Загадай число - Салтыкова Мария. Страница 6
Мадлен пришла забрать их пустые стаканы и спросила, хотят ли они добавки. Они отказались. Меллери снова сказал, что у них дома очень красиво.
– Ты сказал, что хочешь быть со мной откровенным до конца, – напомнил Гурни.
– Да. Речь о времени, когда я пил. Я был запойным алкоголиком, с провалами в памяти. Некоторые провалы были длиной в пару часов, а некоторые дольше. Под конец провалы стали случаться всякий раз, как я напивался. А это уйма времени и уйма поступков, о которых я ничего не помню. Будучи пьян, я водил компанию с кем попало и не задумывался о том, что творю. Честно говоря, упоминание алкоголизма в этих гнусных записочках меня сильнее всего расстраивает. Последние несколько дней я только и делаю, что расстраиваюсь или ужасаюсь.
Гурни, невзирая на скептический настрой, уловил в голосе Меллери нотки искренности.
– Расскажи поподробнее, – попросил он.
За следующие полчаса стало ясно, что Меллери больше ничего не может или не хочет рассказать. Он вернулся к тому, что его мучило.
– Боже мой, но все-таки как он мог знать, какое число я загадаю? Я перебрал в памяти всех, с кем был знаком, все места, где я бывал, все адреса, почтовые индексы, телефоны, даты, дни рожденья, номерные знаки машин, даже стоимость некоторых покупок – и ничто даже отдаленно не связано с цифрой 658. Это сводит меня с ума!
– Может быть, имеет смысл сейчас сосредоточиться на вопросах попроще. К примеру…
Но Меллери не слушал.
– Мне кажется, что 658 вообще ни с чем не связано. Но что-то оно, видно, означает. И кому-то это значение известно. Кто-то в курсе, что 658 – настолько значимое число, что оно первым придет мне на ум. Это в голове не укладывается. Это какой-то кошмар!
Гурни сидел молча и ждал, когда Меллери сам успокоится.
– Упоминание алкоголя означает, что автор записки – кто-то, знавший меня в недобрые старые времена. И похоже, что у него на меня зуб, причем давно. Наверное, он потерял мой след, а потом увидел мою книгу, что-нибудь почитал обо мне и решил… что он решил? Я даже толком не понимаю, о чем эти записки.
Гурни продолжал молчать.
– Знаешь, каково это – сто, а то и двести дней твоей жизни, о которых ты напрочь ничего не помнишь? – Меллери покачал головой, будто не веря себе, что такое могло приключиться. – Единственное, что я знаю про такие дни, – это что я был в том состоянии, в котором человек способен на что угодно. Когда пьешь столько, сколько я пил тогда, о последствиях не заботишься. Твой рассудок отключается, как и твоя память, и тебя несет – ты ведом сиюминутными импульсами, инстинктом, не ведающим преград… – Он замолк и снова покачал головой.
– А что, по-твоему, ты мог совершить в момент такого затмения?
Меллери уставился на него:
– Да что угодно! Господи, в том-то и дело, я мог натворить что угодно!
У Меллери был вид человека, только что обнаружившего, что тропический рай его грез, в который он вложил все свое состояние, населен скорпионами.
– Так чего же ты хочешь от меня?
– Не знаю. Может быть, я надеялся на твою дедукцию. Что ты разгадаешь ребус, разоблачишь автора записок и придешь к выводу, что дело яйца выеденного не стоит.
– Тебе должно быть виднее, в чем тут дело.
Меллери покачал головой. Затем снова взглянул на Гурни, с внезапной надеждой:
– Может, это все просто шутка?
– Если так, то уж больно она жестокая, – ответил Гурни. – Какие у тебя еще предположения?
– Шантаж? Например, автор знает про меня что-то ужасное, чего я сам не помню? И просьба выслать $289.87 – это только начало?
Гурни кивнул:
– А еще?
– Месть? За что-нибудь, что я натворил, но автор хочет не денег, а… – Его голос многозначительно оборвался.
– Но ты ничего конкретного не помнишь, за что кто-то мог бы на тебя так озлобиться?
– Нет. Я же говорю. Я ничего не помню.
– Хорошо, я тебе верю. Но нынешние обстоятельства таковы, что нелишне было бы ответить на несколько простых вопросов. Записывай, дома подумаешь день, посмотрим, что вылезет на поверхность.
Меллери открыл свой элегантный портфель и достал небольшой кожаный блокнот и ручку «Монблан».
