Простые вещи - Сотер Таис. Страница 96
— Это не то, о чем вы подумали, — только и сумела пробормотать я, желая провалиться сквозь землю. Неужели он догадался, что произошло между мной и менталистом после его ухода?
Рихтер вскинул брови.
— О чем я подумал? О, парочка неприличных мыслей появилась в моей голове, но я более чем уверен, что Шефнер относится к тебе со всей серьезностью и уважением и не сделает ничего, что может испортить твою репутацию или нанести физический вред. Но я знаю и то, как он умеет играть на чувствах других людей, используя их слабости себе на пользу. И это не менее опасно. Мартин — менталист и с некоторых пор связан с тобой, но его взор затуманен желанием получить тебя. Поэтому он может действовать весьма нечестно, манипулируя тобой. Скажи, тот стыд и вина, что ты чувствуешь, они действительно твои? Или тебе их навязали, вынуждая принять решение, к которому ты не готова?
— Навязали?.. — растерянно повторила. Меня поразило, как верно Рихтер смог определить, что именно меня мучило в последнее время. — Но я действительно виновата. Все, что я делаю, — постоянно отталкиваю людей, не будучи способна принять их чувства.
— Каждый отвечает только за свои чувства, — возразил мужчина. — Если ты не любишь Мартина…
— Я люблю его!
Мне показалось, что Рихтеру что-то не понравилось в моем ответе. Он отвел глаза, выстукивая пальцами по столу ритм, вторящий биению моего взволнованного сердца.
— Тогда почему ты так неспокойна? Сомневаешься в его искренности?
Я покачала головой.
— Нет, не сомневаюсь. Но я знаю, что господин Шефнер разочарован во мне, и боюсь его потерять. Я всегда убегала, но теперь мне хочется стать ближе к нему, а я не знаю, как это сделать. Что сказать и как себя вести.
Рихтер цинично улыбнулся.
— Вот видишь — это то, о чем я говорил. Привязать к себе всеми мыслимыми и немыслимыми средствами, а затем оттолкнуть, чтобы сделать эту связь еще крепче, — это так похоже на Мартина. Не теряй голову, девочка, не ведись на игру.
— Вы несправедливы к своему другу! И мне не стоило обсуждать с вами наши отношения.
Я чувствовала досаду. Все же в глубине души я считала, что Рихтер поймет меня, но он как будто пытался рассорить меня с Мартином.
Когда я резко встала, алхимик потянулся ко мне через стол, желая остановить. Задетая рукой чашка опрокинулась, заливая бумаги на столе. Забыв о возникшем между нами напряжении, мы попытались спасти документы. Точнее, я попыталась. Рихтер довольно быстро сдался, отодвинув пострадавшую кипу бумаг в сторону.
— Да ладно, не суетись так. Ничего серьезного на столе не было. Все отчеты я уже успел сдать в канцелярию.
— Пятна будут… А это что? — Я стряхнула с желтоватого листа дешевой бумаги капли чая. — Печать университета. Зачем вы делали официальный запрос в университет, мастер?
Рихтер заколебался, будто не зная, стоит ли рассказывать, но под моим пристальным взглядом сдался.
— Это бумаги к делу Франка. Фрау Ратцингер была права. Наш убийца иностранец, учившийся в Брейге. И я почти уверен, что нашел его.
Список имен всех иностранных студентов, учившихся в университете за последние два десятилетия. Чуть меньше сотни студентов, среди которых не оказалось ни одного Франка. Около имен целителей из Роана, которых в списке было с дюжину, небольшие пометки, но одно было подчеркнуто так яростно, что бумага почти порвалась.
— Франциск Вагнер? — неверяще произнесла я.
— Звучит так, будто ты узнала это имя.
— Да… Вы считаете, что он связан с делом Франка… Или что это он? Но почему?!
— Знаешь, как будет звучать имя Франк на роанский манер? Франциск. А учитывая, что у этого Вагнера явно грейдорские корни, да и жил он в Брейге порядочно, то вполне может называть себя на местный манер. Но по официальным бумагам он все еще был Франциском, так что неудивительно, что мы не смогли ничего о нем узнать. Так откуда ты знаешь этого Франка-Франциска?
— Я его не знаю, вернее, не помню. Его отец, Абелард Вагнер, был грейдорским артефактором и другом моего деда. Абелард уехал в Роан очень давно, но его сын и в самом деле считал Грейдор своей второй родиной и даже хотел здесь остаться.
