Одинокая птица - Цфасман Р. А.. Страница 47

Уголком глаза я заметила Хидеко, обладательницу второго приза. Встав из-за стола, она направилась в мою сторону. Подойдя шагов на десять, она улыбнулась и протянула мне руку. Ее рука тоньше и меньше моей. И тут я попыталась представить, как мое сочинение будет читаться в 2000 году. К тому времени многое изменится. И я сама буду смотреть на некоторые вещи совсем по-другому. Наверное, и почерк у меня будет другой. Например, почерк матери сейчас заметно отличается от того, каким был в юности. А может, в 2000 году, если мне удастся перечитать свое сочинение, я почувствую стыд и смущение.

— Ты должна гордиться своим успехом, — сказала Хидеко на прощанье. Высоко подняв голову, она идет легкой походкой, лавируя между стульями, и исчезает в дверном проеме. Ей тоже есть чем гордиться: написала хорошую работу и, уступив мне первое место, нашла в себе силы поздравить меня. А ведь могла бы повести себя как обиженный судьбой неудачник. Я, кстати, в детстве иногда разыгрывала из себя несчастную. Кто знает, может, еще раз когда-нибудь разыграю?

Скоро звонок на урок, а я все сижу, вспоминая свое эссе. Описав отъезд матери и прибытие бабушки Шимидзу, я попыталась объяснить, в чем мое отличие от друзей. «Во всем надо видеть хорошую сторону — такой совет часто приходится слышать, — писала я в заключительной части своего опуса. — Но дело в том, что никаких позитивных сторон в отъезде моей матери нет. Впрочем, мне немного полегчало. По крайней мере, теперь я знаю, что все худшее позади. Что бы ни случилось в дальнейшем, подобного горя мне испытать не придется. И как бы я ни пыталась, мне уже никогда не стать такой, как мои друзья и сверстники.

Еще в седьмом классе я поняла, что в моей душе борются два чувства. С одной стороны, я понимала, что в чем-то выгодно отличаюсь от моих подруг. Например, вместо того чтобы сидеть перед телевизором, читаю интересные книги. Не веду себя, как глупая кокетка, в присутствии мальчишек. Но, с другой стороны, действительно хочу быть как все. Хотя мне нравятся кофты и юбки, сшитые матерью, я все же настояла на синих джинсах и футболках, потому что так одеваются все школьницы. Когда подружки жалобно вздыхают по поводу того, что нам задали написать очередное сочинение, мне приходится скрывать от них свою радость: на самом деле я люблю писать сочинения на самые разные темы. Мои подруги часто раздражают меня или я завидую им. Дело в том, что мне одновременно хочется и походить на них, и все-таки от них отличаться.

Когда уехала моя мать, я окончательно поняла, что стать такой, как мои подруги, мне не суждено. Ведь моя семья совершенно не такая, как их семьи. Когда я рассказываю им о том, что происходит у нас дома, многого они просто не понимают. Впрочем, это непонимание не мешает им любить меня и беспокоиться обо мне. Конечно, мне обидно, что я не способна объяснить им ситуацию, но их забота приносит мне некоторое утешение.

Может быть, со временем кто-нибудь из моих близких подруг столкнется с трудностями, которые изменят ее сознание, и она тоже будет отличаться от других девчонок. Если такое произойдет, я проявлю участие. Я считаю главной характеристикой старшеклассника 1975 года его смешанное желание сохранять свою индивидуальность и в то же время не отстраняться от коллектива и не терять хороших друзей. Такое желание вполне осуществимо, хотя на этом пути есть немало трудностей.

Вот, что я хотела сказать всем, кто в 2000 году прочтет мое сочинение. Насколько точно мне удалось составить портрет старшеклассника 1970-х, не мне судить. Если бы я написала письмо самой себе, с условием, что смогла бы открыть его только в 2000 году, я бы напомнила себе, что никогда не нужно стыдиться или бояться того, что ты в чем-то отличаешься от сверстников — настоящие друзья тебя всегда поймут!»

Вот такой у меня получился финал. Могу претендовать на собирательный образ японской школьницы, переживающей трудности переходного возраста.

Норико встала, взяла мой поднос и отнесла на стойку. Миёко подала знак — пора на урок. Норико и Миёко понимают мое ошарашенное состояние и торопят меня как можно тактичней.

