Изгнанник - Петровичев Антон. Страница 9

Легкая с виду конструкция на деле оказалась довольно тяжелой.

Пока все шло по плану. Никто не заметил отсутствия Шани в молитвенном зале: монахи были слишком заняты чтением псалмов на староаальхарнском наречии. Шани еще раз осмотрел все крепления, проверил натяжение ткани и остался вполне доволен своей работой. Дедушка тоже бы ее оценил, особенно учитывая тот факт, что Шани смастерил дельтаплан собственноручно, без помощи компьютеров.

Солнце неторопливо сползало к закату, и мир неспешно заливали сиреневые тени, осторожно выбираясь из монастырских подвалов, из-под холмов на зеленом лугу и корней деревьев. Стоя на крыше, Шани видел справа колодец двора, в котором скоро станет совсем темно, а слева простирались луга, и тонкая лента дороги пересекала их, словно шрам. Жаль, нет шлема, подумал Шани и уверенно застегнул подвеску.

Дельтаплан дрогнул, оживая и послушно отзываясь на каждое движение ветра, и Шани ощутил, насколько напряжены все чувства. Не желая больше медлить, он сделал несколько энергичных шагов навстречу потоку воздуха и не сразу понял, что дельтаплан поднял его, и он уже летит. Монастырь качнулся и ушел в сторону, земля оказалась где-то далеко-далеко внизу, а небо – небо было везде, с золотистыми вечерними облаками, мягким светом солнца и ветром, и в душе Шани все замерло от сладкого восторга и страха. Он летел, в самом деле летел, ловя потоки воздуха, то набирая высоту, то спускаясь ниже.

Монастырь уплыл куда-то в вечерние сиреневые сумерки, и Шани забыл о нем. Ничего не было: ни монастыря, ни лугов, ни дороги – он снова летел над Ленинградом, и под крыльями дельтаплана неспешно проплывала набережная Невы, памятник князю Италийскому, серебристый от неоновой подсветки, Марсово поле и розовый туманный квадрат Михайловского замка – а потом перед ним вдруг выросла узорчатая цветная громада Спаса-на-Крови, и, рванувшись вперед, Шани вылетел на Невский, по которому ехали машины и шли люди. Невский был залит разноцветными огнями витрин и разноязыким людским говором, Невский никогда не спал, и Казанский собор распахнул смуглые руки, словно хотел обнять старого друга, вернувшегося после долгой разлуки.

Лежа в траве, на обломках дельтаплана, Шани грезил наяву недостижимым городом и не чувствовал, как ссадина на затылке сочится кровью.

От монастыря, причитая и ругаясь, к нему спешили монахи.

Планшет тихонько попискивал, спаивая края ссадины.

Шани тоже ныл. Не потому, что ему действительно больно, хотя он и в самом деле довольно крепко побился, когда дельтаплан потерял управление, а чтобы разжалобить отца Гнасия.

Тот был в гневе. В настоящем гневе.

– Зачем ты это сделал? – спрашивал отец Гнасий чуть ли не в десятый раз.

– Полетать хотел, – бубнил Шани.

Отец Гнасий, нарезавший круги по кабинету, остановился и воздел руки к потолку.

– Полетать! Знаешь, кто летает на подобных приспособлениях? Ведьмы да колдуны, вот кто. Прислужники Змеедушца! Слава Заступнику, никто тебя не видел! А если бы кто-то донес в инквизицию? Посадили бы тебя тогда на бочку с порохом, вот бы полетал!

– Я не подумал, – насупился Шани.

Отец Гнасий подошел и постучал ему по голове.

– А вот сей предмет тебе зачем дан? Как раз для того, чтобы думать и понимать последствия своих действий. А если бы ты разбился насмерть на своей окаянной повозке? Как ты вообще додумался до такого?

Шмыгая носом, Шани рассказал, что видел подобную конструкцию в чертежах Невта, несколько томов которого хранились на дальних полках библиотеки. Отец Гнасий только руками всплеснул.

– Да ведь Невт уже третий год сидит в тюрьме инквизиции как раз за такие вот измышления! – воскликнул он. Шани хотел было уточнить, что Невта посадили под замок не за научные труды, а за склочный нрав и постоянные споры с инквизиционной коллегией, но отец Гнасий не дал ему и рта раскрыть. – Невт еретик! Пусть его «Небесная механика» воистину великий труд, да только в остальном он дал маху, поддался на посулы Врага Человеческого и теперь несет справедливое наказание. Шани, Шани, – отец Гнасий остановился и сокрушенно покачал головой. – Обещай, что больше не притронешься к книгам Невта. Обещай, что расскажешь мне, прежде чем снова затеешь какую-то авантюру. Немедленно, сию же минуту обещай.

