Книжный вор - Мезин Николай. Страница 31

– Уносите ноги, – посоветовал им Артур, и вскоре на том месте, бранясь и задыхаясь, уже стоял хозяин. Топор приник – с силой – к его ноге. Хозяин выкрикивал пустые угрозы обворованного:

– Я вас в полицию сдам! Я вас найду! Я узнаю, кто вы такие!

На это Артур Берг ему ответил:

– Жалуйся на Оуэнза! – И ускакал догонять Лизель и Руди. – На Джесси Оуэнза!

В безопасном месте, с трудом всасывая воздух в легкие, они опустились на траву; подошел Артур Берг. Руди боялся на него смотреть.

– Это с каждым из нас бывало, – сказал Артур, чувствуя его огорчение. Солгал? Этого они не могли точно знать и никогда не узнают.

Через несколько недель Артур Берг переехал в Кёльн.

Они встретили его еще однажды, на бельевом обходе Лизель. В переулке у Мюнхен-штрассе он протянул девочке коричневый бумажный пакет с десятком каштанов внутри. Ухмыльнулся:

– Связи в жарочной промышленности. – Рассказав об отъезде, он не преминул выдать им последнюю прыщавую улыбку и легонько шлепнул каждого по лбу. – И смотрите, не съедайте все зараз! – И они больше никогда не видели Артура Берга.

Что же до меня, могу сказать, что я-то его еще как видел.

*** МАЛЕНЬКАЯ ДАНЬ АРТУРУ БЕРГУ, ***

ЕЩЕ ЖИВУЩЕМУ ЧЕЛОВЕКУ

Кёльнское небо было желтое и гноилось,

шелушилось по краям.

Он сидел, опираясь на стену, с ребенком

на руках. Своей сестрой.

Когда она перестала дышать, он остался с ней,

и я понял, что он будет держать ее еще не один час.

В кармане у него лежало два краденых яблока.

На сей раз они поступили умнее. Съели по одному каштану, а остальное распродали, обходя дом за домом.

– Если у вас есть несколько лишних пфеннигов, – говорила Лизель в каждом доме, – то у меня есть каштаны. – Так они наторговали шестнадцать монет.

– Ну, – осклабился Руди, – отомстим.

Под вечер они вернулись к лавке фрау Диллер, вошли, отхайльгитлерили и встали у прилавка.

– Опять леденцовая смесь? – Фрау Диллер усмехнулась – «шмунцелем», – на что они кивнули. На прилавок выплеснулись монеты, и челюсть фрау Диллер слегка отвисла.

– Да, фрау Диллер, – ответили они в один голос. – Леденцовую смесь, пожалуйста.

Обрамленный фюрер, казалось, гордился ими.

Ликование перед бурей.

БОРЕЦ, ОКОНЧАНИЕ

На этом заканчивается ловкость рук хитреца, а потуги борца – нет. На одной руке у меня Лизель Мемингер, на другой – Макс Ванденбург. И скоро я хлопком соединю их. Потерпите еще несколько страниц.

Борец:

Если убьют до наступления ночи, по крайней мере, он умрет живым.

Путешествие на поезде осталось далеко позади, храпунья, скорее всего, едет дальше, кутаясь в вагон, ставший ей постелью. Теперь только шаги отделяют Макса от спасения. Шаги и мысли – и сомнения.

По карте, что была у него в голове, он дошел от Пазинга до Молькинга. Когда он увидал город, было уже поздно. Его ноги страшно гудели, но он был почти на месте – в самом опасном месте, где только можно оказаться. Протяни руку – и дотронешься.

Точно по описанию он нашел Мюнхен-штрассе и зашагал по тротуару.

Все напряглось.

Тлеющие лузы уличных фонарей.

Темные безразличные здания.

Ратуша стояла как здоровенный неповоротливый юнец-переросток. Кирха растворялась во тьме, чем выше он вел взглядом.

Все это смотрело на него.

Он поежился.

И предостерег себя:

– Смотри в оба.

(Немецкие дети выискивали заблудшие монеты. Немецкие евреи высматривали, не грозит ли поимка.)

По-прежнему полагаясь на свое счастливое число, он отсчитывал шаги группами по тринадцать. Всего тринадцать шагов, говорил он себе. Ну, давай, еще тринадцать. Он сосчитал так примерно девяносто раз, и вот наконец очутился на углу Химмель-штрассе.

В одной руке он нес чемодан.

В другой все еще сжимал «Майн кампф».

Обе ноши были тяжелы, обе вызывали легкое потоотделение.

Вот он свернул в переулок и направился к дому № 33, обуздывая в себе тягу улыбнуться, обуздывая тягу всхлипнуть и даже предвкушение укрытия впереди. Он напоминал себе, что не время надеяться. Конечно, он уже почти дотягивался до надежды. Чуял ее где-то там, куда еще чуть-чуть – и достанешь рукой. Но он не стал этого признавать – он снова стал рассчитывать, что делать, если его схватят в последний момент или по какой-то случайности за дверью окажется не тот человек.

И конечно, свербящее сознание греха.

Как он может так поступать?

Как он может заявляться и просить людей рисковать из-за него жизнью? Как он может быть таким себялюбцем?

Тридцать три.

Они посмотрели друг на друга.

Дом был бледный, на вид почти болезненный, с железной калиткой и бурой заплеванной дверью.

Из кармана Макс вынул ключ. Тот не блеснул – лежал в ладони тускло и вяло. Макс на миг сжал ключ в кулаке, едва не ожидая, что он вытечет ему на запястье. Не вытек. Сталь была твердой и плоской, с комплектом негнилых зубов, и Макс сжимал кулак, пока эти зубы не проткнули его.

И тогда, медленно, борец подался вперед, щекой к дереву, и изъял ключ из кулака. ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

«ЗАВИСШИЙ ЧЕЛОВЕК»

с участием:

аккордеониста – исполнителя обещаний –

славной девочки – еврейского драчуна –

ярости розиной – лекции – спящего –

обмена сновидениями –

и нескольких страниц из подвала АККОРДЕОНИСТ

(Тайная жизнь Ганса Хубермана)

На кухне стоял молодой человек. Он чувствовал, что ключ в руке как будто приржавел к его ладони. Он не сказал ни слова, вроде «привет» или «пожалуйста, помогите», или другую подходящую к случаю фразу. Он задал два вопроса.

*** ВОПРОС ПЕРВЫЙ ***

– Ганс Хуберман?

*** ВОПРОС ВТОРОЙ ***

– Вы еще играете на аккордеоне?

Ганс растерянно всматривался в человеческий силуэт перед собой, и тут молодой человек наскреб и подал через темноту свой голос, будто это все, что осталось от него самого.

Папа в тревоге и смятении шагнул ближе.

И прошептал кухне:

– Играю, конечно.

Все это началось много лет назад, в Первую мировую войну.

Странные они, эти войны.

Море крови и жестокости – но и сюжетов, у которых также не достать дна. «Это правда, – невнятно бормочут люди. – Можете не верить, мне все равно. Та лиса спасла мне жизнь». Или: «Тех, кто шел слева и справа, убило, а я так и стоял, единственный не получил пулю между глаз. Почему я? Я остался, а они погибли?»

История Ганса Хубермана была примерно в этом духе. Наткнувшись на нее среди слов книжной воришки, я понял, что в те дни мы с Гансом несколько раз прошли рядом, хотя ни один из нас встречи не назначал. У меня было слишком много работы. Ну а Ганс, я думаю, любыми путями старался меня избежать.