100 великих узников - Ионина Надежда Алексеевна. Страница 29

Сервет даже не предполагал, какой переполох вызовут его сочинения в среде духовенства. И католики, и протестанты, и кальвинисты – все потребовали, чтобы нечестивца подвергли самому суровому наказанию. Книги Сервета были преданы огню, вольнодумца шельмовали на диспутах, а потом и вовсе отлучили от церкви.

В Лионе Сервет серьезно увлекся медициной, и интерес к этой науке зашел у него так далеко, что он снова решил перебраться в Париж с его богатейшими библиотеками. Теперь он мог себе это позволить, так как скопил достаточно денег, чтобы некоторое время заниматься тем, чем желал, и не думать каждый день о куске хлеба.

Свои занятия Сервет начал в ломбардской коллегии университета, усиленно занимался анатомией, и М. Вилланову были присуждены сразу две степени – доктора медицины и магистра искусств. Старейшие профессора поздравляли своего нового коллегу, а он думал лишь о том, что наконец-то обретет независимость и будет читать лекции, заниматься собственными исследованиями и писать.

Однако в действительности перспективы оказались не такими радужными. Сервет стал читать лекции по географии, математике и астрономии, но стоило ему отойти от установленных традиций и высказать собственные представления по тому или иному вопросу, как это вызвало резкое недовольство университетского начальства. Сервету предложили оставить подобные вольности и излагать учение, одобренное Церковью. От магистра и доктора ждали смирения, а он выпустил язвительный памфлет, в котором обрушился на невежд в науке, назвав их «заразой мира». Парижский парламент потребовал изъять памфлет М. Вилланова, а от него самого – публично извиниться за свое дерзкое сочинение. Но Сервет не стал извиняться, и потому ему пришлось покинуть Париж.

Он поселился в небольшом городке Шалье, расположенном неподалеку от Лиона, а потом перебрался во Вьенн, где ему была предоставлена частная практика. В этом городе Сервет прожил 12 лет, и десять из них были отданы работе над сочинением «Восстановление христианства», в котором он развил идеи своего юношеского трактата «Об ошибках учения о Троице». Он категорически отрицал учение о Святой Троице, обличал протестантов, которые оправдывали веру, не связанную с добрыми делами; славил «милосердие, поднимающее человека до божества – вечное по своему характеру и способствующее достижению будущего века». Что же касается споров между католиками и протестантами, то они беспочвенны, так как заблуждаются и те и другие. Надо говорить о такой религии, которая не совершала бы насилия над разумом, не сковывала бы творческие силы человека, давала бы ученым возможность свободно изучать природу [14].

В устройстве Римской церкви Сервет видел одни только недостатки и злоупотребления и в ветхозаветной истории находил много примеров, служивших ее прообразом: развращенный Вавилон, Содом и Гоморра, царствование Антиоха и Иеровоама, которые довели колен Израилевых до идолопоклонства; царствование Навуходоносора, разорившего Святой город Иерусалим, и т. д. После такой критики Католической церкви Сервет отверг значение ее обычаев и постановлений, однако много недостатков находил он и в протестантской церкви. По его мнению, она тоже удалилась от первоначальной церкви апостольской, но особенно укорял он реформаторов за презрение добрых дел.

Отрывки из своего «Восстановления христианства» Сервет отправил Ж. Кальвину. Один из столпов протестантизма пришел в неистовый гнев: значит, этот вольнодумец не образумился и опять дерзновенно высказывает свои сомнения в божественности христианских догматов, отрицает право церкви говорить от имени Бога… И через подставных лиц Ж. Кальвин послал донос лионской инквизиции. В апреле 1553 года Сервета арестовали и бросили в одиночную камеру городской тюрьмы Вьенна, которая располагалась на возвышенном месте. Четыре стены и маленькое окошко под потолком, до которого почти невозможно было дотянуться рукой, – таким отныне стало жилище М. Сервета. Допросы утром и вечером, обвинения в ереси, за которыми следовало сожжение на костре. Он пытался доказать свою правоту, но инквизиторы не склонны были выслушивать его доводы: для них он – еретик, которого следует осудить на казнь.

