Полигон - Шакилов Александр. Страница 13
Пройдя по асфальту метров четыреста, нашли место, где «коробочка» съехала с разбитой непогодой дороги, – и свернули.
И вот тут начались такие чудеса, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
«Конечно, Милечка! Ну конечно же! Не изволь беспокоиться! Да я для тебя и сыночка твоего, ангелочка белобрысенького, все что угодно! Это такая радость! Так вы меня, старуху, порадовали! Я со всем моим удовольствием!» – стыдно вспомнить, что она несла.
Но когда-нибудь любому унижению приходит конец. Дверь закрылась-таки за Миленой, этой прошмандовкой, задурившей ее братцу голову много лет назад. Да как эта сучка посмела заявиться сюда посреди ночи?! Еще вырядилась зачем-то в облегающее черное трико!
Улыбка сползла с лица Розы Ивановны Сердюк, скомкалась морщинами глубже океанских впадин. Поправив на носу очки с толстыми линзами, она опустила взгляд стальных глаз на мелкого ублюдка, оставленного ей на попечение, затем поднесла к линзам театральный бинокль, чтобы рассмотреть это получше.
Малыш-ангелочек? Как бы не так! Даже если ребенок внешне чуть милее Фредди Крюгера, это ничего не значит! Точнее – это верный признак того, что с юных лет он умеет скрывать свою мерзкую сущность. Да и что могло родиться у шлюшки, настоящие родители которой сдали ее в интернат, и у мужлана, который с виду ну матерый уголовник, еще и алкоголик небось, если вообще не наркоман?!
Роза Ивановна еще раз взглянула на это. Да уж, на попечение ей достался не лучший образчик детеныша: омерзительно пухлощекий, светлые кудри-пружины не чесаны, голубые глаза слишком большие и слишком наивно пялятся вокруг – высматривает, паршивец, что бы спереть! Карапуз – так принято называть подобных существ. Но Роза Ивановна называет их иначе – толстые свиньи.
Она не просто следит за фигурой, она вообще скрупулезно относится к своей внешности. Нельзя себя распускать! Лишний вес есть признак отсутствия самодисциплины. Выглядеть неряшливо – позорно. Именно поэтому она одевается строго, неброско, и волосы заплетает в косу и укладывает вокруг головы, как женщина-кумир ее молодости, ставшая жертвой политических репрессий.
– Можно, я машинки покатаю? – сын Милены протиснулся в гостиную, зацепив локтем Розу Ивановну. И сделал он это, конечно, преднамеренно.
– Смотри, куда прешь! – прошипела она.
Однако детеныш оставил без внимания ее справедливое замечание. Мало того, он еще и наступил на хвост Чешильде!
– Какая кися! Я тебя поглажу! – заорал детеныш и, схватив Чешильду за загривок, поднял ее в воздух и принялся жестоко истязать.
Обожаемая кошка пани Сердюк, черная, точно сажа в полночь, запросто ловит крыс и даже сычей. Она – гроза всех окрестных собак: поджав хвост, бультерьеры бегут от нее прочь. Старушки спешно покидают насиженные лавочки, стоит только Чешильде выйти на прогулку. А тут такое!..
– Хорошая кися! Ха-а-рошая!
Полузадушенная кошка перепуганно смотрела на хозяйку и жалобно мяукала, не пытаясь даже вырваться из объятий детеныша. А тот, наслаждаясь ее муками, смеялся и методично вытирал грязные лапы о чудесный шелковистый мех!
Роза Ивановна едва не задохнулась от ярости.
Детеныш ей за это заплатит!
След протектора БТР-80 отчетливо пропечатался на земле, еще влажной после вчерашнего дождя. Водила попер прямо по целине. Не лимузином ведь управлял, не паркетником, склепанным в Кременчуге по корейским лекалам. Его транспортному средству о восьми колесах дозволялись и не такие выкрутасы по пересеченке и водным преградам, причем если экипаж регулярно проверял сохранность резиновых уплотнителей и вовремя менял негодные, не терял пробки от дренажных отверстий и не срывал резьбу, то плавание будет надводным, а не подводным. Короче говоря, БТР-80 разве что не летает…
В общем, ориентир мы обнаружили заметный. И хорошо. Топай себе по двум узким тропкам, никуда не сворачивай, и будет тебе счастье.
Но как раз с этим и была проблема.
