Зайнаб (СИ) - Гасанов Гаджимурад Рамазанович. Страница 51
Так она проводила дни, недели… месяцы… двулично, теряя все качества красивой и обольстительной девушки, падая вниз, вниз…
В горах говорят: «Смех сопровождают слезами». В один из дней, когда Зайнаб была в пике своих бесконечных «свадеб», как весной гром в горах, в Дербенте прогремела весть о том, что Зайнаб просватана за Курбана из враждебного рода. Не успела она еще испугаться, как до нее дошла новая весть о том, что в следующую пятницу будет свадьба. А на следующий день на арбе в город за свадебными подарками и другими необходими вещами на свадьбу из селения примчали папа и его двоеродные братья. К вечеру она посадили в арбу и укатили в горы.
Зайнаб никак не ожидала такого поворота в своей судьбе, испугалась до смерти, запаниковала, с утра до вечера плакала, причитая, что за косоглазого Курбана она замуж не пойдет, не пойдет и все! В море утопится, под поезд бросится, себе вскроет вены, но за этого косоглазого черта она замуж не пойдет! Она бросилась отцу в ноги, плача, умоляя, заклиная его. Не подействовало. Тогда она сделала попытку убежать из дома, тоже не получилось. На лошадях погнались, догнали, вернули домой с полдороги. Теперь дома ее держали под зорким оком двоеродных братьев, теток и племянниц. Она плакала каждый день, не останавливаясь, била головой о стену, кидалась на ножи, кинжалы, на последней грани смерти успевали уберечь ее.
Отцу, который выгорал от горя за дочь, ничего не осталось, чем принять к ней самые крутые меры. Зайнаб цепями приковали к стене дома. Она поняла: это конец! Конец всем: ей, отцу, брату, всему роду. Если она, опозоренная, обесчещенная выйдет замуж за этого косоглазого черта, то на второй день на них с оружием пойдут их кровники, нападут, вырежут всех, не исключая женщин и детей. Надо было любой ценой отвести от рода эту беду, ценой пожертвования жизнью нескольких двоеродных братьев, ценой убийства ненавистного косоглазого Курбана, ценой своей крови. Если даже эти жертвы не помогут, тогда она вынуждена будет пойти на самую крайную меру: признаться родным, что она обесчещена и она, в целях сохранения рода, не может вы ходить замуж за Курбана. Да и чтобы поговорить по душам, открыть свой секрет, поделиться со своим горем, у нее рядом из подружек, близких никого не было. Куда бы она не смотрела, она упиралась в глухую стену.
Она теряла разум, она теряла память. «Да, надо убежать! Любой ценой мне надо убежать. Если сейчас, когда все старшие заняты свадебными приготовлениями, не найду такую возможность, мой отцовский дом перевернется. О, Аллах, что же мне делать, куда мне деться? Кто меня выручит из этой беды? Кровь… вижу кровавые реки! Слышу проклятия отца, звон кинжалов, огни, кровавые огни, кровавые молнии… Род Рамалдановых вырезают наш род с коней… — бредила Зайнаб. — Нет, нет, нет, я должна остаться с холодными мозгами, расчетливыми направлениями. Ни в коем случае нельзя забыться, иначе все мои планы рухнут, как песочные крепости» — в этих размышлениях она не заметила, как в комнату вошла ее двенадцатилетняя кузина Сунаханум из Дербента с едойи изумленно стала перед ней.
Девочка никак не ожидала увидеть невесту, привязанной к цепям. Она не знала, никак не ожидала, что в горах невест перед свадьбой привязывают цепями к стене.
«Эта девочка ко мне судьбой послана. Она мне или поможет освободиться из этих оков, или поможет моим палачам накинуть на мою шею петлю» — подумала Зайнаб и, пока она еще не успела освоиться, надо было быстро действовать.
— О, Сунаханум, какая радость, что ты ко мне пришла. От этих цепей у меня раскалываются руки и ноги. Богом прошу, освободи меня от этих кандалов. Понимаешь, милая, чуть передохну, с тобой поиграю, а потом опять, до прихода людей со стороны жениха, ты опять закуешь меня в эти цепи.
— А мне в городе рассказывали, это у одного из африканских народов невест перед тем, как забирают со стороны жениха, привязывают к столбу цепями. Оказывается, такой обычай соблюдают у нас тоже, как интересно?
Зайнаб быстро смекнула, как ей следует действовать.
