Точка падения - Бурносов Юрий Николаевич. Страница 6

Я как-то болтал с ученым, толковым дядькой-евреем, которого звали Иосиф Шумахер. Так этот Шумахер утверждал, что в принципе идея с радиоволнами вполне жизнеспособна. Хотя сам он лично ничего такого поймать не смог, пусть и старался.

— Мы никогда не узнаем, что умеет Зона, — говорил Иосиф, кушая в «Штях» окрошку на простокваше.

Ученая братия со сталкерами предпочитала общаться уже на территории Зоны либо очень приватно в потаенных местах. Шумахер болтался в «Штях», хлопал всех по плечу, встревал в чужие беседы. Его считали малость чокнутым и потому не трогали, да и дядька он был хороший, добрый. Пропал в свое время вместе с группой военных сталкеров где-то на Милитари. Никто не знает, что там случилось. И следов-то не нашли…

— Зона показывает нам только то, что мы хотим видеть! — говорил Шумахер, отламывая кусочек хлеба. — Не исключено, что мы сами фабрикуем весь этот кошмар, а Зона просто услужливо нам предоставляет производственные мощности…

С ним соглашались, с ним спорили, но Шумахеру на самом деле было наплевать — он не искал себе паству, он просто излагал. Так вот, добрый Иосиф Шумахер утверждал, что Зона постоянно изменяется и не факт, что она не ищет новые способы влияния на окружающий мир. То, что Периметр постоянно расширяется, а выбросы порождают новых мутантов, еще ни о чем не говорит.

— Это мелочи, ерунда! — кричал Шумахер, брызгая изо рта простоквашей. — Вот когда Зона поймет, что есть радио, телевидение, спутники, компьютерные сети… Когда она научится в них входить… Представьте, что станет с планетой!

В Хозяев Зоны Шумахер не верил, представляя Зону единым организмом наподобие амебы.

— Зоне Хозяева не нужны. Она сама себе хозяин. Вот вы, Упырь, почему верите в Хозяев?

Я угрюмо отмалчивался, хотя мог рассказать десятки историй и призвать очевидцев, но Шумахер, как уже было сказано выше, и не нуждался в ответах. Он приводил обширные цитаты из научных трудов каких-то неведомых исследователей, опубликованных в заповедных журналах, на пальцах пытался показывать кривые и графики, а напившись или обозлившись, предрекал всем скорую и мучительную смерть. За такое вполне могли побить и, случалось, били смертно, но Иосифа не трогали.

А потом он пропал. Пауль даже выдвинул теорию, что Шумахера вместе с другими учеными из группы и военными сталкерами во время очередной вылазки забрали Хозяева в наказание за то, что не верил. Может, и так. Бес их ведает…

Профессору я рассказывать про теории Шумахера и про радио не стал, чтобы не вступать в ненужную полемику. Тем более на ближайшем перекрестке нас остановил регулировщик. Я напрягся — неужто шмон? Однако регулировщик мирно отвернул свою рожу, и мимо нас поперла колонна гусеничных машин с тяжело покачивающимися коробами ракетных систем залпового огня. Меняли дислокацию, чтобы обстрелять очередной сектор и накрыть каких-нибудь бедолаг. Хотя, насколько я знал, уже даже самые распоследние идиоты вроде Руля в Зону не собирались. Расхристанного вида ракетчики сидели на своих смертоносных колымагах, как фермеры на возах; один жрал початок вареной кукурузы, другой читал спортивную газету, третий спал на броне, свесив ноги… На работу ребята едут.

Нас обогнал давешний «хаммер» и проехал чуть вперед, затем сдал обратно и остановился рядом. Лейтенант Альтобелли хмуро смотрел на меня. Вернее, смотрел он на тонированное стекло и меня внутри джипа не видел.

— Зачем они это делают? — тоскливо спросил профессор.

— Что именно?

— Обстреливают Периметр и Зону. Я понимаю, превентивные меры…

— Очень идиотские превентивные меры, согласитесь, — перебил я. — По-моему, кто-то бабло отбивает на военных поставках. Представьте, сколько они бомб и ракет в землю всаживают ежедневно… Или просто списать нужно было устаревшее оружие со складов, вот и устроили карнавал на Периметре. Да сколько угодно вариантов можно придумать, кроме разумных. Хотя, в самом деле, и со сталкерством могут бороться такими методами. Военные и политики достаточно тупы, чтобы сочинить такой способ.

— Но неужели нельзя бороться как-то цивилизованно?

