руки ныли… Оглянулся: между волнами мелькали головы. До парома дотяну как-нибудь…
Даже для Зоны он был очень уж странным, этот несоразмерно огромный паром, поросший мхом и мелкими кустиками, со свисающими в воду лохматыми тросами, с кривым деревцем на крыше рубки. Он много лет стоял здесь, посреди Припяти, не двигаясь с места, а ведь никаких якорей там не было. Стоял, постепенно зарастая, плесневея, напитываясь влагой, и говорили, что по ночам сквозь щели между досками рубки пробивается тусклый мертвенный свет. Сколько себя помню, на барже никогда никто не бывал, никто не пытался приблизиться к ней даже посреди яркого дня – про ночь или вечер и речи не шло.
Я вновь стал грести, потом отложил весло. Перекинул ремень автомата через голову, чтобы оружие оказалось за спиной. И когда течение понесло лодку мимо парома, ухватился за свисающий с борта ржавый металлический трос.
Глава 3
Отбежав, я присел за бортом и выставил над ним автомат. Смеркалось, но звериные головы среди волн были еще хорошо видны. По нависающему над рекой берегу гуляло зарево: в городе начался пожар. Я перегнулся через борт, щурясь в полутьме, вглядываясь… Ага! Они не приближались к барже. Те звери, которым хватило сил противостоять течению и добраться сюда, проплывали мимо, не пытаясь вскарабкаться. Псы и не смогли бы, но крысы – запросто. Что же это за место такое заколдованное, раз они боятся, даже рискуя утонуть… Облившись холодным потом, я резко обернулся, подумав вдруг, что все это время находился спиной к опасности, что именно сейчас нечто приближается ко мне сзади, – обернулся, двигая стволом из стороны в сторону, готовый стрелять.
Никого там не было. На середине палубы возвышалась рубка с деревцем на крыше, вокруг стояли ржавые машины. Ни одной иномарки, сплошь «Жигули», «Москвичи» да «Запорожцы», а еще белая «Волга» и пара грузовичков. Паром остановился здесь, посреди реки, когда совершал очередной рейс, самый обычный; по широкому дощатому пандусу на него заезжали машины и заходили люди, желающие переправиться через Припять (с человека, должно быть, двадцать пять копеек, за автомобиль рубль), – он плыл, у противоположного берега прижимался к отвесному бетонному скосу бортом, обвешанным для амортизации старыми шинами… На нем даже не было якорей, насколько я мог судить, только причальные канаты. Я вновь посмотрел на воду: псов почти не осталось, хотя крысы еще мелькали среди волн, впрочем, теперь едва различимые. Приближаться они по-прежнему не пытались. Достал ПДА из кармана, глянул. Пять меток были прямо передо мной.
– Витек, Стечкин! – громко позвал я, припоминая имена и клички тех, кого Курильщик отправил с Медведем. – Копытыч, эй! Горбун, Серый, Дроля! Это Химик, слышите? Нас с Пригоршней Курильщик за вами отправил…
Тишина. Не опуская автомата, я в полуприсядку засеменил через палубу, миновал проржавевший «Запорожец», добравшись до небольшого микроавтобуса-«уазика», кое-как на него вскарабкался. Выпрямился и огляделся. Пара десятков машин стояли вокруг, из щелей между досками палубы росла трава. Ближе к носу находился грузовик с землей. Задний борт проломлен, кузов приподнят, так что значительная часть содержимого высыпалась наружу. Там проросла трава и несколько кустов.
И никого вокруг, ни единого движения не угадывалось в полутьме, разве что ветви иногда покачивались на легком ветерке. Я сел, сложив ноги по-турецки, достал из сумки кусок шоколадной плитки, все, что у меня оставалось из съестных припасов, и принялся жевать.
Со стороны кормы донесся приглушенный треск, и я упал на бок, чтоб не подстрелили из-за какой-нибудь машины. Чуть шоколадом не подавился. Черт! Надо было обойти всю баржу, прежде чем залезать сюда и торчать на виду у… У кого? Кто мог обитать здесь? К тому же очень уж я устал после всей этой беготни, глаза слипаются. Но спать нельзя еще. Хотя, скорее всего, это просто палуба скрипнула или ветка того дерева, что на крыше рубки росло. Откуда оно там взялось, кстати? Ветер, что ли, за все эти годы земли туда нанес? Да нет, что-то не верится, скорее уж чернозем специально кто-то притащил на крышу… Только зачем?
Я достал ПДА – и обомлел. Опять эти штучки: ни одной метки, все исчезли! Но тут же на краю экрана, за широкой полосой Припяти, возник фиолетовый кружок, мигнул и погас. И что толку от всей этой техники, если ничего понять невозможно? Дьявольский район, век бы сюда не заходил!
На животе я сполз с «уазика», приседая, обогнул его, перебежал к темно-зеленым «Жигулям», стоящим ближе к борту. Оттуда, выглядывая и вновь прячась, – к «Яве» с коляской. И увидел позади мотоцикла еще один грузовичок со спущенными шинами и откинутым бортом. Внутри были разломанные ящики. К тому времени уже совсем стемнело, но от берега лился свет пожара, так что я сумел разглядеть среди досок консервные и стеклянные банки. Еще там солома была да бумажные обрывки, остатки упаковки, должно быть, в которую стекло заворачивали. Ага, это он продукты перевозил, но потом кто-то содержимым кузова занялся… Я выпрямился, быстро осмотрелся, вновь пригнувшись, побежал дальше, к корме.
Перебираясь от машины к машине, обошел весь паром, а под конец заглянул в рубку. Никого здесь не было, ни внутри, ни снаружи, пусто и тихо. И предчувствия меня никакие не посещали, дурно не становилось, как тогда, на холме возле водонапорной башни. Вот тебе и таинственное место – ничего загадочного, ничего зловещего. Но ведь стоит паром на одном месте. Давно уже. Значит, что-то держит его, какая-то сила… Стоп, а если… Я бросился к борту.