У черты - Гордиан Александр. Страница 70
Полковник рухнул на четвереньки, поскользнувшись на вялой руке доктора. Сознание отсекло страшные звуки, чтобы не рассыпаться в кошмаре безумия, а крики, наоборот, приблизились и стали как никогда отчетливыми. Крики – это жизнь, это надежда на спасение. Деревянко лежал в крови доктора Шпака, прижимал к груди винтовку и жадно слушал.
Разведчики не сдавались! Он перекликались, обменивались короткими матерными командами и стреляли, стреляли, стреляли…
- Саид!.. – совсем близко ревел Шаман.
В его голосе не чувствовалось страха, а только беспредельное желание убивать.
Протарахтел стартер, и дизель старого танка лязгнул, просыпаясь. Саид утробно зарычал в такт:
- На гусеницы намотаю!
Танк дернулся, резко принимая с места.
Деревянко представил, как разгорается на вражеских тепловизорах отметка работающего мотора – прекрасная цель! – и опять какая-то нечистая сила понесла его сноровистым галопом к выходу.
«Триста второй» вывалился в ночь, едва не угодив под траки. Упал на что-то большое и липкое, живое, судя по слабым движениям. Капрал?! Полковник заелозил, оскальзываясь в густой пене, которой Шпак богато залил раненого. Саид довернул на вражеский огонь, включил фары и стало видно, как вспахивающая землю гусеница надвигается прямо на ноги. Кажется, Деревянко кричал что-то, неслышимое в грохоте, и отталкивал, отталкивал прочь скользкое капралово тело. А сталкер, гад, все цеплялся за свою вычеркнутую из списочного состава жизнь, пытался отползти и путался под руками и ногами.
Полковнику, наконец, удалось найти точку опоры; со всей возможной силой он пихнул сталкера от себя и покатился в сторону. Капралу не повезло. Бешено мелькающая в отсветах фар гусеница подхватила его за ногу, и потянула на катки.
Деревянко отвернулся, жалея, что нельзя так же просто убавить слух, и увидел, как из колеи поднимается Шаман, пропустивший танк над собой. Ждать разговора полковник не стал и побежал вслед трассерным росчеркам.
Считанные мгновения спасли ему жизнь. Вдали полыхнуло, огонек быстро пополз по небосводу. Венчик огня едва поспевал за ракетой; вот он смешно, как мячик, подпрыгнул и упал сверху на крышу моторного отсека. Секунду не происходило ничего, а потом рубка, сваренная наспех, развалилась по швам, выплеснула в небо столб чадного пламени.
Взрывная волна ударила в затылок как боксерская груша. Полковник упал как бежал, плашмя, упустив сознание еще в полете.
Очнулся Деревянко от тишины. Почему-то не стреляли. Ночь из черной стала багрово-красной. Гигантский костер, в котором догорал транспортер «Долга», трещал, в нем что-то сочно лопалось, и среди этих звуков оглушенный Деревянко разобрал шаркающие тяжелые шаги. Кто-то шел по ту сторону пламени и вот-вот должен был появиться в поле зрения.
Деревянко с трудом поднялся на колени. Ему все показалось вдруг таким бессмысленным – этот бой незнамо с кем, этот костер, в котором сгорели и пьяненький доктор, и разухабистый Слай, и недалекий Саид. Накатила апатия, и даже собственное неповторимое существование виделось не таким уж неповторимым. Сдохну, и черт со мной…
Черная фигура выплыла из-за огня нечеловеческим шагом. Существо будто ходули переставляло, разворачиваясь всякий раз корпусом. Шаг, еще шаг, и монстр пошел рябью. Черное растворилось в оранжевых сполохах. В таком камуфляже полковник едва не потерял его, только дрожащий контур выдавал пришельца на фоне пламени.
Монстр двигался на Деревянко. Тот равнодушно ждал своей участи и даже не удивился, когда на плечо ему лег тяжелый обрез.
Выстрел надорвал барабанную перепонку.
Картечь из трех стволов как гильотиной срезала монстру голову. Хитрый камуфляж сполз с вражьего тела; чужак остановился, но не упал, а только бессмысленно поводил вокруг штурмовой винтовкой странной конструкции. Крови, черной, красной или голубой, хоть какой-нибудь, не было, из каверны в груди монстра полз едва заметный дымок.
«Господи…» - устало подумал Деревянко и завалился на бок.
- Живой? – над ним склонился Шаман, перемазанный грязью, кровью и пороховой гарью. – Оружие где?
