Одинокая птица - Цфасман Р. А.. Страница 7

— Но вы же меня совсем не знаете. А вдруг я бессердечное создание? И вообще не привыкла ни о ком заботиться?

— Я уже поняла, что у вас добрая душа. Потом, вы очень внимательны. Большинство моих посетителей говорят: «Вот, нашел птичку. Наверное, больна, не может летать». И все. А вы же внимательно ее осмотрели. Увидели, что у нее повреждена лапка, а не крыло. Уверена, что вы ее вылечите.

Я удрученно молчала.

— Что-то не так? Что вас беспокоит?

Как объяснить ей ситуацию? Если я скажу, что не могу забрать птицу, потому что бабушка сживет меня со свету, доктор, естественно, спросит: а при чем здесь бабушка? Важнее, как посмотрят на это родители. Рассказывать ветеринару сагу о нашем злополучном семействе, о беглянке-матери, о распутнике-отце и о бабушке, которая ненавидит животных? Нет уж, ни за какие коврижки! Она разочаруется во мне. Приняла меня за заботливого, ответственного человека, а на самом деле я достойна лишь жалости.

— Все в порядке, — выдавила я.

— Это хорошо, что вы немного волнуетесь, — улыбнулась доктор. — Ухаживать за живыми существами — большая ответственность.

Ее слова прозвучали ободряюще, и я улыбнулась в ответ. Она слегка наклонила голову — серьги-попугайчики весело звякнули. Я поняла, почему в нашем городе ее прозвали Женщиной-Птицей. В это прозвище обыватели вкладывают совсем не лестный смысл. Конечно, в лицо ей дурного слова никто не скажет: как-никак она прекрасный специалист и, кроме того, дочь богатых и уважаемых родителей. Но между собой люди зачастую нелестно отзываются о незамужних женщинах. Засиделась в девках — значит, что-то не так. Вот и шушукаются за спиной: «Смотри-ка, Птица куда-то поскакала!» А по мне, прозвище к ней подходит. Оно звучит как комплимент. Эта женщина напоминает мне фламинго или журавля — та же грация и шарм.

В просторной кухне соседнего дома сидела за столом пожилая пара. Суп мисо и рис — стандартный завтрак людей их возраста. Увидев нас, они отодвинули в сторону миски и палочки.

— Знакомьтесь: мои родители, — доктор сделала шутливо-почтительный жест в их сторону. — Господин Мидзутани, профессор факультета классической литературы университета Осаки, и госпожа Мидзутани, преподаватель флористики.

Она улыбнулась мне, как бы говоря: «Не бойтесь, они вас не съедят», и добавила:

— Да, кстати, забыла спросить ваше имя.

— Мегуми Шимидзу.

Родители доктора приветливо улыбнулись и, не вставая из-за стола, слегка поклонились. Одеты они были по-домашнему. Не отличаются в этом смысле от моего деда и бабки по материнской линии. На нем — простое черное кимоно, на ней — серый халат.

— Мегуми Шимидзу много знает о птицах, — заявила доктор, обойдя стол и открыв холодильник. — Она принесла мне свиристеля с поврежденной лапкой, а теперь хочет забрать его к себе — на неделю.

Делясь этими новостями, доктор достала из холодильника коробочку клубники, кисть зеленого винограда и несколько нектаринов. Потом принялась все резать — наверное, решила приготовить фруктовый салат.

— Не хотите ли позавтракать с нами? — спросила, поднявшись из-за стола, госпожа Мидзутани.

— О нет, спасибо.

— Да вы не стесняйтесь, — улыбнулась госпожа Мидзутани, худая и костлявая, как бабушка Шимидзу, но голос у нее — ласковый, словно у бабушки Курихара.

— Мама, — вмешалась доктор, — девочке не по вкусу суп мисо и рис. Даже я не ем ваших блюд. А ей вообще пятнадцать, вдвое меньше, чем мне.

Доктор протянула мне клубничный йогурт:

— Попробуйте.

— Это что — птичке?

— Да нет, вам, — засмеялась она. — Мама даст вам ложку. Посидите, я сейчас вернусь.

Госпожа Мидзутани вручила мне ложку, и, пока ее дочь куда-то удалилась, я принялась за йогурт.

— Значит, вы разбираетесь в птицах? — спросил с улыбкой профессор Мидзутани, и лучики вокруг его глаз стали похожи на кошачьи усы.

— Не так, чтобы очень. Доктор Мидзутани мне льстит.

