Лукоеды - Данливи Джеймс Патрик. Страница 25

— Твой удар, Клементин. А снаружи, однако, штормит. Ты должен остаться на ночь. Не могу отпустить тебя одного по горной дороге в такую погоду.

Макфаггер сказал, что в такую погоду браконьеров не гоняют. И наша небольшая группа наконец уселась за стол, уставленный нугой, марципанами и горьким шоколадом, покрытым мятой. Макфаггер поглощал сладости с макаронами. Леди Макфаггер, которая выиграла в бильярд, играла на арфе. Она сказала, что в профиль у меня изумительно прямой нос. А у меня голова пошла кругом и я в сопровождении Бонапарта отправился в свою комнату, махнув на последок абрикосового бренди.

Кровать мне досталась вся в кружевах с балдахином на четырех опорах. На ночном столике виски и минеральная вода. Огромный мраморный умывальник со сверкающими медными стойками жирно вздувался внизу полотенцами. Мыло с ароматом папоротника и сандалового дерева. Сухие, мягкие простыни. Вокруг моей головы уютно возвышаются пуховые подушки. Я бы мог стать постоянным обитателем Дома Макфаггеров. Как Эрконвальд в Кладбищенском замке. Замереть, закрепиться и не возникать.

Клементин раскрывает сложенную книгу. Под названием Всемирная История Сифилиса. Лежу голый между простынями. Сначала постельное белье холодило, но теперь стало теплее. Розово-синий рисунок на стенах. Таможня и масса парусников, плывущих по реке. Серые шпили городских домов, один из них тюрьма. Потянулся за маленькой кнопкой на проводе, чтобы выключить свет. Медленно открывается дверь. Занавески вздуваются, впуская с ветром темноту. И Вероника призраком под веселым в полосочку зонтиков. С голыми трясущимися грудями. Скользит на роликовых коньках в высоких зашнурованных ботинках. По полу с грохотом.

8

Четыре дня провел, разъезжая в странном бронированном автомобиле Макфаггера. Лежал в мокром вереске и стрелял по фазанам. Гвоздь стоял рядом с биноклем и инструктировал меня относительно стратегических позиций, которые следует занять в случае атаки со стороны армии повстанцев. В полдень в разлившейся с запада синеве неба засветило солнце.

Утром леди Макфаггер уединилась с маленькой чашечкой кофе и длинной сигарой, которую она выкуривала в фарфоровой комнате. Еще раз отметила, раз уж я там оказался, мой замечательный профиль. Она сидела в длинном сатиновом платье и рассказывала, что каждый день она проводит здесь час в личных размышлениях. Подсчитывая, сколько продуктов украдено и выпито слугами. Она говорила высоко подняв подбородок, веки глаз подрагивали. Задавая вопрос, она то поднимала жемчужное ожерелье, то теребила его у себя на груди, выслушивая ответ.

Мои ноги и задница болели, так как Макфаггер вынудил меня скакать в горы галопом. С того места, откуда вдали виднелось синее до черноты море. Перейдя на легкий галоп, он стал стрелять невинных зайцев. При каждом попадании поднимал лошадь на дыбы так, что передние копыта молотили небо, а он хохотал и тряс над головой ружьем. Дул мягкий влажный бриз. Сквозь высохшие дубовые леса, простирающиеся в долине. Перед глазами стояла Вероника. Мускулистый животик, тонкая стройная талия. Руки на бедрах. Распущенные волосы седыми прядями падают на плечи. Длинные мышцы на бедрах. Мой дорогой мальчик, сказала она, я бедна. А у тебя такой просторный замок. Позволь мне быть твоей экономкой. Мне в моей городской квартире тесно. Ты такой молодой и такой невинный, аж плакать хочется. Я так хочу тебя развратить. Она сделала задний разворот на коньках. Я же лежал, напуганный всемирной историей сифилиса. И спросил, пока она расшнуровывала ботинки и ставила свой зонтик на туалетный столик, не больна ли она чем-нибудь заразным. Она вся так и вспыхнула. Легкий размеренный тон. Повторите, пожалуйста, свой вопрос на тот случай, если я вас не так поняла с первого раза? Я попытался говорить громче. Сказал, что вот здесь. Об этом всем.