Сталкер разделся до пояса, сбросил оплавленный бронежилет и уронил ненужную без патронов винтовку. Даже в полутьме триста второй разглядел багровые пятна на его груди, там, где пули не пробили защиту. Выцветшую татуировку «В рай принимать десант» разглядел тоже.
- М-м… - замычал Деревянко.
- Ясно, - скривился Шаман. – Шпарь туда, убогий, - он ткнул в сторону. – Воронину скажешь, группа Шамана погибла. И это… проваливай из Зоны. Ей-богу, выживу – на первом же дереве вздерну. За Капрала. Без обид, лады?
Бывший полковник встал и побрел на трассу. Не потому что хотел, а потому что Шаман показал дорогу.
Деревянко повезло выйти из окружения, и уже на пути к Стройбату рация ожила, пикнула сигналом вызова.
- Рамзес пошел лесом, - сказал генерал Воронин.
- Кто это? – шевельнул Деревянко белыми губами; неживой голос не мог принадлежать яростному генералу, скорее искусному, но не очень талантливому подражателю. – Триста первый, ты?
- Рамзес пошел лесом…
2
Рамзес просыпался на долю секунды дольше обычного. Почувствовав под головой мягкое, он решил, что это подушка, и автоматически сунул руку за оружием. Только потом, напрягая одурманенное сознание, начал вспоминать, где он есть на этом свете. В Зоне, вестимо, но где? Если подушка, значит, у Саяна… Глеб вспомнил в общих чертах Нору, лес, «Долг»; даже разговор с Ингой, которая не Инга, смутно проявился в памяти.
- Эй! – воскликнула Стриж, легка на помине. – Перестань хватать меня за задницу!
Слишком уж строго воскликнула. Глеб задержал руку в неположенном месте и открыл глаза. Стриж изучающе смотрела на него сверху, будто не Глеб лежал у нее на коленях, а диковинное насекомое.
- Убери, наконец, руку, - уже всерьез потребовала она.
Глеб убрал. Руке стало холодно и неуютно.
- Ты живой? – спросила Инга, выдержав сердитую паузу.
- Живой, - обнадежил ее Рамзес и осторожно сел.
Огляделся.
Скипидар кашеварил. Процесс занимал его целиком, не оставляя места для переживаний. Осунувшаяся ряшка обжоры и гурмана даже округлилась слегка. Прапорщик вдыхал сытный мясной дух и млел в предвкушении.
Сталкер откашлял застрявший в горле комок.
– Что со мной было?
Инга пожала плечами.
- Потерял сознание.
Глеб повертел головой, разминая шею. Голова тупо болела, но тошнота, кажется, прошла. Отлежаться бы, черт!
- Контузия, - объяснил Глеб, не вдаваясь в подробности. – Не сильная, от пули пять-сорок пять вскользь по шлему.
Он поднялся, и перед глазами поплыли круги. Вредная химия бурлила в крови, затуманивая мозг и обездвиживая мышцы.
«Чем она меня?» - думал Рамзес, начиная разминку.
Инга некоторое время следила за ним округлившимися глазами, а затем постучала пальцем по лбу и демонстративно отвернулась.
Она затеяла менять повязку. Рывком отклеила пластырь, потянула многослойный тампон. Открылась рана, перехваченная хирургическими швами, в потеках биогерметика, но в целом на удивление чистая.
- Подожди! – Глеб, забыв про упражнения, перехватил Ингу за руку. – Я посмотрю?
Предложение девушке не понравилось, и Глеб не стал ждать разрешения. Он придвинулся, осторожно взял напарницу за лицо и повернул к тусклому свету.
- Все? – нетерпеливо спросила Инга. – Налюбовался?
Собственно, это была уже не рана, а шрам. Свежий шрам. Уродливый, но то дело поправимое. До большой земли жить шраму, до хорошей клиники.
- У тебя всегда так быстро заживает?
Глеб коснулся шва кончиками пальцев, и кожу словно током кольнуло. Рану стягивал и заживлял пух. Он проник в ткани так густо, что у сталкера дыхание перехватило.
Помрачневший Рамзес отодвинулся.
- Заклеивай, - разрешил он и достал смарт.
Час назад Цент сбросил очередную карту. Долговцы висели на хвосте, примерно в километре. Если бы не лес, могли бы и достать из чего-нибудь дальнобойного. Или ракетой угостить из переносной установки, чтоб уж наверняка. Неужели хотят взять живыми?