Спираль - Лазарчук Андрей Геннадьевич. Страница 2

В общем, девицы появлялись и исчезали сами, он ничего не предпринимал ни для того, ни для другого.

Потом он устроился охранником в «Базис». Его немного повеселила процедура получения лицензии: за двадцать минут всё — и медкомиссия, и нарколог, и психолог, и психиатр, и экзамен. Теперь он получил право иметь при себе на службе гражданский (то есть с ослабленным патроном) пистолет и в острой ситуации мучительно размышлять, применять его или остеречься; неизвестно, что страшнее: дадут тебе по голове и свяжут, — или ты всё сделаешь по инструкции и потом долго и тупо будешь объясняться со следователями и судьями — с почти однозначно плохим для себя результатом. Вместо пистолета он купил боевой фонарь-дубинку на девятьсот люменов. Впрочем, и его ни разу не пришлось использовать — до последнего дня.

Через четыре месяца снова приезжала мать, снова уговаривала перебраться в Брянск — Юра не поддался на эти уговоры, но в качестве компенсации просто вынужден был взять деньги. Не очень толстую, сантиметров пять, но всё-таки пачку.

За шесть миллиметров он нанял бригаду, и ему сделали простенький добротный ремонт квартиры, а за тридцать пять миллиметров купил слегка подержанный «ТГНБ» — камазовский внедорожник. Машина оказалась вполне пристойной и даже не слишком прожорливой, а главное, полностью оправдывала своё название и грязи действительно не боялась; и поздней осенью, и следующей весной он с двумя новыми приятелями из «Базиса» несколько раз ездил на охоту-рыбалку и во всём убедился сам.

«Базис» был конторой достаточно большой, но не амбициозной: брал под охрану два-три, иногда четыре десятка самых разных, однако не слишком важных объектов — в диапазоне от овощебаз до вилл. Юру обычно ставили на офис страховой компании или на гостевой домик нефтяников. В последнем случае работа была не столько охранницкая, сколько по хозяйству: наколоть и натаскать дров для сауны, проследить, чтобы никто не утоп в бассейне, помочь перебравшим гостям не промахнуться мимо своих коек — ну и так далее. Если же гостей не было, Юра со старым садовником Юсуфом часами гоняли шары на бильярде. Когда-то Юсуф работал маркёром в Алуште, глаз и рука его были уже не те, но навыки оставались, и эти навыки Юра жадно перенимал.

Складывать паззл он так и не перестал, однако теперь это протекало где-то в глубинах мозга само собой — иногда, правда, активизируясь ночами. Был случай, когда Юре показалось, что он всё понял, все фрагменты сошлись и никакие концы не торчат, он вскочил, не зная, что делать, а потом даже набрал номер Серёги из Дубны, но после первого гудка устыдился — глубокая ночь, блин! — и положил трубку. С чувством исполненной повинности он лёг, провалился в глубокий и горячечный сон — и увы, наутро не помнил ничего из своих построений…

В общем, всё так и текло — размеренно и неторопливо, — пока не появилась Алёна.

2

Весна была долгая, холодная и противная, и даже первая половина июня выдалась так себе — пасмурно, дожди хоть не затяжные, но каждый день. Лето началось только после пятнадцатого. И тут Митрофаныч — один из двух директоров «Базиса», у которого именно в эти дни младшая сестрёнка выходила замуж, — решил устроить пикничок для своих: то есть и сотрудников, и клиентов, и просто друзей. Всего желающих набралось человек шестьдесят-семьдесят — непьющие на своих колёсах, для остальных был предусмотрен длинный вместительный жёлтый автобус. Кавалькада получилась впечатляющая: впереди лимузин, за ним десяток легковушек, за ними автобус, а за ним грузовичок с припасами. Неподалёку от Дубны на водохранилище у одного из Митрофанычевых друзей была своя турбаза, которую и сняли целиком.

Сначала было неплохо, но под вечер Юра резко загрустил; снова между ним и другими людьми повисла плёнка, на этот раз плотная и мутноватая. Он ушёл на берег. До заката оставалось часа два-три, небо было почти чистым, с лёгкими облачками по краям. На пляже немного в стороне громко пировала компания человек в десять, то ли свои, то ли чужие — в трусах не узнать; трое поохватистее забрели в воду по яйца и застыли в задумчивости. Юра посмотрел в другую сторону. Там далеко в залив выдавался длинный причал, и среди моторок рядом с ним покачивался на поплавках оранжевый дельтаплан с мотором. Любопытствуя, Юра пошёл туда. Под полосатым зонтиком загорала в одиночестве попой кверху голая девушка, читала книгу. Рядом лежали гигантские тёмные очки. Хорошо людям, подумал Юра.

