Ведьмин дом - Каплан Виталий Маркович. Страница 9

– Слышь, Серый, разговор у меня к тебе есть, – сказал, наконец, Санька и быстро огляделся.

– Ну, чего надо? – буркнул Серега.

– Да вон чего. Я тут думал-думал – а на фига нам с тобой это пари? Глупость одна, игра для малышни. А мы с тобой что-то слишком уж втянулись. Да еще на рабство… Может, ну его к чертям? Скажем ребятам, что пошутили, никто возникать не станет.

– Что, сдрейфил? Дошло до тебя, что нечистой силы не бывает? Что-то больно долго доходило. Как до жирафа.

– Бывает, не бывает… Да кто ж его знает, что бывает… Мне же батя все по правде рассказывал. Вдруг на самом деле в доме какая-нибудь нечисть водится? Может, и не студент, и не ведьма, а что-то другое, еще страшнее?

– Я-то думал, ты умный, а ты дура-а-ак, – Серега нарочно протянул последнее слово, чтобы позлить Саньку. Теперь-то он догадывался, куда тот клонит.

– Зато ты больно умный… Думаешь, не страшно тебе ночью будет? Хоть ты и не веришь в привидений, а все равно в штаны наложишь. Мало ли что там случится… Дверь скрипнет от чего-нибудь, а ты подумаешь, что ведьма, и сердце у тебя разорвется. Или птица какая-нибудь закричит, ночью знаешь как страшно птицы кричат! И понимаешь, что птица, а все равно кажется, что душа чья-то. И выйдет у тебя разрыв сердца. Инфаркт по-научному. Хоронить как, с оркестром будем? Или утром вернешься, а ты весь седой. Такое часто бывает, люди седеют со страху, и не только взрослые, маленькие тоже. Помнишь, был в прошлом году, в третьей смене пацан такой, Генка Лагутин, из первого отряда? Высокий такой, тощий…

– Ну, помню. А дальше-то что?

– А помнишь, прядь у него была седая? Сам он черный, а прядь седая.

– Да, кажется, было.

– А знаешь почему?

– Я у него не спрашивал. Не люблю совать нос в чужие дела. А вообще, выбелил, наверное. Из моды.

– Ну так вот, могу рассказать. Он, когда маленький был, в детсаду закапризничал как-то, ну, воспиталка дура была, она ему говорит: «Ты вот сейчас не слушаешься, а у тебя из-за этого дома мать умерла!» Воспиталка думала, он тихим станет, а он как заревет! Поверил. Мать за ним вечером приходит – а у него уже прядь седая. Ну, она как узнала, что случилось, воспиталке всю морду исцарапала, даже в суд подала. Ту с работы поперли. А толку-то? Волосы не вернешь… Вот так. А тебе еще страшнее будет, это же не пять минут, всю ночь надо просидеть. Или вдруг приснится тебе какой-нибудь ужас, а ты подумаешь, что по правде – и пожалуйста, разрыв сердца. Или заикой сделаешься. Заики, они же все от страха такими стали.

И видишь, что получается? Что чистая сила, что нечистая – один хрен. Главное – результат. О маме своей лучше бы подумал. С тобой что случится – она же умрет!

Серега вспомнил, как совсем недавно те же самые слова говорил ему Леха. Интересно получается, два совершенно разных человека, и хотят они разного, а слова одинаковые… А Санечка-то какой речистый оказался! Заботливый. Если правды заранее не знать – вполне можно ему поверить.

– Ну и чего же ты хочешь? – вежливо спросил Серега. – Пойти к ребятам и сказать, что не будет пари? Пошли. Сейчас, наверное, все наши уже в корпусе.

Что-то изменилось в Санькином лице, то ли появилась какая-то морщинка, то ли глаза по-иному засветились.

– Ну, им-то сказать мы всегда успеем. Времени у нас вагон и маленькая тележка. Тут, Серый, вон какое дело. Утечка информации. Какой-то козел из нашей палаты разболтал про пари. Второму отряду. То есть не всему отряду, а одному парню. Петракову. Есть там такой амбал. Хорошо, если он никому еще не растрепал. Он вообще-то может, он дурак, я его знаю. Так что сперва надо к нему сходить. Ты сам ему скажешь, что наш с тобой договор отменяется. Что тебе неохота из-за детских глупостей заикой становиться. И что ты не нанялся инфаркты получать. И если он не совсем еще козел, то пусть не болтает. А потом к нашим пойдем. Им я скажу, что это я сам тебя отговорил, что ты вообще-то рвался, но мне спорить расхотелось. И никто на тебя ничего не подумает. Потому что мы же с тобой чистую правду скажем. Идет?