Едва успев написать сочинение, я сразу подумала, что заключительная часть отдает наигранным оптимизмом и в ней есть что-то фальшивое, лживое. Но сейчас, следуя за подругами на пятый урок, я поняла, что написала правду. Ложь лжи — рознь, и правда правде — рознь. Ложь в основном непростительна, когда мы идем на обман, чтобы нечестным путем добиться какого-либо преимущества или чтобы избежать наказания — сюда можно причислить и все мои уловки. Нехорошо было морочить голову отцу и бабушке. Однако бывает ложь во спасение, которую мы говорим и друзьям, и самим себе. Она способна даже принести пользу, и в конечном итоге эта ложь оборачивается иногда правдой. В сочинении я написала о том, что подруги поддержали меня, когда я страдала от одиночества. И это чистая правда. Просто в тот момент, когда мне было очень плохо, я не смогла по достоинству оценить их любовь. Другой пример: когда мать уверяла меня, что весной мы увидимся, она, строго говоря, лгала, но она верила, что произойдет чудо, и ложь действительно превратилась в правду.

По дороге в класс я твердо осознала одну вещь: что бы ни изменилось во мне, меня не смутит ни единое слово из моего сочинения. Если я его перечитаю в 2000 году, то вспомню свиристеля, под аккомпанемент которого писала свой опус. Свиристель пел, призывая стаю своих сородичей, летевших где-то далеко. Я представила себе, что слова моего эссе, запертые в ящик, будут порхать в темном замкнутом пространстве вместе со словами, сочиненными другими школьниками, а эти ребята, как и я, будут вне себя от счастья. Хорошо бы всем нам встретиться. Мы выстроились бы у моря, на полосе прибоя, и наши слова, шумя тысячами крыльев, полетели бы в далекое будущее.

Глава 12. Крыло лебедя

Из всех сказок, что рассказывала мне мать, больше всего мне нравилась история о девушке, братьев которой злая мачеха превратила в лебедей. Чтобы расколдовать их, девушка должна была собирать листья крапивы и вязать из них волшебные рубашки. Пока она не закончит работу, ей было запрещено разговаривать и смеяться. По ходу сказки девушку хотели сжечь на костре, как ведьму, но тут налетели лебеди. Девушка накинула на них рубашки, и птицы снова стали ее братьями, которые ее, разумеется, спасли. Однако вышла промашка: девушка, не закончив работу вовремя, не успела связать у последней рубашки левый рукав, и самый младший из братьев остался без левой руки. Вместо нее у него осталось лебединое крыло.

Потом все обошлось: не бывает сказок без хеппи-энда. Но меня всегда интересовало, как же этот парень выкручивался? Вот он живет во дворце, вместе с братьями и сестрами, по вечерам танцует, развлекает других принцев и принцесс. Танцевать не очень удобно — всего одна рука, а крыло требуется аккуратно сложить и спрятать в карман парчовой куртки. А когда он остается один, поздно вечером в дворцовом саду, то может наконец снять спокойно куртку и расправить при свете луны свое белоснежное крыло.

Я не понимала, радовался он или печалился из-за того, что не похож на остальных братьев. Какие чувства он испытывал, разглядывая свое крыло? Напоминало ли оно ему о горестях, которые он испытал вместе с братьями? Или он жалел, что никогда больше не взлетит? Возможно, он и не хотел, чтобы сестра ценой таких усилий, рискуя жизнью, вернула ему человеческий облик. Может, хотел остаться лебедем. Собственно говоря, сказка не нуждалась в моих измышлениях, но я не переставала думать на эту тему. Меня чаще интересует недосказанное и на первый взгляд маловажное.

Я снова вспомнила эту сказку. Сегодня вторник, пять утра. Я зашла в клетку, стоящую на открытом воздухе. Взобравшись на складной стул, принесенный из клиники, дотянулась до самой высокой ветки, где спят три воробышка. Они напоминают три яблока или три персика. Их легко схватить: в предрассветных сумерках они меня не видят. Одного за другим я пересаживаю их в переносной контейнер. Когда они проснутся, дверца сумки будет закрыта. Чтобы они зря не волновались, я накинула на контейнер подушку.