— Послушайте, — сказал я, — цивилизованно здесь можно было все устроить с самого начала. Если бы Зона появилась в Германии или там в Китае, черта с два народец таскал бы оттуда хабар. Оцепили бы, окружили, обставили автоматическими системами, которые любого зайца засекут и порвут в клочья крупным калибром. А у нас… Представляете, сколько людей кормится вокруг Зоны? И не только те, кто здесь живет. За тысячи километров. Вот вы — приехали, со связями, с нужными телефонными номерами, с деньгами, с уникальным прибором… По-хорошему, вас бы взять да расстрелять. Во-он у той стены, — я показал налево, на обшарпанный кирпичный забор, за которым торчали засохшие яблони.

— Я ученый, — возразил профессор. — Меня нельзя.

— Можно, — ласково сказал я. — Всех можно. А ученых так даже нужно. Меньше было бы разных бед. Вам же на месте не сидится, вам дай придумать что-то такое, от чего побольше народу подохнет.

— Я никогда не занимался подобными разработками, — обиделся, кажется, Петраков-Доброголовин.

— Бросьте. Вам — ну, не вам, а вашим боссам — нужны бюреры. Что интересного в бюрере? А в бюрере интересен телекинез. А зачем он нужен, к чему пригоден?

— Я могу назвать вам массу областей народного хозяйства, в которых… — начал было профессор, но тут я заржал столь неприлично, что он даже не стал продолжать. Бюреры, перемещающие бетонные блоки на стройке… Бюреры, занимающиеся погрузкой в порту и лихо покрикивающие: «Вира помалу!…». Бюреры, дистанционно доящие коров…

Установки РСЗО миновали перекресток, регулировщик отчаянно замахал своей палкой, и мы поехали дальше, обогнав комендатурский «хаммер» с лейтенантом на борту. Профессор что-то думал, пожевывая губами.

— Тут во двор, — велел я.

Бармаглот сидел на лавочке и листал цветной журнал с голыми бабами. В ногах у него стоял картонный ящик пива — вклад в дело пикника.

— Забирайся! — крикнул я ему, опустив стекло. Бармаглот подхватил ящик и влез вместе с ним на заднее сиденье. Журнал оставил лежать на лавочке — видимо, бабы не впечатлили или закончились.

— Это господин Петраков-Доброголовин, доктор биологических наук, — представил я профессора. — А это — господин Бармаглот, наш спутник и соратник.

— Ты мне еще ничего не объяснил, чтобы спутником и соратником обзывать, — покачал головой Бармаглот. — Я не подписываюсь ни на что заочно, даже с тобой, Упырь. А этого доктора вообще в первый раз вижу. От докторей все несчастья, разве нет?

— Затем мы и собираемся, чтобы все обсудить, — мягко сказал я. Профессор если и обиделся, виду не подал. Он частенько реагировал непредсказуемым образом, как я заметил.

Бармаглот был прав: заочно подписываться я бы и сам не стал ни с кем. Разве что кроме случаев, когда реально нужно было вписаться за своих. Тут без вопросов. Но когда за бабки — не тот случай. За бабки всегда нужно обговорить детали, потому что человек, который тебе что-то платит, в ключевой момент может задуматься: а что, если списать наемника и забрать бабки себе? Экономика должна быть экономной — так говорил, кажется, Путин. Был такой генеральный президент у русских.

Пикник выглядел благостно. На мангале из кирпичей жарились шашлыки — отличные, на косточке, без всякого уксуса, пролежавшие ночь в кастрюле в компании с базиликом и прочими травами. В ящиках стояло пиво, обложенное сухим льдом, который приволок практичный Соболь. Чуть поодаль обретались бутылки с водкой, тоже во льду. Аспирин, хищно поводя усами, вскрывал консервные банки, на большом пластиковом блюде лежали стога зелени, вареные яички, малосольные огурцы, оранжевые сладкие помидорчики, в трехлитровых баллонах краснел клюквенный морс, который все тот же Соболь прикупил у неведомой бабки-умелицы.

Аспирин ухватил яйцо, очистил, посолил и запихал в рот.

— Помню, был я в Абхазии, — сказал он, жуя, — так зашли в один дом. Там народ гостеприимный, чува-ак! Дед говорит: о, солдатики! Садитесь! А сам тащит жратву всякую… Как расставил на столе — у-у! И винище! Мамалыга всякая, мясо… Короче, мы вышли оттуда с во-от такими пузами!