Великая мать любви - Лимонов Эдуард Вениаминович. Страница 56
- А вот я не знаю! - сердито сказал Косогор. - У тебя есть еще дайм? Аристократ хуев! Придется опять позвонить Барни.
- Зачем звонить, что мы, дети? Найдем! Сейчас сориентируемся и найдем.
- Мы уже сориентировались. Я уже галлон бензину сжег! Вон спроси у черного, видишь, идет. Похоже, местный. Спроси!
- Леня, что у такого спрашивать. Он или кроме своей улицы нигде не бывал, или же умышленно пошлет нас не в том направлении.
- Ты што, расист, Едуард?
- Причем здесь расизм? У него рожа, видите, недовольная. Одет он бедно. Ясно, что дела у него хуевые, хуже, чем у нас с вами. Он не откажет себе в удовольствии запудрить белому человеку мозги, послать его хуй его знает куда. Опыт, мистер Косогор, а не расизм. Спрашивал я у таких дорогу, и не раз...
Сконцентрировавшись, мы все же отыскали нужный адрес. Сразу от чугунной калитки, окрашенной в зеленый цвет, вдоль бедра дома ступени вели в полуподвал. На ядовито-зеленой двери в полуподвал висела табличка: "Доктор Шульман. Общие болезни. Рентгеноскопия". Я крутанул бронзовую лопасть звонка.
Только ветер был слышен, распыляющий над Квинсом последние капли шестого за день дождя. Я крутанул еще раз. Сквозь дверь просочились звуки осторожных шагов.
- Who is it? - спросил вялый женский голос.
- Доктор Шульман?
- Доктор Шульман не может вас принять.
- Как это не может? - Леонид сжал мое плечо. - В газете написано, что можно приехать посмотреть аппаратуру с 9-ти до 5-ти. Барни дал мне объявление. Оно у меня в машине... Откройте пожалуйста!
- Кто вы такие?
- Мы от фирмы "Барни энд Борис". Мы хотели бы осмотреть ваш рентгеновский аппарат. Доктор Шульман дал объявление о продаже рентген-аппарата.
- Доктор Шульман мертв.
- Ни хуя себе! - воскликнул Косогор. Снял шляпу и почесал затылок. Спроси ее, когда он умер?
- Какое это имеет значение? - прошептал я. - Валим отсюда на хуй!
- Имеет. Мне нужно будет отчитываться перед Барни. Он с меня спросит. Что я ему скажу? Что доктор умер? Так он мне и поверил!
Я постучал в дверь.
- Простите пожалуйста, миссис, а когда умер доктор Шульман?
- Сегодня утром.
- Может быть, вы все-таки откроете?
В дополнение к женскому, из-за двери просочился мужской голос, и после короткого диалога дверь открылась.
- Извините, я думала, вы пуэрториканцы... - Миссис оказалась женщиной лет сорока, в халате. Блондинкой, вполне красивой, но начинающей полнеть. Это я дала объявление в газету. Я совсем забыла... Когда такое горе...
Рядом с нею стоял чернокудрый молодец явно латиноамериканского происхождения. Не пуэрториканец, но, может быть, аргентинец или бразилец... Такими в старых русских пьесах бродят по сценам приказчики, находящиеся в преступной связи с женою купца-хозяина.
- Ебарь! - громко констатировал Косогор, поглядев на молодца. - А старика они убрали. Спроси у нее, не передумала ли она продавать оборудование рентген-кабинета.
Я спросил. Мы узнали, что миссис зовут Присцилла, потому что "приказчик", схватив (именно схватив с цыганской порывистостью) ее руку, сказал:
- Присцилла, давай избавимся от этих бесполезных для нас предметов! Чем скорее, тем лучше!
- О'кэй! - согласилась Присцилла. И обратилась ко мне: - Поднимитесь, пожалуйста, на улицу и зайдите с главного входа.
Я послушно повернулся. Но бывший узник ГУЛАГа не поднял с пола свой портфель.
- Почему? - спросил он, стоя на моем пути.
- Что почему, Леонид?
- Почему они не хотят, чтобы мы прошли через офис? Они что-то прячут от нас. И ты знаешь что?
- Что? - спросил я, тесня его к лестнице.
- Труп доктора, - сказал Косогор.
- Леня, - сказал я, вы перечитались американских детективов, пиратски издаваемых в Израиле по-русски. Признайтесь!
- Они убили его, и труп находится в офисе...
- Леня!
Осмотрев рентген-кабинет, отвинтив с моей помощью несколько шурупов и гаек, померив амперметром напряжение в нескольких проводах, произведя полдюжины арифметических действий в неопрятной пухлой тетради, Косогор сообщил мне пренебрежительно, что старую рухлядь покойного Шульмана "Барни энд Борис" покупать не будут.
- Нет смысла. Оборудование изношено до предела. Механическая часть еще ничего, но электронная... - Косогор сплюнул чуингам в ладонь и предложил вдове поставить на квитанции с шапкой "Барни энд Борис" ее подпись.
Вдова было отказалась, испугавшись, что мы желаем ее каким-либо образом обмануть, но я, отведя в сторону латиноамериканского ебаря, заверил его, что фирма купит аппаратуру непременно, и вдова уступила тройному нажиму. Подписала.
Именно за освидетельствование они и платили Косогору двадцать долларов в час. Оказалось, что подобно старому ветеринару, способному, всего лишь приложив ухо к грудной клетке коровы или лошади, определить, какая у животного болезнь, или, покопавшись в коровьем душистом дерьме, определить по цвету дерьма, что у коровы с желудком, прибывший из Симферополя через Рим Косогор разбирался в здоровье медицинских машин. Покружив вокруг докторского оборудования, поскребя здесь и там, приложившись клеммами допотопного симферопольского амперметра с разбитым стеклом к паре проводов, он мог уверенно сказать, стоит или не стоит приобретать облупленного монстра. Оказалось, что Косогор обладает редчайшей в Соединенных Штатах профессией, что Косогоров в Штатах раз, два да и обчелся, и они ценятся на вес золота.
- Если бы я хорошо говорил по-английски, они бы мне платили двадцать пять в час как миленькие, - утверждал Косогор.
А разница между докторским оборудованием России и Америки была, оказывается, для доктора Косогора не важнее различия между коровами двух стран.
Методы его были грубыми. И в этом он тоже походил на ветеринара. Мы устанавливали в новенький офис рентген-аппаратуру, закупленную у "Барни энд Борис" с чрезвычайно обольстительно выглядевшим доктором-хайропрактером*. Высокий, с полуседой бородкой и усами, по-жуирски подкрученными вверх, бывший лейтенант-кёнел Эрнест Уайтхолл напоминал Дьявола или Дракулу.
- Я тебе клянусь, Едуард, - смеялся Косогор, стоя на коленях и завинчивая громадным ключом головку болта, - этот миленький офис доктор добыл совсем не тем, что разминал спины больным. Он размял какой-то богатой бабе совсем другое место! Вот, учись у доктора, как надо действовать. А ты что? - Леня никогда не упускал случая поучить меня, как нужно жить. - Статьи твои никто не принимает. Стихи твои никому на хуй не нужны. И роман твой никто не хочет печатать... Хуем надо работать в этой стране, если не можешь мозгами.