Спираль - Лазарчук Андрей Геннадьевич. Страница 40

«Вы недовольны своей жизнью? Вас окружают люди, с которыми у вас нет ничего общего? Вы занимаетесь работой, в которой не видите смысла? Всего лишь один визит к потомственной исправительнице Мирославе — и всё в корне изменится! Телефон 907 03 03, в любое время дня и ночи. Всего один звонок — и у вас появится шанс. Не упустите его!»

Оба долго смотрели на бумажку.

— Ты думаешь, это оно? — спросил Юра.

Эля судорожно кивнула. Лицо её вдруг стало восковым.

— Что? — встревожился Юра.

Эля указала на своё горло. Потом, через несколько секунд сказала сдавленно:

— Я Алёнку… вот как тебя сейчас… на миг. Ей плохо там. Страшно. Не знаю, что случилось… Но это та самаябумажка. Так Аля сказала. Это след, Юра.

— След, — повторил за ней Юра. — Ну, что же… Вперёд?

— Я немного отдышусь. И знаешь что? Налей нам выпить. Для храбрости. Как у вас там говорилось?..

— Никак, на операциях мы не пили. Только если ранят — ну или потом, на базе, чтобы расслабиться. А перед или во время — ни боже мой.

— Значит, я бы у вас не смогла…

— …ты пойми, — пьяно говорила Элла, — я ведь с ней не разговариваю, вот как с тобой, например — ты слово, я два, ты слово, я четыре, — а происходит вот так. — Она сильно и быстро провела себе ладонью по лицу и отвела руку, а потом стала смотреть на неё: — Прикосновение, и видишь — остаётся какая-то пыльца, как с крыльев бабочки, и ты постепенно, постепенно втягиваешь, что она думала в тот момент, что чувствовала, что видела, как ей было — хорошо, плохо, мягко, твёрдо, сладко, кисло, — теперь ясно, да?

— Ясно, — сказал Юра. — Ты хорошо объясняешь. А что ты ещё умеешь? Что может пригодиться?

— Не знаю, — сказала Эля. — Мамка же меня не учила ничему, то ли не хотела, то ли не успела. Вот только прятаться, закрываться — и всё. А так… что-то выскакивает иногда, но я даже описать не могу… не то что использовать… Ах, да. Я иногда вижу в темноте. Ушами.

— То есть?

— Ну вот если совсем темно — в помещении — совсем… я могу вот так вот в ладоши хлопнуть, и на секунду всё как бы освещается. Неясным таким светом, будто от гнилушек, но разобрать, где что, — можно. Это я умею.

— Забавно, — сказал Юра. — Мне в детстве такие сны снились. Только у меня зелёным светилось. — Он не был уверен, что это были сны, но говорить такое не стал.

Эля преувеличенно пожала плечами, почесала висок. Красные волосы её слиплись и висели, воспалившиеся глаза всё норовили полузакрыться, на скулах горел нехороший румянец.

— Может, ты тоже мой незаконный брат, — сказала Эля. — Тогда тебе Алёнку того, никак нельзя… Хотя нет, не получается. Что-то я гоню. Который час? Всего семь. Знаешь, я пойду полежу в ванне, в голове прояснится, и вчерм… ве-че-ром… вечером я позвоню. Сегодня. На случай… ну, на всякий случай.

Она поднялась, опершись о край стола — бутылка покачнулась, и бокалы звякнули, — и, сильно прихрамывая, пошла в спальню. В большую Г-образную нишу гостиной, которую приходилось считать спальней. Поверху над входом шла длинная толстая штанга — наверное, для портьер. Но портьеры там вряд ли когда висели.

Юра взял бутылку, поболтал. Средненький крымский портвейн, вряд ли палёный. Что же её так разобрало? Сам он опьянения практически не чувствовал, хотя эту беду за собой знал: пьянеть именно от вин, особенно креплёных; но всё равно… Он вылил остаток вина в свой бокал, выпил неторопливо, съел пару солёных орешков. Эля что-то роняла. Потом она появилась — голая, с полотенцем через плечо. Не обращая внимания на Юру, она дошла до ванной и, не закрывая двери, стала набирать ванну.