– Клянусь, – серьезно сказал Шани. Планшет закончил свою работу, оставив на месте ссадины розовую полоску кожи; Шани выключил его и убрал в карман. – Невта не открою и все вам расскажу.

– То-то же, – отец Гнасий погрозил кулаком, но было видно, что он уже не сердится. Сев рядом, отец Гнасий осмотрел залеченную царапину, остался доволен работой планшета и произнес: – Береги себя, пожалуйста. Я прекрасно знаю, что не Архивраг подает тебе такие идеи, но инквизиционной коллегии ты этого не докажешь.

Шани промолчал. Странная мысль ворочалась у него в голове, пытаясь облечься в слова.

– Отец Гнасий, – начал он. – А если бы инквизиция видела, как я летал…

Отец Гнасий снова всплеснул руками.

– Дурачок! – воскликнул он. – Тебя бы немедленно повели в допросную! А там…

– Я не о том, – мрачно перебил его Шани. – Что бы вы сделали?

Он хотел продолжить чем-то вроде: «Подложили бы потом дровишки в костер, как положено истинно верующему?» – но промолчал, не желая огорчать отца Гнасия еще раз. Если его собственный отец отрекся от сына, то это ведь не значит, что остальные люди такие же. Или значит?

Отец Гнасий вздохнул. Провел ладонями по лицу.

– Я бы использовал весь авторитет настоятеля Шаавхази и все свое влияние, чтобы тебя оправдали, – произнес он глухо, и Шани понял, что отец Гнасий давно уже составил план действий. Наверно, после случая с наркозом и составил. – Если бы не получилось, я бы пошел к патриарху. А если бы и он ответил мне отказом, то я бы просто подкупил тюремщиков и устроил твой побег накануне казни. Раз уж ты такой шустрый парень, что оседлал деревянного дракона, то сбежать из закрытой камеры для тебя проще простого. Но! – И отец Гнасий снова погрозил Шани кулаком. – Я тебе этого не говорил, а ты не слышал. Понятно? И воздержись уже от таких приключений, пожалей старика.

Новые приключения сами нашли Шани через три дня, когда Кереш после занятий подошел к нему и сообщил, что видел на болоте слонопотама. Шани, вытиравший исписанную доску, крепко в этом усомнился. Здешний климат для слонопотамов явно не подходил. Тем более болото! Такая махина там утонет после первого же шага. Это он и сказал Керешу, однако тот стоял на своем:

– А я видел! Стоит такой под деревом, хобот в мох опустил, наверно, пропитание собирает. Я потихонечку отступил и убежал, а он за мной не погнался. Должно быть, не заметил, а то бы я сейчас с тобой не разговаривал, – Кереш поежился, должно быть представляя, каково это: попасть на зуб голодному слонопотаму. – Слушай, если ты не веришь на слово, то можем сходить и посмотреть. Сегодня мне надо бежать домой, батюшке помочь, а завтра он товар на ярмарку повезет, завтра можем и сходить. Вряд ли слонопотам далеко ушел. Может быть, прямо на том месте и стоит. Сотворит же Заступник такое диво! И уши у него здоровенные, как раз такие, как ты рассказывал.

Шани пожал плечами. Наверняка Кереш все выдумал или ему что-то померещилось на болоте, а он и намечтал слонопотама.

– А как ты на болото угодил? – спросил Шани. Кереш застенчиво улыбнулся.

– Батюшка наш как выпьет, так страсть как подраться любит. Мы и разбегаемся кто куда. Матушка с сестрами к соседке бегут, она их в подпол прячет. А я на болота деру задаю. Я там все тропинки поразведал. Ягод когда принесу, когда какие травки. Так ты пойдешь со мной слонопотама искать или что?

– Пойду, – согласился Шани. На болоте он ни разу не был, отчего же не посмотреть? Заодно и Кереш убедится, что слонопотам ему привиделся.

Они договорились встретиться утром у ворот монастыря. Памятуя о своем обещании рассказывать отцу Гнасию о затеях и авантюрах, Шани послушно сообщил, что вместе с Керешем пойдет собирать лечебные ягоды, не упоминая, разумеется, об охоте на слонопотама. Отец Гнасий выслушал его и разрешил отправляться в поход; Шани заметил, что у настоятеля монастыря было дело поинтереснее – вызрела очередная партия настойки для отправки в столицу, партию надо было досконально проверить, и отец Гнасий пребывал в совершенно благостном расположении духа.