Зайнаб (СИ) - Гасанов Гаджимурад Рамазанович. Страница 50

— Доченька моя, что же ты изводишь свой молодой организм? Я же не просила тебя, чтобы ты днями и ночами работала за ткацким станком? Ковры, сотканные таким непосильным трудом, мне пользы не принесут! Работай в свое удовольствие, доченька… Молодая, прекрасная пери, каковой являешься ты, обязана беречь свою красоту… У тебя, моя роза, впереди большая и интересная жизнь… А ее тебе придется испить по капелькам…

Только Ашаханум хорошо знала, где Зайнаб по ночам проводит свое время, где она встречается с «друзьями», в какую грязь она ступает. Только каждый вечер, проведенный Зайнаб в таком обществе, поднимал Ашаханум в своих глазах в более высокую степень своего совершенства.

Вот Зайнаб и сегодня вечером, к концу рабочего времени в мастерской, искусно претворяясь перед тетей Ашаханум, что ей неловко за себя, готовясь куда-то… уходить, искала удобный подход к ней и, как лисица делала вокруг нее круги. С ее видения, вот и тот удобный случай настал.

— Тетя Ашаханум, — обратилась к ней, не смея смотреть ей в глаза, — если не возрожаете, то сегодня на ночь я хотела пойти проведать невесту моего брата. Мне сообщили, что она захворала, и она нуждается в моей помощи… Завтра утром, до начала рабочего времени, я буду в мастерской… Если что-то срочное у нас есть, я останусь, никуда не пойду…

Она была одета во все черное, на лице красовалась и черная вуаль, невинно, чинно, благородно.

— Что же ты ворочаешься, извиняешься, доченька? Конечно же иди, я слышала, у вас невеста такой котеночек! — показывая ровный ряд жемчужины зубов, от души рассмеялась. — Разве я ограничивала свободу твоих передвижений? — а ее глаза, впившиеся в ее лицо колючками, говорили совершенно другое: «Я знаю, путана, куда ты собираешься! Меня, бывалую волчицу, ничем не обманешь! Иди, иди, к своим ненасытным мужчинам! Вот так легко попадают в мою паутину любопытные насекомые. Ха-ха-ха, какая же ты дурочка! Я слышала, что тебя засватали за парня из рода ваших кровников, чтобы приостановить кровную вражду. Какая же будет потеха, когда ваш кровник узнает, что ты не невинная девица? Вот тогда будет настоящая бойня! Это тебе, во-первых за любопытство, во-вторых, за свою близорукость! Угораздило же ему жениться на этой твоей расфуфыренной мамочке, благородно уступив меня своему полоумному другу. Пора и честь знать!» — еще раз улыбнулась Зайнаб своей дежурной, ставленой улыбкой, поцеловала ее в губы и подтолкнула:

— Иди, иди, моя хорошая, — приподняла темную вуаль с ее лица, поцеловала ее в губы, подтолкнула к порогу дома, — поцелуй «невесту брата…» и за меня, крепко, крепко, резко обернулась, чтобы не рассмеяться ей в лицо, закрыла за собой двери своей комнаты.

А Зайнаб, как только перешагнула другую улицу города, вдруг изменилась неузнаваемо. Все эти строгие наряды, черная вуаль на лице, поддельная невинность, неприступность — все это была внешняя оболочка для глупцов. Теперь общество видело истинное лицо этой наряженной и напыщенной особы.

В первую очередь она убрала с лица черную вуаль, пышные черные волнистые волосы, прикрывающие легкой черной косынкой, кокетливо выставила напоказ. Потом нашла безлюдное место, осмотрелась, не следят ли за ней кто-нибудь, вытащила из сумки любимые духи, перед запахом которых из мужчин мало кто устоит, надушила шею, за ушами. Положила скляночку с духами обратно в сумку, вытащила небольшое зеркальце в перламутровой оправе, разглядела в зеркало себя с ног до головы. Каа бывалая женщина, моргнула своему отражению в зеркало, подчеркивая: «Замечательно, сногосшибательно!» — опустив вуаль на свое лицо, вышла на самую людную часть города.

На улице она изменила и свою походку, она стала плавной, заманчивой, искусительной. Из-под вуали бросая цепкие и оценивающие взгляды на мужчин на проходящих мужчин, при ее виде которой от изумления разевали рты, в целом «море мужчин» ее большие зеленые любвеобильные глаза выбирала одного, самого сильного, самого ненасытного, самого сексуального мужчину. Одним брошенным взглядом она из сотни и тысячи мужчин безошибочно выбирала темпераментного, самого горячего, самого неотступного.

