Великая мать любви - Лимонов Эдуард Вениаминович. Страница 55

Борис, молодой толстяк с манерами фольклорного итальянца, встал, оторвавшись от бумаг, дабы пожелать мне счастливого первого дня работы для славной фирмы "Б энд Б". Я вышел из просторного кабинета в еще более просторное помещение приемной.

Между столом со старушкой-секретаршей, матерью Бориса, и светлой банкой с холодной водой на пьедестале холодильника сидел мой приятель и отныне непосредственный начальник - Леонид Косогор. Рядом с ним на линолеуме пола стояли два старых черных портфеля. Портфели Косогор привез из города Симферополя.

- Ну што, Едуард, оформился? - Южный простонародный акцент Косогор также вывез из Симферополя. - Готов к исполнению служебных обязанностей?

Леонид взял шляпу, лежащую рядом с ним на синем стуле, и встал. В стоячем виде он был высок, горбат и худ. Очки на шнурке от ботинка сына Валерки висели у Косогора на шее. На нем был видавший виды советский серый костюм, рубашка, галстук и поверх - серое полупальто с черным воротником из искусственного меха. Косогор имел вид плохо ухоженного пролетария, только что вышедшего на пенсию. По возрасту ему и полагалось на пенсию.

- Так точно, готов, товарищ почетный узник Архипелага ГУЛАГ!

- Тогда возьми один портфель, лодырь! - Косогор взялся за ручку ближайшего портфеля.

Я поднял с полу оставшийся.

- Ебаный в рот! Что у вас в нем, Леня?

- Електроника... - важно сказал Леонид. - Будь осторожен, не бросай портфель, когда будешь класть его в машину.

Если б он не сказал, что электроника, я бы подумал, что в портфеле наковальня.

- Гуд лак, бойс!* - кивнула нам вслед старушка-секретарша.

В дверях офиса, ласково улыбаясь, застряли Барни и Борис.

- Вы не забыли адреса клиентов?! - крикнул Барни.

- Скажи ему, пусть он идет на хуй с его советами! - засмеялся Косогор. - Он уже три раза спрашивал меня, не забыл ли я адреса.

- Вы отлично все понимаете сами, Леонид, - сказал я. - Зачем вам переводчик?

- Чтобы ты, дурак, с голоду не помер. Жрать-то надо. Стихами сыт не будешь.

Мы вышли из барака "Б энд Б" и, с некоторым трудом вытаскивая ноги из весенней свежей грязи, добрались до старого "олдсмобиля" Косогора. "Олдсмобиль" был в точно таком же состоянии, что и Косогор. Только одна дверь, водительская, открывалась.

- Залазь ты первый! - скомандовал он.

Цепляясь ногами за лишние, по-моему, рычаги и провода, я влез. Косогор, расправив полупальто, не спеша уселся на водительское место и начал не спеша рыться в карманах.

- Запомни первое правило трудящегося человека, - сказал Косогор тоном школьного учителя. - Никогда, ни при каких обстоятельствах - не торопиться. Платят нам почасово, так что спешить нам некуда. На, держи карту, будешь штурманом. А я буду водителем и стрелком-радистом. Хуево, что ты не умеешь водить car*... Здоровый лоб, давно бы научился...

- Где? Я всегда был бедным. Это вы у нас были привилегированным членом общества - председателем рабочего контроля. Я был поэтом, у меня денег не было...

- Работать не хотел, вот и был поэтом. Ну, поехали?

- Да уже давно следовало бы поехать, - съязвил я. - Вы сами-то автомобиль водить умеете, Леонид?

- У меня всю жизнь была машина, - гордо сказал Косогор.

- И в ГУЛАГе?

- Ну в ГУЛАГе нет, конечно. - Он вдруг расхохотался. - Там на казенных машинах возили... У меня и до войны была в Симферополе машина, и потом, когда из лагеря реабилитировали, я целых два "Москвича" разбил у нас на крымских дорогах.

"Олдсмобиль", как тяжелый танк, не спеша выполз из грязи на асфальт и, минуя запаркованные авто соседних с "Барни энд Борис" столь же важных лонг-айлендовских мелких бизнесов, вылез на дорогу с двойным движением. Вокруг, по крайней мере, куда достигал глаз, нас окружали новенькие индустриальные объекты. Склады, бараки, башни, трубы, несколько легких полевых небоскребов среднего размера еще в лесах, краны и море грязи. Скучно и противно было глядеть на этот пейзаж. И особенно противен он был именно в весеннюю, конца марта, распутицу, в момент, когда развороченная земля еще не успела улежаться и обрасти вновь, хотя бы только там, где ей позволили, защитной коркой травы и камней. "Барни энд Борис" была молодой фирмой, посему ей досталось место на самом краю искусственной пустыни.

- На хуя все это человеку нужно, Леня? Все это железо и другая мерзость? - спросил я, вздохнув.

По крыше "олдсмобиля" затоптался дождь.

- Ты не философствуй, философ, а лучше выполняй функции. Смотри на карту, - сказал Косогор.

Он, следуя своему собственному правилу, не торопился. Мы ехали со скоростью чрезвычайно медленной, держась середины шоссе. Трафик не был оживленным в этой части Лонг-Айленда, однако некоторые водители клаксонили нам, проскакивая, очевидно, желая над нами посмеяться. Мне стало стыдно, что мы так медленно едем, как старики или инвалиды.

- Может, прибавим газу, Леня? - предложил я. - Лучше в Квинсе в "Мак-Дональд" зайдем, посидим?

- Ни хуя, пусть себе гудят. - Косогор даже нажал на тормоз "олдсмобиля". - Им, может быть, от выработки платят, вот они и спешат. А нам - почасово...

Вспомнив психологию кадрового рабочего, я заткнулся. Я всегда был некадровым рабочим, случайным пришельцем, текучей рабочей силой, пришедшей пережить трудное время, как сейчас, сделать немного денег и свалить. Кадровые же рабочие ни в СССР, ни в Соединенных Штатах и, наверное, нигде в мире, не торопятся. В отличие от авантюристов в беде (мой случай), им работать всю жизнь.

В похожем на скучный украинский захолустный городок Квинсе мы заблудились.

- Бля, куда ты смотрел! Штурман, называется!

Леонид, сняв шляпу, вылез из машины и пнул ногою колесо. Может быть, чтобы не пинать меня. Длинные несколько волосин над лбом, назначение которых заключалось в символическом прикрытии косогоровской лысины, упали ему на очки.

- А вы куда смотрели? Я же вам сказал, что я в блядском Квинсе никогда в жизни не бывал. Как аристократ духа, я не покидаю пределов Манхэттана. Я даже их нумерации не понимаю. Что, например, это ебаное тире между цифрами значит? Вы должны знать, вы живете рядом, в Астории?