— Что вы имеете ввиду?

— Я имею ввиду, что я как раз об этом читаю.

— О чем?

— О сифилисе.

— Да как вы смеете! Вы что, лежите тут и обвиняете меня в том, что я больна венерической болезнью? Да?

— Я недавно выписался из больницы.

— Вы уже об этом говорили, а теперь хотите сказать, что вы больны?

— Нет. Я хотел узнать, не больны ли им вы?

— Какая наглость с вашей стороны! Я ведь могу дать пощечину. Точно, я так и сделаю.

От удара у меня посыпались искры из глаз. Как можно сильнее, я ударил в ответ. От ее следующего удара я почти вылетел из постели. И поднял простыни перед собой.

— Бить женщину! Позор!

— Вы меня ударили дважды.

— Предположить, что у меня венерическое заболевание. Да за кого вы меня принимаете?

— В книге говорится, что им может заболеть каждый.

— А вы слепо укладываетесь в постель с любой?

— Я уже засыпал, когда вы въехали ко мне на ваших роликовых коньках.

— Ну, простите. Если не возражаете, я также быстро на них отсюда уеду.

Я давняя и близкая подруга Макфаггеров. Леди Гейл Макфаггер также является дочерью маркиза. И среди моих близких родственников два кавалера ордена Бани третьей степени.

Снаружи ревет шторм. Вероника сидит, опершись на руки. Точно так, как сидят на пляже. Отпускаю комментарий по поводу ее цветастого зонтика. Шумно выдохнув через нос, она отбрасывает покрывала и, потянувшись, хватает свои коньки, встает на один и, крутнувшись в воздухе, со всей силой шлепается на пол у кровати. Тишина и слабые агонизирующие стоны.

— Вы в порядке?

— О, Боже.

Вскакиваю с постели. Пробираюсь в полумраке. Она лежит на боку, держась рукой за спину. Стою над этим павшим человеческим существом. Большой мозоль на мизинце ноги, который как и остальные пальцы на ее ноге, кажется, сломан.

— Я вывихнула коленку. Боже, терпеть не могу боли.

— Уложить вас на кровать?

— Конечно, вы, что, не видите, я умираю?

Наклонившись, беру ее сзади за подмышки. Поднимаю в сидячее положение. С нытьем и стонами. Впереди болтаются груди. От падения она постарела лет на десять. Мой пенис некстати встает, но отсутствие духовных указаний в моей голове заставляет его опуститься, лишь только его головка чуть выступила.

— С вашего позволения я посижу немного, чтобы отдышаться.

— О, да, конечно, пожалуйста.

— По моему, я сломала себе позвоночник. Что мне теперь делать? Меня только что приняли на должность представителя компании по производству гигиенических салфеток. С такой травмой, я врял ли смогу работать.

— Уверен, вы поправитесь.

— Мне видно, как вы уверены, у вас же встал. О, Боже, теперь я надолго буду в гипсе. Это точно.

— Не надо так беспокоиться.

— Что вы понимаете в беспокойстве? Кто вас в следующий раз накормит? Что значит быть одинокой женщиной средних лет в этом жестоком и ужасном мире сплетен и неблагодарности? Вы не знаете, что это такое.

— Знаю.

— Действительно? Вас тоже обвиняли в том, что вы больны? Передайте мне зонтик, пожалуйста. Фактически, я считаю себя оклеветанной.

— Я не хотел.

— Прошу, поднимите меня. Осторожнее. И не касайтесь меня этой штукой.

— Тогда я вас не подниму.

— Сделай так, чтобы он упал.

— Не могу.

— Я лежу здесь, умираю, а вы стоите и фривольно покачиваете этим перед моим лицом. Вполне подходящий образчик, но такой презренный. Я почти уже решила позвонить Бонапарту. Такого оскорбления я не знала за всю свою жизнь. Вам наплевать, что я могу потерять работу. Так вы заставите его упасть? Какое нахальство в такой момент.

— Я пытаюсь. Давайте, я вас подниму.

— Я вся дрожу. Возьмите зонтик и прикройтесь им. Не хочу быть свидетелем еще одного проявления вашего эксгибиционизма таким образом.