– Составь несколько списков, как можно более подробных. Первый список: возможные враги, связанные с работой, – люди, с которыми ты когда-либо конфликтовал из-за денег, контрактов, обязательств, субординации, деловой репутации. Второй список: нерешенные личные конфликты – бывшие друзья, бывшие любовницы – словом, те, с кем у тебя не сложились отношения. Третий список: непосредственные враги – те, кто тебя в чем-то напрямую обвинял или угрожал тебе. Четвертый список: психи – неуравновешенные или спятившие люди, с которыми тебе приходилось общаться. Пятый список: персонажи из прошлого, с которыми ты недавно вновь столкнулся, – даже если эта встреча показалась тебе совершенно незначительной и невинной. Шестой список: любые связи, какие у тебя могут быть с Вичерли, поскольку там находится ящик Х. Арибды и там проштампованы все его марки.
Меллери записывал, но качал головой, как будто отрицая возможность вспомнить хоть какие-то имена по таким спискам.
– Я понимаю, что это кажется очень сложным, – терпеливо объяснил Гурни, – но это нужно сделать. А записки оставь пока у меня, я их еще поизучаю. Но учти, частными расследованиями я не занимаюсь, и есть шанс, что я не смогу тебе помочь.
Меллери уставился на свои руки.
– А кроме этих списков я могу что-нибудь сделать?
– Хороший вопрос. У тебя есть какие-то идеи?
– Ну… например, может быть, с твоей помощью я мог бы что-то узнать про этого мистера Арибду из Вичерли, раздобыть какую-нибудь информацию про него.
– Если ты имеешь в виду что-то большее, чем номер ящика, почтовое отделение тебе этого ни за что не сообщит. А вмешательства полиции ты не хочешь. Можешь, конечно, поискать в интернете, но раз имя, скорее всего, вымышленное, ничего особо не найдешь. – Гурни задумался. – Странная история с чеком, не правда ли?
– Ты про сумму?
– Я про то, что его не обналичили. Зачем указывать такие подробности – сумма с точностью до цента, имя получателя, – если не собираешься обналичивать чек?
– Ну, если Арибда – это не настоящая фамилия и у него нет документов с этим именем…
– Тогда зачем вообще предлагать возможность прислать чек? Почему не потребовать наличные?
Меллери шарил взглядом по земле перед собой, как человек, боящийся наступить на мину.
– Может быть, ему просто нужно было увидеть мою подпись.
– Да, я об этом думал, – ответил Гурни, – но тут возникают еще две загадки. Во-первых, он оставлял за тобой возможность расплатиться наличными. Во-вторых, если целью было получить чек с подписью, то отчего бы не попросить сумму поменьше? Двадцать или хотя бы пятьдесят долларов. Разве это не сделало бы твой ответ более вероятным?
– Может быть, Арибда не слишком умен.
– Отчего-то мне кажется, что дело не в этом.
У Меллери был такой вид, словно в каждой его клетке усталость яростно борется с беспокойством и их силы равны.
– Как ты думаешь, мне что-то угрожает?
Гурни пожал плечами:
– Большинство таких писем – дурацкие шутки, их действие ограничивается самим посланием. Но все-таки…
– Это не совсем обычные записки, да?
– Мне так кажется.
Меллери судорожно сглотнул.
– Понятно. Значит, ты их еще поизучаешь?
– Да. А ты займись списками.
– Это ничего не даст, но я, конечно, попытаюсь.
Глава 6
Кровь как роза красная
Поскольку приглашения остаться на обед не последовало, Меллери нехотя уехал на своем педантично отреставрированном дымчато-голубом «Остин-Хили» – классическом кабриолете. Это была идеальная машина для поездки в идеальный погожий день, но Меллери, погруженный в свои переживания, едва ли мог это оценить.
Гурни вернулся в свое садовое кресло и сидел там почти час в надежде, что путаница фактов сама собой начнет складываться в какую-то схему, какую-то понятную последовательность. Но единственное, что он понял за этот час, – это что он голоден. Он встал, пошел в дом, сделал бутерброд с сыром и консервированным перцем и перекусил в одиночестве. Мадлен нигде не было видно, и он попытался вспомнить, не говорила ли она ему, что куда-то собирается. Позже, споласкивая тарелку, он выглянул в окно и увидел ее: она шла с сумкой яблок из сада. Как обычно, когда она была на природе, ее лицо сияло спокойствием.