Спираль - Лазарчук Андрей Геннадьевич. Страница 42

Потом как будто что-то незаметно сдёрнули с пейзажа, и он увидел справа электричку из своих снов. Синий мотовоз, два ободранных вагона, похожих на трамвайные, две открытые платформы. Она шла в том же направлении и понемногу обгоняла.

Монотонный ритм сигналов пеленгатора вдруг нарушился: расстояние с автобусом стало сокращаться. Юра притормозил, потом и вовсе остановился на обочине. Слез, присел, разминаясь, сделал вид, что копается в двигателе. Навстречу двигалась военная колонна: БТР, три грузовика (открытых; мокрые зелёные каски чуть выступали поверх бортов), два военных автобуса (один с красным крестом на борту), уазик-«буханка», ещё грузовики, теперь уже крытые… Похоже, что да — где-то что-то происходило, и серьёзное.

Не отвлекаться.

Гражданская колонна дисциплинированно стояла, пропуская военную, при этом чуть изогнувшись в огиб машины, стоящей у обочины. Присмотревшись, Юра увидел, что это вроде бы и есть синий «Фиат», и вроде бы из автобуса никто не выходит… но без бинокля трудно было рассмотреть что-то на таком расстоянии, а обнажать бинокль Юре казалось ещё рановато, слишком много вблизи шоссе было сейчас и случайных-посторонних, и заинтересованных глаз.

Он дождался, когда проедут военные и когда тронутся гражданские. И да, действительно — синий «Фиат» остался стоять. Пеленгатор тикал размеренно, как метроном.

Юра терпеливо стоял тоже. «Возился с мотором».

Через несколько минут откуда-то справа, со стороны железнодорожной линии, вывернул здоровенный китайский джип. Подъехал к автобусу, притормозил кабина к кабине. Юра видел, как в открывшееся окно высунулась голова. Последовал какой-то разговор, голова скрылась, джип тронулся и с рёвом стал разгоняться. Юра встал, поднял руку — но, разумеется, чёрный «сарай» пронёсся мимо, вздув ветер, такие не останавливаются на чьи-то там просьбы.

Микроавтобус между тем тоже тронулся, свернул направо — туда, откуда появился джип, — и почти сразу пропал из виду.

Юра подождал немного, потом достал пеленгатор из кармана, прицепил к рулю на кронштейн для навигатора — и двинулся следом.

Просёлок, на который свернул «Фиат», был чудовищен: яма на яме. В былинные времена его, наверное, подновляли щебнем и подправляли грейдером — но когда это было? Уж точно до появления Зоны… да и почва здесь была болотистая, вон сколько камышей… Нелепая эта дорога некоторое время шла между шоссе и железкой, потом резко свернула в сторону железки — и тут стало ещё хуже. Это была уже не дорога, а две параллельные канавы, залитые водой. Они вели в квадратного сечения трубу под насыпью. Якорный бабай, подумал Юра, надо было перемахнуть насыпь где-нибудь в стороне, а то ведь тут и утонуть недолго. Вода была под ступицу, и вообще он не знал, насколько этот байк устойчив к намоканию. Если зальёт генератор, то кранты…

Однако же обошлось. Хотя запах вскипевшей грязи не раз заставлял сжиматься что-то внутри. И точно не сердце.

Когда он выбрался из залитой колеи на твёрдую почву — а по ту сторону насыпи дорога оказалась неожиданно хорошей, укатанной и ровной, — отметочка на пеленгаторе показала, что «Фиат» движется почти в трёх километрах впереди и с хорошей скоростью. Нужно было нагонять… но что-то тревожило. Юра огляделся. Сначала не увидел ничего особенного. Потом — дошло.

Купа деревьев чуть в стороне от дороги стояла, не сбросив листьев. И цвет их был знакомый: серо-жёлто-буро-зелёный.