Нам очень хотелось свернуть налево. В прямом смысле.
Меня так и тянуло в густые непроходимые заросли. И только Милена сделала первый шажок туда, я, не раздумывая, чуть ли не бегом последовал за ней.
Продравшись сквозь колючий кустарник, мы выскочили на асфальтированную дорогу, поросшую островками удивительно зеленой, словно изумрудной травы. Почти нетронутым сохранился лишь бордюрный камень. Тут и там, взломав кору асфальта, проросли деревья. Но они отчего-то погибли и теперь стояли сухие, раскинув по сторонам ветви, – неприлично голые ветви, совсем без листьев, блудливо норовящие снять с меня РЗК, сорвать с лица Милены маску дыхательного аппарата, сбросить с плеча такой обременительный «калаш»…
Они как бы предлагали нам раздеться.
Да-да-да, обязательно нужно раздеться!
Чтобы очнуться, прекратить этот бред, я на ходу укусил себя за губу, – это проще, чем ущипнуть себя за руку, если ты в РЗК. Помогло. Даже подумалось: «Черт, глупость какая! Зачем мне раздеваться?! Тем более здесь?! Это же не примерочная в бутике, это заброшенная дорога на Полигоне!» И все, на этом трезвые мысли закончились.
Чувствуя, как кровь стучит, пульсирует в висках, – и не только в висках! – я тяжело задышал. Милена обогнала меня на пяток шагов. Ее прямо-таки трясло. Напряженную спину то и дело сводило судорогой, и все тело моей супруги встряхивало. Милену будто били электротоком, раз за разом тыча ей между лопаток оголенным проводом. Но вот она зацепилась ногой за обломок бордюрного камня и упала на колени.
И сняла с себя рюкзак.
– Я т-тебя х-хочу! – простонала жена.
– Я т-тебя то-о-оже! – выдавил из себя я.
Животная страсть – вот что это было. Мы напрочь отринули все человеческое, все цивилизованное. Глядя друг на друга, мы отбросили оружие, сорвали с себя снарягу, РЗК, вообще все и…
О дальнейшем умолчу. Джентльмены не предают публичной огласке подробности личной жизни. А что лично жить нам довелось в не самом подходящем для любовных игрищ месте, это… Это случай хоть и интересный с научной точки зрения, а все же интимный.
Сколько времени мы провели, до исступления, до боли растворяясь друг в друге, не знаю. Сознание мое утонуло в любви к Милене. Я наслаждался близостью желанного тела.
И потому не сразу заметил, что на заброшенной дороге мы не одни.
Я всего на миг оторвался от жарких губ жены – и понял, что наше любовное гнездышко со всех сторон окружено норами. И каждая диаметром с баскетбольный мяч. Причем мы вблизи от центра каплеобразного сектора, внутри которого нор нет и близко, зато за пределами сектора их более чем достаточно. И это не просто дырки в земле и в асфальте. Они не пустые. В них кто-то обитает. Из норы вдруг выскочил небольшой, размером с кошку, зверек и, быстро-быстро пробежав пару метров, вновь скрылся под землей.
Он был похож… на сурикату!
Тело его покрывала оранжево-коричневая шерсть, на хвосте – желтоватая. Голова у зверька была белой, уши – черными. Когти на лапах, насколько я успел заметить, длинные и крепкие. Они годятся не только, чтобы рыть норы, но и сойдут в качестве консервного ножа, если принять, что жестяные банки – это мы с Миленой. Еще у него были здоровенные – на полморды – черные злые глаза. Но особенно мне не понравились торчащие из пасти клыки.
Впрочем, меня вновь ввергло в пучину странной, болезненной страсти, и думать забыл о норах и зверье. А когда опять сумел оторваться от Милены, вокруг нас собралась уже вся стая. Сурикаты выбрались из укрытий и не мигая смотрели на наши обнаженные тела. При этом они щерили клыки, с кончиков которых капала слюна. Чертовы мутанты!..
Я понимал, что нам угрожает смертельная опасность, но не мог остановиться – продолжал целовать жену. Меня корежило и трясло от одной только мысли, что надо оторвать от Милены хотя бы палец и потянуться за оружием, чтобы защитить нас от стаи мелких хищников. На лбу тут же конденсировались капли холодного пота, и нечем было дышать, и в груди сердце будто заменили камнем…