Мои 365 любовников - Воропаев Евгений. Страница 10
– Господа… госпожа хозяйка… милостивая сударыня… госпожа хо…
Однако Лехнер, находившийся сейчас в прекрасном расположении духа, похлопал пикколо по спине и добродушно спросил:
– Ну, чего ты так пялишься, друг ситный? Ты разве такое в первый раз видишь?
Парень покраснел ещё гуще, он едва не плакал, однако вынужден был признаться, что однажды застал за подобным занятием кравчего с кухаркой и получил за это парочку увесистых затрещин.
– Ну, здесь тебя бить не будут, не нужно бояться, можешь даже поиграть вместе с нами! – сказал Ксандль. – Ты хотел бы стать хозяином винокурни? – Паренёк в полном недоумении тупо выпучил глаза. – Ну, а может, ты хотел бы разок отпудрить свою начальницу?
Ресль будто в крайнем возмущении взвизгнула и сварливо выкрикнула:
– Ты с ума спятил? Вообще, он не для того здесь, у него же ещё молоко на губах не обсохло!
Однако при этом она с трудом удерживалась от смеха, вертела похотливой задницей и не вынимала руки из-под юбки.
Вамбахер сказал:
– Но Ресль, один раз не в счёт, парню тоже ведь не мешало б почувствовать, что сегодня воскресенье!
Ресль продолжала хихикать, однако мужчины сорвали с неё передник, лёгкое платье и рубашку, отбросив их в сторону. Что-то подобное мне редко случалось видеть. Ресль, возможно, была созданием неуклюжим, но при этом очень соблазнительным. Она была весьма впечатляющих габаритов, кожа у неё была исключительно белая, и со своим колоссальным задом и гигантскими грудями она выглядела как какой-то монументальный памятник.
Тем временем Ветти опустилась перед пикколо на колени и извлекла на свет божий его маленькую макаронину, которая, однако, пока что была ещё совершенно вялой. Парня охватил страх. Штеффи помогала Ветти и щекотала бедняге яички, тогда как та взяла его жёлудь в рот.
Ресль уже выражала нетерпение, и, в конце концов, хвост маленького официанта встал. Он был не очень длинным, но по форме удобным в употреблении. Только вот паренёк никак не мог решиться применить своё маленькое твёрдое долото на практике. Тут Ксандлю в голову пришла блестящая идея:
– Она же для него слишком высока, его госпожа начальница. Он просто не дотянется до неё, бедокур! – С этими словами он взял скамеечку для ног, установил её за спиной Ресль, сгрёб мальца за воротник и одним рывком водрузил на скамейку. – Так-то вот будет лучше! А теперь сдавай экзамен на должность управляющего винным погребом.
Ресль, которой всё происходящее доставляло исключительное удовольствие, защемила член маленького ёбаря между грандиозными ляжками и с добродушным видом повела его, было, к входу в погреб. Но тут парня-таки разобрало, он принялся наносить толчки как взрослый, только вот объять необъятный зад милостивой госпожи ему вряд ли было под силу. Работая, он тяжело и часто дышал.
– Ещё незадача, да он так у нас задохнётся! – участливо сказал Бирнекер, взял в руки салфетку и точно веером начал обмахивать ею совокупляющегося пикколо.
Ресль хихикала, повизгивала и мяукала:
– Он сразу понял, что к чему… ах, как славно… такой молоденький мальчонка… неплохо попробовать… очень твёрдый для такого юного хвостика… а головка у него как лесной орешек, но ему ещё подучиться надо… прекрасно, сорванец, впрыснешь, только не прерывайся… ты же такой смышленый… ой-ой-ой, как он рукояткой вертит… а-а-а-а… следите, чтобы он не останавливался… сейчас на него накатывает, сейчас… всё давай в скважину, сорванец… всё давай…
Потом она заскрежетала зубами и кончила. Ксандль снял парнишку, который был весь в поту и пошатывался, со скамейки и поставил на пол.
– Молодчина. Из тебя выйдет хороший управляющий винным погребом.
Затем слуга получил ещё гульден в придачу за то, чтобы, как было сказано, «держал рот на замке», и совершенно обессиленный выскользнул из комнаты. А мы занялись выбором самой узкой трещины для «заключительного почётного номера». С этой целью мы, женщины, легли спиною на стол, а Бирнекер очень медленно вводил каждой в расщелину палку салями толщиной почти в руку ребёнка. Ресль почти без труда вместила в себя половину колбасы, её лоханка с жадностью заглотила предложенное кулинарное изделие, так что она даже немножко сконфузилась.