— Непохоже, чтобы наша дочь кому-нибудь льстила, — возразил профессор и обратился к жене: — Согласись, Кумико не щедра на комплименты, не так ли?

Кумико означает «Вечная красота». Какое прекрасное имя! Не то что мое — «Благословение Божие».

— Кумико действительно не расточает комплименты, хотя душа у нее добрая, — подтвердила госпожа Мидзутани.

Вернулась доктор, держа в руках две цветущие ветки персиковых деревьев.

— Мама, мы возьмем эти ветки для птички. Она будет на них сидеть, а твои студенты обойдутся.

Госпожа Мидзутани покорно улыбнулась: спорить, мол, бесполезно.

— Мегуми, забирайте фрукты! — сказала доктор.

Я вскочила, убрала грязную посуду в раковину и прихватила пакет с фруктами.

— Приятно было с вами познакомиться, — сказал профессор.

— Приходите еще. Мы будем рады, — добавила его жена.

— Спасибо!

Доктор Мидзутани уже в дверях, и я мчусь за ней. Свиристель как забился в дальний угол сумки, так и прячется в нем, стоя на одной лапке. Другая, пораненная, наполовину согнута.

— Птицы могут стоять на одной ноге сколько угодно, — объясняет доктор. — Но вот что странно: другую ногу они полностью поджимают, а эта ведет себя иначе.

Ветеринар, обломив персиковые ветки, подала их мне.

— Через несколько дней, когда птице полегчает, сделайте из них жердочки. Посмотрите, как она будет себя вести. Если не пристроится на них, уберите. Утомлять ее не нужно.

Я молча кивнула, не находя нужных слов. Как объяснить ей, что все ее советы бесполезны, так же как и слова о том, что я способна позаботиться о несчастной птичке.

— Когда придете домой, — продолжала врач как ни в чем не бывало, — дайте свиристели немного фруктов. Положите их в маленькое блюдечко и в такое же блюдечко налейте воды. Меняйте бумажное полотенце. Думаю, особых хлопот у вас не будет.

Доктор вручила мне пузырек с антибиотиком, шприц и еще один пузырек.

— А это — витамины. Добавляйте по несколько капель в корм.

— Поняла.

— Приходите в следующую субботу. Если что-то срочное, звоните.

Написав телефонный номер на клочке бумаги, доктор засунула этот обрывок в пакет с лекарствами.

— И не стесняйтесь звонить в любое время. Родителей вы не разбудите: у них другой аппарат и другой номер. В их доме у меня есть своя комната, но обычно я сплю здесь, в клинике, только на верхнем этаже.

— А что, если птица вылетит из клетки?

— Хороший вопрос. На ваших окнах есть жалюзи?

— Есть.

— Тогда закройте их. Иначе она может разбиться о стекло. А как насчет проволоки или вентилятора?

— Вроде нет, — ответила я и тут же вспомнила об этом чертовом вентиляторе. Но не отступать же?

— Тогда все в порядке. Если даже вылетит из клетки, вы ее поймаете. Впрочем, постойте.

Доктор на секунду вышла и вернулась с сачком — таким дети ловят бабочек.

— Вот, возьмите. — продолжила она.

Свиристели летают быстро, но поймать их не так уж сложно. Вы ведь девочка собранная и не забудете закрывать дверь в комнату. Птичка никуда не денется. Даже лучше, если она немного полетает.

— Полетает, конечно, но вот бабушка… Она будет недовольна. — Слова вырвались у меня невольно, и я испугалась: сейчас начнутся ненужные расспросы.

Доктор, однако, не удивилась. Только пожала плечами.

— Ну что же, скажите бабушке, что птица не причинит ей никакого вреда. Не вцепится в волосы. Не натворит прочих глупостей…

Наивная женщина! Она думает, что у меня нормальная бабушка, которая живет вместе с моими родителями и при этом не топит мышей!

— Что-нибудь нет так?

— Нет, все в порядке. Пора домой.

— Я вас подвезу.

— Не беспокойтесь. Ноша ведь не тяжелая.

— Не тяжелая. Но я все равно вас подвезу.

Не дожидаясь моего ответа, она направилась в гараж, открыла дверцу красного пикапа и поставила на сиденье сумку с птицей. Сачок и бумажный пакет опустила на пол машины. Когда двигатель заработал, свиристель вытянул шею, поднял клюв и устремил взгляд вперед, словно летчик при взлете своего лайнера.