Он забрался на причал, новые доски приятно пружинили под ногами; пахло тиной, водой и немножко бензином. Моторки тёрлись друг об дружку, издавали неожиданные звуки. Медленно он прошёл до конца причала, постоял, повернулся обратно. Остановился рядом с дельтапланом. Один поплавок его был изрядно помят. Сиденья располагались рядом — легкомысленные, из чёрного пластика, в дырочку. На крыле исполнен был номер: «ПР-17» и название «Пеликан». У причала аппарат удерживал простой велосипедный замок.

— Нравится? — спросил кто-то рядом.

— Да вот… заинтересовался, — сказал Юра, оборачиваясь.

Перед ним стоял совсем квадратный мужичок с головой в форме усеченной пирамиды. Мужичка украшали камуфляжные шорты с кобурой на поясе. Из кобуры высовывалась зализанная рукоятка какого-то револьвера; в револьверах Юра не разбирался, поскольку не понимал, в чём их смысл.

— Покататься хотите? — продолжал мужичок.

— Ваш, что ли?

— Нет. Я тут охранничаю. Так хотите?

— Не знаю. А почём?

— Полторы.

— Что, новыми?

— Копать мой лысый череп! Старыми, конечно.

— Всего-то?

— Ну. Можно, конечно, и больше. Если дольше. А так, над заливом — полторы.

— А давайте.

— Щас. Алё-она!!! Пассажир пришё-ооол!

Девушка под полосатым зонтом отложила книжку, села, сидя натянула шорты и футболку, нахлобучила на лицо огромные очки, на голову — белую кепку-трансвааль, встала, отряхнулась, попрыгала. Обуваться не стала, пошла по песку босиком, по кроссовке в каждой руке. Юра улыбался про себя.

— Здравствуйте, — сказала она, подойдя. — Вы, что ли, полетать хотите?

— Я, — сказал Юра. — Хотя мне жаль, что я вас отвлёк от… э-э…

— Нормально, — сказала Алёна. — Всё равно уже не загар, солнце низко. Вы на таких раньше летали?

— Нет, — признался Юра.

— Ну, тогда слушайте: пристёгивайтесь плотно, там перед сиденьем такая скоба есть обрезиненная — держитесь крепко, руками не машите. Блевать захочется — блюйте вправо от себя. Ну а всё прочее понятно интуитивно…

Всё это время Юра откровенно любовался лётчицей. Из-под кепки спереди выглядывал рыжевато-пшеничный чубчик, сзади — такой же хвостик с совершенно выгоревшими кончиками волос (когда успела?), а по бокам — округлые ушки, намекающие на мультяшную мышастость. При откровенной блондинистости брови были тёмные, тонкие и с ироническим изломом; в прищуренных глазах таился какой-то очень редкий невиданный цвет — неужели настолько синий? Короткий острый носик был лихо вздёрнут и украшен созвездием (прихватывающим и высокие скулы) неярких веснушек; губы хитро подрагивали.

— Вы думаете о чём-то другом, — сказала лётчица.

— Пытаюсь сообразить, что это за созвездие. — Юра показал пальцами на свою переносицу и скулы.

— Орион, — подсказала она. — С очень небольшим допуском. Так он будет выглядеть лет через пятьсот.

— Чертовски загадочно, — сказал Юра. — У вас нет родственников — путешественников во времени?

— Разве что дядя Митя, — сказала Алёна. — Иногда он откалывает совершено необъяснимые номера. Кстати, как вас зовут?

— Юра. Можно Гоша. Вообще-то Георгий, но от формы «Жора» меня начинает корёжить.

— Ни за что не подумала бы, — сказала Алёна. — Вам удивительно не идёт это имя. Давайте на время нашего знакомства вы будете… — Она прищурилась и наклонила голову. — Вла… нет, Ва… дим… Вадим, точно-точно, Вадим и сокращённо Дима. Дима… Да, вот это стопроцентно ваше. А я Алёна — ну да вы уже знаете. Полетели?