– Ну, что ты, это, наверно, просто необходимо в управление большим заведением, – утешили её.
Затем испытанию подверглась Штеффи, в которую, однако, вошла только небольшая часть колбасы. Зато в щель черноволосой Ветти опять погрузилась почти половина салями, и, наконец, очередь дошла до меня. Когда они ввернули кончик колбасы, мне сперва было приятно, но потом это вдруг вызвало сильную боль, и я так резко сжала ноги, что колбаса выскочила наружу и отлетела на приличное расстояние.
– Пригодна! – гласил приговор мужчин.
Ксандль был выбран тем, кто совершит со мной вышеозначенный номер, чтобы, как он выразился: «Ему не пришлось ни к кому ревновать».
Бирнекер с Вамбахером подхватили меня под мышки и подняли высоко вверх, а Ксандль задрал мне юбку до живота и снизу вставил в меня член. Затем я обхватила ногами его большой зад, и те двое настолько далеко отклонили меня, что я висела почти над полом. Остальные стояли вокруг и наблюдали. Женщины с широко раздвинутыми ногами, и сзади пристроились оркестранты: к Ветти – кларнетист, к Штеффи – гармонист, а к неутомимой Ресль – скрипач. Хвосты были размещены, и теперь мы снова образовали четыре трахающиеся пары.
– Стоп, – крикнул вдруг Тони Лехнер, – а обо мне вы совсем забыли? Согласитесь, гитара ведь тоже женщина!
Тут он взял большую контргитару с двумя грифами, установил её на кресло и сам с широко расставленными ногами устроился перед ней. Затем он крепко ухватился за оба грифа музыкального инструмента и между струн вставил хобот в резонансное отверстие гитары!
– Только ребёночка ей не сделай, Тони!
– Ах, была бы ещё мандолина! Я бы и с ней попробовал! – ответил Тони.
Затем три пары, обступившие нас, приступили к сношениям, а Бирнекер с Вамбахером медленно качали меня взад-вперёд, и член Ксандля таким образом сам собой скользил в моей трещине туда и обратно. Ксандль стоял, широко расставив ноги, и позволял доставлять себе удовольствие тем более, что ему не нужно было ровным счётом ничего делать. Бирнекер с Вамбахером распевали при этом:
Чтобы два бравых господина не остались с носом, я одновременно извлекла оба их стебля и вытянула их навстречу друг другу, так что пара желудей соприкасалась прямо над моим ртом!
– Только не сталкивай, мы же не гомики! – предостерёг Бирнекер.
Я усердно тёрла, они раскачивали меня, и как раз в тот момент, когда Ксандль брызнул в меня своим тёплым фонтаном, сверху тоже удвоенной порцией закапало мне в рот. Потом мы все смотрели, как Лехнер сношает гитару.
– Бум-бум… немного жестковато получается… она ведь щиплется… тра-ля-ля, тра-ля-ля… стоит однажды и такое узнать на собственном опыте… однако, какая красивая и большая дыра у неё… гопля-гопля… бум-бум… у-уй… а-а-а-а… Ну что ж, поехали…
И Тони брызнул в гитару.
Затем Ксандль дал Ресль сотенную купюру. Это многократно покрывало счёт за съеденное и выпитое, да ещё сверху довольно много оставалось на чаевые. Ветти получила двадцатку, которую Лехнер сунул ей между титек. А когда та вывалилась оттуда, Лехнер свернул её, сунул Ветти в смокву и сказал:
– Вот так лучше будет, теперь остаётся только помочиться деньгами.
Ещё сотню Ксандль вручил гитаристу «в качестве компенсации за инструмент».
На обратном пути мы снова сидели «на ручках». Кучер подмигнул мне, но я сделала непонимающий вид. Все мы смертельно устали. Я сидела между Лехнером и Вамбахером. Вамбахер спал, Лехнер хотел, было, немножко помять меня под каретной накидкой, однако получил по рукам, я и без того порядочно утомилась. Зато во втором экипаже, следующем за нами, было весело, там ехал Ксандль с Бирнекером и Штеффи. Улицы тонули в полной темноте, и один раз оглянувшись назад, я смутно разглядела, как Штеффи подпрыгивает вверх-вниз. Вероятно, ей снова вставили фонарный столб, куда следует, и она рискнула на обратном пути ещё немного прокатиться верхом.