— Пока из старших дома никого нет, хочешь попробовать, как интересно! Тем более, ты будущая невеста… Заранее, раньше всех своих сверстниц, будешь знать секреты невесты!
Девочка не удержалась от искушения, соблазн был так велик залезть в кандалы, что она с помощью рук и зубов сняла застежки с ее запястий.
Освободившись, Зайнаб быстро выговорила:
— Я через окно выпригну, пойду в талет, моя хорошая, а ты за это время тренируйся. Я мигом, — быстроприкоснулась щеки девочки губами, через окно пересела на ветки груши, растущей напротив, бесшумно спрыгнула вниз и растворилась в кукурузе, растущей в огороде…
С одноухим мужчиной как она оказалась в Дербенте у себя в комнате дома тети Ашаханум, Зайнаб никак не может припоминать. Сегодня она чувствовала, что последний раз в жизни позволяет мужчине руками ласкать и нежить высокую лебединую шею, круглые плечи, крутые бедра ног, целовать свои бездонные зовущие зеленые глаза, нежные, тугие губы, гладкие щеки, сосать соски ее упругих красивых грудей, круглых, выпуклых, к которым никогда не прикоснутся молочные губы малыша. После тех трех бокалов вина, которыми напоил ее этот безухий мужчина, она видела и чувствовала все, как в тумане, чувства ее обострились, краски различимые ее глазами приняли совсем другие цвета, она то и дело путала, где и с кем она находится, куда ушли его отец, близкие, почему во дворе не горят костры, не варится бастурма, не готовят плов, не жарятся шашлыки и где, наконец, музыка — ее любимый чунгур?
Вместе этого перед ее глазами маячили картины вчерашней жизни, лица мужчин, с кем она спала, делила ложе. Вот они эти лица: обросшие шерсткой до крыльев носа, желтые, красные, кирпичные, усатые, безусые, красивые, как у женщин, хищные, как морды животных. Вот и глаза: черные, карые, голубые, зеленые, серые, узкие, круглые, выпученные, впалые, — одни лица и глаза мелькали перед ней.
«Кто же меня тискает так, как в железных клещах, кто так упорно меня душит? Что, успели прийти по мою душу? — сколько бы не вспоминала Зайнаб, никак не могла припомнить, в чьих же обътиях она сегодня находится. — Где-то рядом колотят двери, готовые вот-вот вырваться. Стук, стук, стук! Этит стуки эхом отражалось и в моей голове: скок, скок, скок… Хотелось бы знать, что явижу: сон или все это на самом деле происходит наяву… Старая, безухая собака! — вдруг вспомнила она, с кем находится. — Как противно воняет из твоего рта, как со свалки мусора?.. Ой, что за свет?.. Женщина… Тетя Ашаханум?.. Нет, все это сон, я вижу плохой, многосерийный сон с трагической концовкой! Безухий встал, как-то быстро одевается и куда-то спешит…»
— Встань, сука! — кто-то из женщин некрасиво крикнул и сдернул с нее одеяло. — Хватит, чтобы ты валялась в постели со старыми корягами, и протирала своими своими грязными ляжками мои помтели! Ту на тебя, бесстыжая! — и пока Зайнаб определяла, что же с ней случилась, та плюнула ей в лицо.
Зайнаб, как будто ее ошпарили кипятком, резко вскочила в постели и не поверила своим глазам. Перед ней, упершись тыльными сторонами рук в бока, стола тетя Ашаханум. Она с ног до головы — вся была одета в зеленое, — зеленое бархатное платье, зеленые калкготки, зелены дымчатый наплечник. Но больше всего к себе привлекали внимание ее зло прищуренные зеленые глаза, казалось, брызжущие из себя зелеными искрами огня. Зайнаб, все дальше понимая, в какой дерме эта ведьма нашла ее, сначала задрожала от страха, переходящего в нервный тик. «Безухий мужчина, наверное, давно улизнул отсюда» — почему-то такая мысль пришла ему в голову.
Она молниеносно сообразила, как вести себя в присутствии этой сутенерши. Она брезгливо оглядела комнату, женщина напищенно стоящую перед ней, желтые пятна на простыне, на котором она лежит, протянула руки вверх, и, сладко зевая, как блудливая кошка, подтянулась. Высунув кончик языка между полуоткрытых губ, стала нежно гладить свои груди, соблазнительно дыша через ноздри. Встала, подняла с пола ночную рубашку, через голову напялила на себя. Вдруг, полуобернувшись назад, в ответ запустила сгусток плевка в лицо Ашаханум.