Наконец, вот встретились голодные глаза с зовущими глазами, из тех и других полетели искры, переходящие в столбовые свечения, остановились, пригляделись. Да, это он, она выбрала «свою жертву». Еще раз оглядела его с ног до головы и последовала за ним, вернее, он за ней, которая стремительно направилась вперед.

Когда, она прислушиваясь к стуку шагов за своей спиной, вышла в безлюднйю часть города, Зайнаб неожиданно повернулась к своей «жертве», легким движением руки закинула вуаль на голову. Когда мужчина увидел манящие огромные зеленые глаза, занимающие половину ее лица, ее матово-бледное лицо с бархатистой кожей, зовущие губы, почувствовал скрытую силу глаз, дрожь в теле он остолбенел от такой красоты. Взгляды их глаз еще раз скрестились, между ними пробежала электрическая дуга. Его сердце так подпрыгнуло от увиденного, кровь в кровеносных сосудах так закипела, что у него вдруг помутнело в глазах, он пошатнулся и задрожал. Она почувствовала, а не услышала, как шептали его губы: «Ох, какая женщина! Какая женщина, мне бы такую… святую…»

Эффект неожиданности девушкой был произведен, «жертва» повержена к ее ногам. Она незаметным движением руки скинула с головы на лицо вуаль, не произнося ни слова, повернулась и уверенными шагами ступила вперед. «Жертва, как ручной теленок, последовала за ней».

Зайнабат свою «жертву» уверенно повела к самому концу города, в небольшой невзрачный домик старой, на первый взгляд, незрячей еврейки не определенного возраста. По тому, как она принимала посетителей, можно было догадаться, что это ее работа. Зайнаб в ее грязную, немытую руку с большими черными ногтями положила «зеленую бумажку». Вдруг из-под бровей на денежную купюру, как головы двух зеленых ящериц, стрельнули два узких зеленых глаза, на секунду в них загорело любопытство, пряча денежную купюру в широкий рукав старого грязного бешмета, она открыла калитку и пропустила во двор своих посетителей.

Как только вошли в грязный, нехоженый дом с низкими потолками, невзрачными окнами, но с широкой массивной тахтой посредине, заправленный не первой свежести бельем, Зайнаб стала быстро и бесшумно с себя платье, калготки, быстро сняла с себя нижнее белье, разделась догола и быстро юркнула в постель. Мужчина тоже последовал ее примеру. В постели они бросились в объятья, готовые задушить друг друга, на мгновение отстранились и начали магнетически, не моргая, смотреть друг другу в глаза. Опять обнялись, заплетая замками руки и ноги, как две змеи, так крепко, что кости хрустнули, стали целоваться взасос. У мужчины разогрелась кровь, она со свистом пульсировала по кровеносным сосудам, поднимаясь выше выше, забилась на шее, ударилась в виски, он задышал тяжело и часто, впился губами в ее шею, в дрожащую по его руками нежную грудь. Зайнаб, возбуждаясь, застонала, еще крепче, нежно водя руками по телу мужчины, возбуждая его, они остановились между его ног. Она томно застонала, еще крепче прижалась к мужчине грудью, через ноздри задышала быстро, с негой, в наитии бормоча путанные, несвязанные слова. Так, Зайнаб до утра не давала своему «другу» покоя. К утренней заре мужчина, полностью выбившийся из сил, упал в постель, уснул и больше не проснулся.

Спящий, вдруг он вздрагивал, отбивался от женщины руками, бормоча: «Змея!.. Ненасытная, бездонная змея! Оставь меня в покое! Я умираю, у меня больше нет сил… Уходи, оставь меня!..» — вдруг кричал, вскакивал в постели, отбивался от кого-то, освобождался из каких-то пут. А в это время Зайнаб, насытившись до отвала, прячась от встречных одиночных людей, пробиралась к себе в ковровую мастерскую…

Зайнабат у себя сразу же приняла душ, расчесалась, надушилась, переоделась в самое красивое платье небесно-голубого цвета, надела перламутровое ожерелье, золотые серьги с такими же камнями и перстень с таким глазом и вышла на работу.

Сколько бы она не старалась скрыть следы с лица после бурно проведенной ночи, от внимательного взгляда Ашаханум она не смогла многое скрыть. Лицо пожелтело, под глазами виднелись большие темные круги, нервно сомкнутые губы неожиданно вздрагивали, глаза от недосыпания блестели как неживые зеленые стекла. Зайнаб, чувствую, что Ашаханум изучает каждую морщинку на лице, которой вчера не было, каждую черточку, изгибы шеи, поблекший цвет лица и щек, движение рук, движение ног, не выдержала душевной нагрузки и отвернулась. Отводя взгляд в сторону от прямых ударов глаз Ашаханум, похожих на уколы булав, промолвила, что всю ночь помогала невесте убирать дом к их будущей свадьбе.