К тюрьме примыкал сад, в котором именитым заключенным разрешалось совершать прогулки. Сад был обнесен стеной, но против нее в одном месте была куча земли, а прямо к стене примыкала небольшая улочка, ведущая к Роне. Крыши двух-трех построек находились близко от тюремной стены… Утром 7 апреля Сервет попросил у тюремщика ключ от сада. Было рано, на узнике был надет ночной халат, и стражник решил, что тому не спится, он хочет прогуляться, и дал ему ключ. Сервет подождал некоторое время, пока стражник удалится, потом, сложив под деревом халат, побежал к стене, перелез через нее и благополучно добрался до реки.

Обнаружив бегство еретика, власти обыскали все расположенные рядом дома, но даже самые тщательные розыски по всем городам Франции не дали результата. Однако 17 июня 1553 года суд над М. Серветом все же был устроен: скамья, на которой должен был бы находиться подсудимый, пустовала, но приговор ему был вынесен. Суд постановил предать Михаила Вилланова, выступившего против христианского учения, сожжению живым на медленном огне, а пока были сожжены кукольное изображение еретика и пять тюков с экземплярами книги «Восстановление христианства».

А М. Сервет скрывался в это время у друзей, хотя положение его было отчаянным: в любой католической стране его ждала кара, объявленная судом города Вьенна. Он не мог появляться на улицах, и, казалось, не было на земле места, где бы он мог чувствовать себя в безопасности. Он покинул Францию и направился в Италию, но по дороге посетил Женеву, где не было инквизиции. Пускай они расходятся с Ж. Кальвиным во взглядах, но не пойдет же тот по стопам инквизиторов… Однако Сервет не знал, что, осуждая инквизиторов, Ж. Кальвин проявлял не меньшую жестокость по отношению к тем, кто отвергал его собственное учение и шел против его воли.

Едва Сервет появился в Женеве, как Ж. Кальвин тут же опознал его, и женевская консистория «сочла правильным заключить Сервета в тюрьму, дабы лишить возможности и далее отравлять мир своей ересью и богохульством, поскольку он известен как человек неисправимый и безнадежный». Те же четыре стены, то же маленькое окошко под потолком и тот же неусыпный надзор тюремщика в узкий глазок двери, обитой железом… Но по законам Женевы обвинитель тоже должен был находиться в тюрьме до тех пор, пока не доказана вина обвиняемого. Однако Ж. Кальвин препоручил обязанности обвинителя своему секретарю Никола де ля Фонтену, который представил на суд написанный рукой реформатора донос на Сервета.

Снова начались расследования и мучительные допросы, вновь от Сервета потребовали, чтобы он отрекся от своих взглядов, вновь начались споры между обвинителем и обвиняемым, которому было предъявлено 49 обвинений: в подрыве устоев христианской религии, отождествлении Бога с природой, выступлениях против Троицы, поддержке мятежных крестьян и т. д. Его обвиняли даже в том, что он бежал от суда католиков… Сервет опровергал все обвинения, заявляя, что выступал не против христианской веры, а за освобождение этого учения от всех извращений, которые внесли в него люди, слишком заботящиеся о своем земном благополучии. Он выступал не против Церкви вообще, а против той Церкви, которая душит свободную мысль и всякое стремление к познанию истины, если эта истина расходилась с установленными догматами. Судьи оказались в затруднении, так как ничего не могли возразить ему. И тогда на судебное заседание пришел сам Ж. Кальвин, но и ему не удалось разбить доводы Сервета. И тогда он обвинил его в подрыве государственных устоев, что могло вызвать серьезные политические последствия. Опровергнуть такое обвинение оказалось не так-то просто…

Проходили дни, недели, месяцы; судьи колебались и не решались вынести Сервету смертный приговор, не желая брать на себя такую ответственность. Но Кальвин, никогда не прощавший своих врагов, был непреклонен; ему удалось навязать суду свою точку зрения, и тот приговорил Сервета к сожжению. Тем не менее Кальвин решил проявить «милосердие»: он выступил против столь жестокого приговора и настаивал на том, чтобы преступнику отрубили голову. На этот раз «немилосердными» оказались судьи…