Стражи цитадели - Каляева Н.. Страница 14

— Это долго объяснять.

— И вам, определенно, не интересно задерживаться на такой ерунде, в то время как мой спутник стоит в одиночестве на дальнем конце тропы. Я прав?

Я сдерживала себя с трудом.

— Как он? Помнит ли он…

— Терпение! Я говорил вам: это потребует времени. Вы помните, с каким условием я привел его к вам?

— Я должна в точности следовать вашим указаниям.

— Вы все еще согласны?

— Все, что угодно, лишь бы это помогло ему.

— Именно так. Посидите-ка со мной минутку. — Он тяжело опустился на каменную скамью.

Я присела рядом, не отрывая глаз от неподвижной фигуры в белом, стоявшей в отдалении.

— Вы здесь не пленница? — спросил Дассин.

— Нет, я здесь по собственной воле и совершенно свободна в своих поступках.

— Кажется странным, что в доме вашего брата оказывают гостеприимство той, по чьей вине над этими стенами развевается траурный флаг. Здесь безопасно?

— Довольно-таки. Я никогда не подвергла бы вас опасности. Лишь одна старая женщина здесь беспокоит меня, но с этим я справлюсь сама. Я здесь лишь потому, что мне представилась возможность отплатить брату за все.

— Вот оно как. Ну а… мы делаем успехи. За прошедшие четыре месяца мне удалось вернуть принцу воспоминания о детстве — точнее, о детствах. Он помнит жизнь Д'Нателя до двенадцатого дня рождения, когда его впервые послали на Мост. Не думаю, что можно вести его дальше, поскольку, как я уже говорил вам, трагедия на Мосту оставила в Д'Нателе ничтожно малую частицу души. И еще. Кейрону нет нужды знать больше о том, чем стал Д'Натель в последующие десять лет. Достаточно того, что он знает о семье Д'Нателя — своей семье — и Авонаре. И, что еще важнее, он знает о лордах и зидах, о Мосте и долге Наследника Д'Арната. Я думаю, он при необходимости справится с испытанием.

— Испытанием?

Гондея — мир, лежавший за Мостом, — оставалась для меня загадкой. Я имела только отрывочное представление об Уничтожении — магическом бедствии, уничтожившем девять десятых их мира и развязавшем на века войну между дар'нети и лордами Зев'На.

— Тело Д'Нателя явно состарилось больше, чем на те несколько месяцев, которые минули с тех пор, как он пришел к тебе прошлым летом. Если Наставники усомнятся в личности Д'Нателя, они испытают его, дабы установить, действительно ли он сын Д'Марта, полноправный Наследник Д'Арната. Они исследуют его физическое состояние, они рассмотрят узор его мыслей и сравнят с мыслями его предков. Испытание подвергнет сомнению знания, убеждения, плоть и дух.

— Раз так, он должен верить, что он сын Д'Марта.

— Именно так. Просто принять мысль, что он когда-то был принцем Авонара, недостаточно. Он должен стать Д'Нателем, точно так же, как Кейроном, отныне и навсегда.

— А как же другая его жизнь?

Его настоящая жизнь, какой она мне представлялась: детство в Валлеоре, обучение в университете, годы в бегах, ученые звания, наша встреча, наша свадьба. И ужас, положивший всему этому конец: арест, пытки, костер, смерть… пока человек, сидящий рядом со мной, не поймал его душу, прежде чем та шагнула за Черту в небытие, и удерживал ее в плену десять ужасных лет, убежденный в том, что Кейрон остался последней надеждой для народа дар'нети и их мира.

— Осталось еще несколько лет — несколько лучших и все худшие, которые ему предстоит вспомнить. Он помнит свою юность — юность Кейрона, двадцать с лишним лет — все время, проведенное в бегах, до возвращения в университет. Но он не помнит ни мгновения из последующих двадцати лет и не знает, почему у него было две жизни, когда у всех остальных — только одна.

— Так, значит, он еще не знает, что был мертв?

— Нет.

— И не помнит ни меня, ни нашего сына?

— Он еще не «встретил» вас в своем прошлом. И не столкнулся с решением, ставшим причиной его казни, решением, которое обрекло вашего сына и друзей на гибель, а вас — на унижения и изгнание. Моя цель — восстановить человека, который принял это решение, а не превратить его в кого-то другого, в того, чей выбор пришелся бы вам больше по вкусу. Сможете ли вы отрешиться от воспоминаний о прошлом, когда станете говорить с ним?