Серега молчал.

– Ну скажи, – не унимался Санька, – наврали мы где-нибудь? Сочинили?

– Слушай, Санек, – ответил, наконец, Серега. – Как ты думаешь, кто из наших мог растрепать?

– Если бы я точно знал, я бы тебе так и сказал. Вообще-то у меня косвенная догадка имеется. Похоже, это Масленок нам свинью подложил. Он же убирался сегодня в палате, а веника не было, бабка Райка кладовку свою заперла и смылась куда-то. Ну, он пошел за веником в ихний корпус, во второй отряд, и что-то больно долго там был. А потом из корпуса этот парень вышел, Петраков. Соображаешь? Когда Масленок зашел в ихний корпус, там и Петраков был. Значит, вполне могли поговорить. А о чем им говорить? Только о наши делах. Так?

– Постой-постой, что-то до меня не дошло, – Серега старательно изображал удивление. – Петраков этот, что ли, сразу как с Масленком потрепался, из корпуса выскочил?

– Ну, я и говорю. Вышел из корпуса и прямо к нам пошел, а потом уже и Масленок с веником заявился.

– А ты почем знаешь, что Петраков в курсе? Кто тебе сказал?

– Да сам Петраков и сказал. Я же говорю – он из корпуса вышел и прямиком к нам, в нашу палату. Я как раз в чемодане разбирался. Ну, вошел он и говорит, правда, что ли, будто в вашем отряде какое-то пари затеяли, про чертей там чего-то? А я ему говорю – ты откуда знаешь?

А Петраков этот улыбочку такую ехидную состроил и говорит: «Ништяк, мужики, моя агентура работает…» Прямо так и сказал. А я ему говорю – ну, и что тебе агентура наболтала? Кто у нас спорит? А он отвечает: – известное дело, вы с Сережкой Полосухиным. Я говорю – не лезь не в свое дело и вообще гуляй отсюда, из нашего корпуса.

А он отвечает – если этот парень, ты то есть, оттуда целым вернется, мы тоже у себя в отряде на Ведьмин Дом спорить будем. Только пусть он, то есть ты, что-нибудь страшненькое нашим ребятам расскажет. Про то, как сидел там. А то, говорит, я ему ухи оборву. Ну, он сявка, он же не знает, что у тебя по самбо первый разряд. Он вообще, конечно, парень сильный, но тебя вряд ли уделает. А если что – мы поможем.

Да, хитер Санечка, ничего не скажешь. Только в одном месте прокололся. Леха уже был в палате, когда этот тип, Петраков, заявился. Уже подметал. И они его прогнали. А у Саньки получается – он уже после из второго корпуса со шваброй вышел. То есть с веником. Кстати, кто бы ему там дал веник? В лучшем случае послали бы подальше, а то и по шее могли бы. Но главное даже не это. Если бы Санька правду говорил – обязательно рассказал бы, как Леха в палату вошел, когда они там с Петраковым трепались.

Вот и было бы железное доказательство на Масленкина. Но Санечка об этом молчит. Так что ошибка у него вышла. Однако сейчас ему надо что-то отвечать. Позлить его, что ли?

– Интересно, кто это поможет? Ты, что ли, хиляк-разрядник?

– Зря ты так, – мирно ответил Санька. Я же по правде говорю. Да разве только я? Весь отряд вступится. У нас ведь не как во втором, у нас ребята дружные.

Серега едва не фыркнул от смеха. Ну как же, дружные! Как ржать над кем-то, они всегда дружные. Или того же Саньку терпеть. Это они дружно терпят. Сплоченно, как сказала бы Дуска.

А кстати, он ведь не случайно катит баллоны на Леху. Или заподозрил что-то, или чует, что власть у него над Лехой не такая уж и прочная. Вот и хочет его задавить. Но у самого ни фига не получится – вместо мускулов кисель. А тут такая удача, готовый самбист имеется.

Удивительно, как здорово работала сейчас у Сереги голова. Все Санькины планы он вскрывал точно консервные банки. С чего бы это вдруг? Неужели и впрямь оттого, что твердо решил в Ведьмин Дом идти?

А Санька ничего не замечал. Он уже и по сторонам не оглядывался. Возбужденным голосом он шептал Сереге прямо в ухо:

– Ты понимаешь, Серый, какой он гад? На этих спорах собирается свой бизнес делать! Ты, может, и целым оттуда вернешься, ты ведь смелый. Это я ночью погорячился, а так я понимаю… А если другие туда ходить начнут? Вдруг у кого сердце больное, или нервы не в порядке? Случится что-нибудь, нам с тобой знаешь как стыдно будет! Могли остановить, а не остановили, сдрейфили.