Юра смотрел на неё почти равнодушно. Эля была привлекательна не более, чем самка страуса. И, наверное, по этой же причине она была совершенно бесстыдна. Ну, кого могли привлечь эти тощие кривоватые бёдра, узловатые колени, кривые, выгнутые назад, голени? Красные волосы на остром лобке, костлявый зад с выступающим крестцом, круглая спина с торчащими лопатками, похожие на красные пластмассовые напёрстки соски без малейших признаков самих грудей? Тонкая вечно склонённая или изогнутая шея? В самый первый день Эля (признаться, слегка шокировав его своими обычаями) сказала, что в «Плейбой» её возьмут фотографироваться с распростёртыми, но только в раздел «курьёзы». Однако что самое смешное или страшное — это то, что в этом не пощажённом творцом тельце каким-то образом угадывалась Алёнка — стройная, сильная, желанная, прекрасная…

И тут же Юра вспомнил Алёнку в ту, последнюю встречу — если это можно было назвать встречей. У него сразу заныли челюсти. Есть что-то, чего мы ещё не сделали? — заставил себя подумать он. Оружие — проверено, вычищено, смазано. Ножи заточены. Связь — проверена. Бинокль простой и монокуляр ночной, пришлось брать и то, и другое, хорошего универсала не нашлось. Одежда, обувь, еда и питьё на три дня. Простейшие медикаменты. Кусочки дум-мумиё, растворимые капсулы в виде пуговиц, пришиты к воротнику форменного свитера у него и к краю капюшона Эллиного пальто. Психостимулятор, который вручил ему Быстрорез на прощание… это случилось во время умственного затмения, когда Юра ничего не запоминал из текущего, и только потом что-то всплыло в памяти — доктор тогда поймал его, поклялся, что будет хорошо присматривать за Алёнкиным телом, чтобы не дай бог что, и дал пластмассовый флакончик с большими жёлтыми капсулами: действие достаточно индивидуальное, сказал он, может даже вообще никак не подействовать, но, в общем, рассчитано на то, чтобы резко усилить возможности мозга — во-первых, станешь быстрее думать, а во-вторых, могут усилиться экстрасенсорные способности, которые мы тебе прививаем и которые, видишь, не было времени раскачать и раскрыть как следует… Юра сунул флакончик в карман и надолго о нём забыл; найдя же, не сразу сообразил, что это такое.

Что ещё?..

Деньги. За деньгами Юра, переборов ретивое, обратился к Александру Антоновичу. Тот дал и пообещал вообще ничего не говорить матери — ни про деньги, ни даже про встречу. «Если окажется мало — только свистни», — сказал он на прощание. Юра кивнул, хотя подумал, что если этих не хватит, то, значит, не хватит и всех денег мира.

Информация. Почти по нулям. То ли смерть Ильхама оказалась детонатором, то ли просто первым взрывом в давно назревавшей войне, — но что Светличный, что Чернобрив перманентно были на операции, и те, с кем Юра сумел переброситься парой слов, в один голос говорили: как Юре с этим немцем и с этим отпуском повезло, а то в самой Зоне и кое-где вне её началось чёрт знает что, Карабах какой-то, не знаешь, откуда и от кого пули ждать… На всякий случай Юра подробно описал всё, что имело отношение к Алёне и к тому, что он задумал, и отправил одно письмо Светличному, второе — Митрофанычу, распечатал и засунул рукопись в тумбочку, а также выложил на хостинг с открытием всеобщего доступа через три недели — если он сам не даст команду об отмене.

Всё или не всё?

То есть абсолютно всё — никогда не бывает, и обязательно произойдёт такое, что именно того, чего нет в наличии, и будет тебе критически не хватать… но пусть это будет водоотталкивающая пропитка для обуви, а не батарейки для фонаря или зарядка для телефона. Или патроны. Или…

Он написал на листе: «батарейки». Возьму ещё два десятка, не помешают.

— Как-то слишком просто, — сказала Эля, положив трубку. — Просто не верится.

— Транслируй, — сказал Юра.

— Вам страшно повезло, именно завтра отправляется наш рейс, места ещё есть. Будьте в пять сорок у платформы «Вышгородская» рядом с павильоном «У садочку». Синий автобус «Фиат-лама», назовёте себя водителю. Иметь с собой запас бутербродов и питья на целый день…

— Всё?

— Пятьсот рублей денег.

— И?..

— Вот теперь всё.

— Мерзавцы. Ладно, сестра. Давай сейчас закажем такси, поставим будильник, и завтра ты рванёшь по маршруту. А я немедленно выдвинусь в Обуховичи и буду тебя там встречать. И незаметно следовать в отдалении. Я всегда буду рядом, понимаешь? В общем, ничего не бойся. Хорошо?