Пронизывающий взгляд Дассина был так же безжалостен и суров, как и его слова. Когда Кейрона арестовали, мой муж отказался использовать свою силу, чтобы спастись самому и спасти всех нас. Он верил в то, что использование магии во вред другим — даже его тюремщикам — стало бы чудовищным преступлением, кощунством по отношению к дару целительства, которым он обладал. Злость и горечь из-за его выбора отравили мне десять лет жизни.

— Мое отношение к его выбору осталось прежним, Дассин, но я не хотела бы и изменить сердце, принявшее его. Я буду ждать, пока он снова не станет собой, и тогда мы разрешим наш спор.

Хотя глаза чародея и задержались на моем лице, он удовлетворенно кивнул.

— Поймите также, что он не помнит ничего из событий прошлого лета или вашего совместного путешествия. Эти воспоминания надо будет вернуть в свою очередь. Сейчас он, мягко говоря, чувствует себя запутавшимся, душевное его равновесие весьма хрупко, и вы не должны его нарушить. Не следовало бы сейчас его приводить. Не следовало.

Было ясно, что этот спор с самим собой шел уже не впервые.

— Тогда зачем же вы?..

Чародей вздохнул и оперся подбородком о белый посох.

— Я знаю, вы считаете меня жестоким из-за того, что я так долго держал душу Кейрона в заточении. Вы считаете меня негодяем, потому что я подстроил смертельное ранение Д'Нателя. Возможно, так оно и есть. То, что я проделываю с ним сейчас, — не менее болезненно и изнурительно. Каждое воспоминание, что я возвращаю ему, должно быть пережито заново. Каждое ощущение, каждое чувство, каждый запах и звук… воспоминания о днях и месяцах сжимаются до нескольких часов, пока он не утрачивает возможность воспринимать. Я давлю на него, давлю сильно, несмотря даже на то, что мы выиграли эту небольшую передышку благодаря его действиям у Ворот. Я не знаю, как долго она продлится.

— Значит, ваша война еще не закончена?

— Нападения на Авонар прекратились — к счастью, разумеется. Но это перемирие тревожно и недолговечно. Никто толком не знает, что делать. Народ Авонара ликует, ведь Наследник Д'Арната жив, они знают, что летнее путешествие сюда и победа на Мосту как-то изменили его, но сами они его еще не видели. Ему удалось отделаться от Наставников краткой аудиенцией, но их терпение уже на исходе. А лорды Зев'На — наши враги — тоже ждут. И мы не знаем, чего именно. Я должен использовать это время, чтобы вернуть Наследника, который возглавит нас.

Дассин с силой ударил посохом по мерзлой земле, как будто под снегом затаился воин-зид. Из-под скамьи вылетел кролик и юркнул под обрушившуюся решетку, дрожа от негодования.

— Я не хочу его смерти. Ему нужно передохнуть немного — и с кем-то другим, не со своим надсмотрщиком.

— Что мне надо делать? — спросила я.

— В точности следуйте моим указаниям. Не говорите ни слова о вашем знакомстве и браке. Ни слова о друзьях. И ничего — совершенно ничего — о его смерти. Он еще не принял этих воспоминаний, и упомянуть о них — значит нанести ему непоправимый вред. Если он заговорит о себе — о любом из двух его «я», — позвольте ему. Насколько ему известно, вы — мой друг и знаете его историю, но встретили его только в этом году.

— Тогда что же мне ему говорить?

— Будьте ему другом. Помогите ему. Прежде чем стать его женой, вы уже были его другом. А теперь идите. Он думает, что я пришел сюда посоветоваться со старым приятелем, но, по правде говоря, я устал и собираюсь немного вздремнуть.

Прежде чем я успела задать хоть один из сотни вопросов, Дассин откинулся назад, прикрыл глаза и исчез. Мне ничего больше не оставалось, кроме как отправиться по тропинке туда, где ждал Кейрон.

Неподвижный, одинокий, омытый лучами зимнего солнца, он стоял перед нагим искривленным деревом, потрескивавшим на морозе. Капюшон скрывал его профиль, а руки прятались в складках белого плаща. Он казался причудливым сугробом, оставленным в саду бурей, которому лишь колдовство могло придать человеческий облик. Я даже не знала, как обратиться к нему.