К-10 - Дивов Олег Игоревич. Страница 10

– Я ведь не дал тебе материалы по рыжикам.

– А я так… Людишек поспрошал, файлики посмотрел. Ну, и… Рассказывать?

– Обойдусь, – сказал Павлов. – Попробую выбить хоть полгода времени и сам все сделаю.

– Думаешь на представлении обаять министра?

– Есть хоть что-то, чего ты не знаешь? – спросил Павлов неприязненно. – Ах да, это то, что тебя не интересует…

– Да ладно, не язви. Некоторые вещи мне недоступны. Предвидения, например. Вот, допустим, вчера. Уходя из вивария, я твердо знал – у Павлова сбежал образец. Но не знал, вернется ли он. Поспорил с Головановым на стольник, что с концами. А дедуля выиграл, мать его йети.

– Он же на пенсии! Откуда…

– Вернули. Консультантом в обезьянник. Представляешь, чем это грозит человечеству?! – Шаронов аж облизнулся от предвкушения. – Вообще-то я выяснил, чем. Но не могу раньше времени болтать. Извини.

– Обезьяны – попса, – бросил Павлов. – Дешевые трюки для впечатлительных начальников. На войне обезьяна бесполезна, а как разведчик и диверсант не стоит затраченных денег. Там, где они водятся, нет ничего стоящего. Там, где есть стоящее, обезьяна привлекает слишком много внимания.

– Значит, надо сделать обезьяну привычной. Чтоб была повсюду. И не тапочки подавала, а водила машину и смешивала коктейли. Понимаете меня, уважаемый коллега?

– О, ужас… – пробормотал Павлов. – О, ужас. Скажите, уважаемый коллега, это шизофрения или наши взялись серьезно?

– Учти, опасный разговор. На статью потянет.

– Ой, да ладно тебе. Все равно ничего не получится.

– Отчего же? Сначала как пробный шар красивые большие кошечки, потом умные обезьянки… Ага?

Павлов вытаращился на Шаронова так, что тот подался назад.

– Слышь, ты, чудо, – сказал Шаронов. – Ты хоть пытался узнать, зачем тебе заказали гражданку? Или по-прежнему лишних вопросов не задаешь? Всегда готов и все такое?

– В задании указано – домашнее животное декоративного профиля со вспомогательной охранно-сопроводительной функцией. И… И что?

– Да расслабься, я так, подумал вслух. Игры разума. Никто не в курсе, для чего твои рыжики. То есть кое-кто знает, но молчит. Хотя, согласись, обезьяны – это симптоматично… Первый звоночек.

Завлабы немного помолчали. Павлов вспомнил, что, по слухам, в ветхозаветные советские времена какие-то шарлатаны предлагали атаковать противника с помощью дрессированных ядовитых змей. А еще говорили, в некой сверхсекретной лаборатории настоящие, без дураков, матерые лжеученые – некуда печать ставить – растили то ли боевого таракана, то ли дистанционно управляемую саранчу.

– Ладно. – Павлов вздохнул. – Мне надо готовиться к представлению. Так уж и быть, рассказывай страшную правду о рыжиках, уважаемый коллега. Добивай бездарного.

– Все просто. Странно, почему ты сам не допер. Наверное, действительно глаз замылился. На рыжих кисках можешь ставить крест. Жалко, да. Мне и то жалко. Но эту серию не переделать. Ты им выхолостил эмоциональную сферу, ясно? В погоне за управляемостью. Вот и вся твоя проблема. Ничего уже не получится. Между прочим, они трахаются?

– Это как? – изумился Павлов. – Зачем? Им нельзя.

– Можно. Они же не боевые.

– Ты представь, такая зверюга – и в охоте. Ей придется лопатой в пасть закидывать контрасекс. Или она станет неуправляема. Да и голосок – ой-ей-ей.

– Голос оставили, чтобы мурлыкала? А она, скотина, не мурлычет, – заключил Шаронов. – И ласкаться не идет. Гладить хоть дает себя?

– Еще бы она не давала! – Павлов обиженно хмыкнул. И несколько раз щелкнул языком. Борис тут же встал, подошел к решетке вплотную и прижался к ней боком.

– На, – предложил Павлов. – Гладь – не хочу. Большой, теплый, приятный на ощупь, шерсть лезет очень слабо. Обгладься.

Шаронов осторожно потрогал Бориса. Тот на собачника покосился, но прикосновение стерпел. Шаронов начал гладить. До того профессионально, что Павлов в очередной раз устыдился. Естественно, он был весьма любознателен, но вот интересоваться, как именно оглаживают собак, и насколько это отличается от поглаживания кошек…

«Искусственно выведенных собак-убийц, монстров, чьи тела едва напоминают исходник, а собачьи повадки доведены почти до абсурда, – поправил себя Павлов. – И увеличенных кошек с измененным и жестко контролируемым поведением, но тем не менее по-прежнему обычных кошек.

Разница. Принципиальная. Да, я понимаю, что мне хочет объяснить Шарик. Он это талдычит лет двадцать, с тех пор, как возомнил себя демиургом, бросил перекраивать живое и принялся заново создавать его. Из простого биотеха переквалифицировался в собачьего бога. И я по-прежнему не могу с ним согласиться… Но как же ловко он Борьку гладит, зараза!»

Шаронов прикасался к Борису словно к разнервничавшейся лошади. Успокаивал, настраивал на дружелюбный лад, снимал неловкость. Рыжикам намеренно «посадили» обоняние – чтобы не воровали из холодильников колбасу, – но хватало и человечьего нюха понять, насколько Шаронов по запаху пес и до чего этот пес кровожаден. Борис наверняка переживал не лучший момент в своей жизни, у него сейчас личная оценка ситуации чересчур расходилась с приказом хозяина. Да еще Шаронов успел над котом вволю покуражиться, молчаливо подзуживая и вызывая на бой.

Павлову захотелось даже прихвастнуть – мол, смотри, как я научил их слушаться человека! Но он вовремя сообразил, что Шаронов в ответ скажет «и это ты не сам придумал». И добавит: мол, привито кошкам абсолютное послушание не тем концом не через то место. И будет, в общем, не совсем не прав.

«И как я его терплю? – мысленно вздохнул Павлов. – Столько лет бок о бок, всегда он в полном шоколаде, а у меня сплошь неудачи. Хотя шоколад тоже бывает горький. До трагедии с «Тисками» Шарик почти не седой был, зато после – за неделю выцвел. А я ведь предупреждал. Доказывал, что у собаки, как ее ни перекраивай, есть предел внутренней свободы, шагнув за который она превращается в тупую косилку-мочилку. Рубанком становится. Только Шарик меня не слушал. Привык, что наоборот – я ему в рот гляжу».

– М-да… – Шаронов обернулся, но продолжал машинально почесывать Бориса за ухом. Вот уж это с рыжиками получилось лучше некуда – они вызывали устойчивое и все нарастающее желание трогать их руками.