— Но не остался, верно?
— Уехал после эпидемии, и больше о нем ничего не было слышно.
— Так почему он вернулся сейчас и почему убивает невинных граждан?
Я беспомощно пожала плечами.
— Мой дед отзывался о нем с большой теплотой. Двадцать лет назад Вагнер точно не был убийцей. Но его жена и дочь погибли во время эпидемии. Возможно, это подорвало его психику.
— У него остались здесь родственники, влиятельные друзья, которые могли помочь ему бежать?
— Не знаю.
Рихтер недовольно цыкнул.
— Меня беспокоит, что ты оказалась связана с этим делом. Надеюсь, у этого Вагнера не было никакой обиды на твоего деда?
— Если бы он захотел отомстить, то сделал бы это давным-давно. Нет, у Франциска Вагнера нет никаких причин вспоминать о Вернерах.
Не считая того, что я была его крестницей. Но если я сама почти не вспоминала о своем крестном, едва ли он помнил меня.
— Надеюсь, это все же не он, — вслух сказала я.
— Будем копать дальше, пока он все, что у нас есть. Может, если мы узнаем, чем именно он интересовался в университете, это поможет нам понять мотив его действий.
— Я могу опросить всех его бывших преподавателей и сокурсников.
— Захотелось в детектива поиграть? Тебе заняться нечем? — раздраженно спросил Рихтер. — У тебя, между прочим, дипломный проект на носу.
— Я его уже подготовила.
— Выпускные экзамены?
— Большинство уже сдала.
— А то я вижу, что у тебя много времени, раз его хватает на страдания по Шефнеру, — язвительно ответил наставник.
Я собралась обидеться, но потом махнула рукой. Мужчины. Разве они понимают что-то в тонких женских переживаниях?
— Как, кстати, твое здоровье? — спросил Рихтер, когда я уже собралась вежливо попрощаться и сбежать.
— Уже ничего не беспокоит.
— Отлично! Тогда встретимся в эти выходные не у меня, а в тренировочном зале.
— Зачем это? — спросила с подозрением.
— Я подумал, что будет неплохо заняться твоей физической подготовкой. Хиленькая ты, — с жалостью сказал Рихтер, будто все артефакторы, которых он знал, обладали недюжинной физической силой и отменным здоровьем.
— Ну уж нет! — твердо сказала я. — И вообще я в эти выходные не могу. У меня день рождения в эту субботу. Было бы ужасно несправедливо учиться в этот день. Хотя если вы настаиваете, мастер…
Я грустно вздохнула, не договорив.
— Э-э-э… нет, конечно, — тут же пошел на попятную алхимик. — Отдыхай и празднуй. Планируешь что-то особенное?
— Ничего такого.
На самом деле я не любила свои дни рождения и не отмечала их лет с двенадцати, взяв пример с деда, проигнорировавшего даже свой шестидесятилетний юбилей. Петер, пытавшийся в каждый мой день рождения меня куда-нибудь вытащить, со временем с этим смирился, хотя подарки все же исправно вручал, пользуясь возможностью получить «благодарственный поцелуй». И уже три года как Мартин Шефнер отправлял мне в этот день курьера с цветами и поздравлениями, обходясь, правда, одним моим «спасибо». В прошлом году вместе с цветами пришел и подарок. В отличие от драгоценных безделушек, которые привык дарить Петер, подарок менталиста был практичным и полезным — набор инструментов по металлу, жизненно необходимый в работе любого артефактора. Интересно, он догадается в этот раз подарить мне шлифовальную машину и аксессуары для нее? Было бы неплохо, моя нынешняя давно нуждалась в замене.
Неделя прошла довольно спокойно. Разговор с Рихтером несколько встряхнул меня и в то же время заставил посмотреть немного по-другому на ситуацию с Мартином. В самом деле, стоило ли переживать из-за того, какая я, или пытаться измениться, чтобы больше понравиться своему будущему мужу?
Самое плохое — я перестала быть честной прежде всего с самой собой. Разве это на меня похоже? Искать какие-то дурацкие предлоги, чтобы сблизиться с Мартином, вилять перед ним хвостом, надеясь обратить на себя его внимание. Смешно сказать — бояться обидеть своими отказами! Как будто я снова стала ребенком, пытающимся заслужить любовь и одобрение взрослых.