По карте до Зоны оставалось ещё километров двадцать пять на север…

27

Около полудня отметка на экране наконец остановилась, и Юра подумал, что это финиш — ну или по крайней мере промежуточный финиш. Дорога вымотала его, особенно последние пятнадцать километров — лесистая, с короткими, но крутыми и осклизлыми подъёмами и спусками, с узловатыми корнями под колёсами, с какой-то непонятной вонью, будто кто-то полил мазутом падаль… За последней деревней, полупустой и агрессивно-подозрительной, больше не попадалось ни души — то есть ни гражданских, ни солдат, ни скота, — и даже серые вороны, прежде обсыпавшие все придорожные деревья и столбы, куда-то пропали. Дважды дорога вплотную приближалась к ограде Зоны, здесь как будто совершенно не интересной никому, заросшей между кольями сухой травой, оплетённой то ли хмелем, то ли каким-то другим вьюнком, с сухими ветками, застрявшими в ржавой проволоке. И по ту сторону Зона, сколько можно было видеть, казалась совершенно безжизненной — серая осока, какие-то колючие непроходимые заросли, лужи с ржавой водой…

Когда до отметки, а значит, до Эли, осталось метров триста, Юра заглушил мотор, откатил мотоцикл в кусты, положил на бок, привалил сверху ветками и забросал палой листвой так, что с двух шагов не увидеть и без пеленгатора (маячок он засунул в инструментальный ящик) не найти. Потом быстро собрал «Каштан», рассовал по карманам запасные магазины, пристроил кобуру с «Гюрзой» на клипсе за поясом, надел куртку и рюкзак, спрятал «Каштан» за полу, осмотрелся, как мог; вроде бы ничего не торчало. Подхватил на плечо сумку — и двинулся через лес напрямик, стараясь производить поменьше шума.

Снег лежал пятнами, иногда тонким слоем — проступали упавшие веточки и листья, — а иногда толстым, может быть, и по колено. Такие пятна Юра старался обходить.

Вскоре запахло дымом.

А потом отметка Эли на экранчике пеленгатора взяла и исчезла. Отметка мотоцикла осталась, а Эли — нет. Такого не могло быть, на Эле было семь маячков, причём три работали постоянно, однако же…

Он увидел синий бок автобуса достаточно поздно — едва не воткнувшись в него. Этот лес, казавшийся по-позднеосеннему прозрачным, хитро обманывал — но как он это делал, Юра всё ещё понять не мог. Только что ничего не было, переплетение свисающих сверху ветвей, чахлых голых стволиков, тянущихся снизу, и застрявших где-то посередине крупных жёлтых и коричневых листьев… и тут же — синий бок автобуса, стёкла, в которых отражаются всё те же свисающие тонкие ветви, голые стволики и неподвижные листья, жёлтые и коричневые, и на просвет сквозь окна виден ободранный дощатый забор и ворота под голубой аркой в форме радуги, и осталось несколько букв: «И», «Ь», «РА», «3»… Пахло бензином. Почему-то сильно пахло бензином. И чем-то ещё.

Стараясь не наступать ни на что хрустящее, Юра обошёл автобус сзади.

Первое, что он увидел, — это торчащие из-за автобуса ноги в резиновых сапогах. Припав к холодному боку автобуса, Юра медленно, по миллиметру, высунулся из-за него и стал изучать местность.

Похоже, никого живого здесь уже не осталось.

Вот этот, резиновые сапоги и старый брезентовый плащ с капюшоном, лежит у колеса, обхватив руками живот. Плащ промок чёрным. Вон там, слева, где устроено что-то вроде места ожидания — несколько брёвен, над ними навес из железа на деревянной раме, дымок от костра, — там тоже лежит человек. Грудью в угли. Тянет горелой шерстью и горелым мясом. И третий, похоже, в самом автобусе: из двери вывалилась нога в высоком полусапожке, штанина задралась…

Всё.

Но где остальные? Почему нет отметки на пеленгаторе?

Потом, потом, потом…

Держа «Каштан» наизготовку, Юра на «трёх точках» подкрался к двери автобуса, заглянул внутрь. Действительно, один труп — наверное, водитель; похоже, его вытаскивали наружу, а он изо всех сил цеплялся за своё сиденье, за рычаг тормоза — и получил несколько ударов ножом в бок и под лопатку. Больше в автобусе не было никого. Юра выскользнул наружу, ещё раз внимательно осмотрелся (чисто), перебрался к костру. Перевернул труп. На этом — ботинки-берцы, утеплённые охотничьи штаны и — оба-на! — бронежилет под прогоревшей паркой и чёрным свитером. Толку, однако, в бронежилете, когда тебе проламывают голову… Ещё раз внимательно просканировав взглядом местность, Юра вернулся к тому, в резиновых сапогах. Может, хоть ты что-то подскажешь? Он потянул капюшон с головы…

Это был Серёга из Дубны.