В осколках тумана - Хайес Саманта. Страница 43

Марри

Надин чуть не плачет.

— Она не подходит к телефону и не отвечает на мои сообщения. Заявила, что не хочет меня видеть, пока это все не закончится. Нравится нам это или нет, а Джулия влюбилась в преступника.

Слова ее мне точно железо каленое. Крисси неплохо потрудилась, собрав столько информации о болезни Мэри. Интересно, как сильно пришлось Надин на нее надавить? Ее неприязнь к этому типу, пусть она никогда с ним и не встречалась, не слабее моей.

— Судя по тому, что обнаружила Крисси, все закончится не скоро. И уж точно ничем хорошим. Какой-нибудь ушлый репортер обязательно пронюхает, что Джулия встречалась с Карлайлом.

Надин сморкается, притворяясь, будто у нее разыгрался насморк.

— Марри, давай смотреть правде в глаза. Джулия обнаружила Грейс. Она была ее школьной учительницей. Все это выглядит странно. Очень странно.

На что она намекает? И эти новости от Крисси…

— Ты думаешь, что Джулию заподозрят из-за того, что она связана с жертвой?

Мне жарко. Мы сидим слишком близко к огню. Меня тошнит.

— Вполне возможно. А вдруг твою бывшую жену принудят свидетельствовать против него?

— Она пока не бывшая. — Это слово ранит меня сильнее, чем все остальное, сказанное Надин. — А твоя подруга не может ошибаться?

Надин обрушивает на меня перечень профессиональных достижений Крисси и добавляет, что таких преданных психиатрии людей еще поискать.

— Значит, доверять ей можно? — ехидно уточняю я, но легче не становится.

— Абсолютно.

— И она уверена, что больничное заключение Мэри никак не связано с результатами МРТ?

— Именно так.

— И лечение, предписанное Карлайлом, не подходит для болезни, от которой страдает Мэри?

— В точку.

Надин не станет мне врать. Она всегда была моим добрым ангелом, вытаскивала из пабов, укладывала спать у себя дома, нянчилась со мной. Но она замужем за детективом, арестовавшим Карлайла. А я — его адвокат. Расправившее плечи противоречие хлестко бьет меня по лицу.

— Надин, буду с тобой честен. — И значит, пожалею об этом. — Служба уголовного надзора подумывает свернуть обвинение из-за недостаточности улик.

— И…

— И тогда Карлайл выйдет на свободу.

— Да, Джулия что-то такое сказала напоследок.

Надин швыряет пакет с чипсами на круглый столик.

— Господи, Марри, зачем ты взялся за это дело? О чем, скажи на милость, ты думал?

— О том, что люблю Джулию, — просто отвечаю я. Вообще-то все совсем не просто. С трудом подавляю желание рвануть в ближайший паб. — Помнишь, у нас с Джулией в детстве была одна игра? Ужасно глупая, но Джулия так смеялась… А я любил, когда она смеется.

— О чем ты?

— Мы выбирали на улице человека, и Джулия говорила, как я должен его разыграть. Если я не слушался, то платил штраф. И однажды она приказала напугать одного старика.

— А ты?

— Я повиновался. У бедняги чуть удар не случился. Он схватил меня и потащил к родителям, но я был счастлив. Потому что счастлива была Джулия. Ради нее я был готов на все.

— Ты и сейчас готов на все, — вздыхает Надин, и мы оба знаем, что это правда.

— И что нам теперь делать? — спрашиваю я, когда мы выходим на залитую солнцем улицу. — Информация Крисси не складывается в единую картину. Зачем Карлайлу лгать о результатах анализов и прописывать Мэри неправильное лечение?

— Нам?

Но Надин понимает, что уже впуталась в это дело.

— Ты собираешься рассказать Эду? — Несмотря на солнце, довольно морозно. Ежусь и застегиваю пальто.

Есть кое-что такое, чего я не могу рассказать сестре. Я должен выиграть это дело — ради Джулии. Ради нас.

— Конечно. С чего бы мне желать, чтобы Карлайла освободили?

— А мне с чего? Ох, куда ни кинь, всюду клин. Если Карлайла выпустят, он умыкнет Джулию и покатят они себе навстречу закату. А если засадят, то мне опять же крышка: она убедится, что я конченый неудачник.

Надин мрачнеет.

— Не смей так говорить, Марри! Никакой ты не неудачник. Лучше скажи, что подсказывает тебе интуиция? Виновен Карлайл или нет? Если нет и его выпустят, что ждет твою жену и детей?

— Господи, Надин. Я люблю ее. И хочу, чтобы она ко мне вернулась. Я так сильно ее люблю, что защищаю ее маньяка-любовника.

Сестры не должны видеть, как плачут их старшие братья, и я отворачиваюсь и быстро прохожусь по лицу ладонями в перчатках.

— Так иди к ней, — приказывает Надин.

Видно, до чего ей тошно смотреть на мои страдания. Она садится в машину и уезжает. Никогда в жизни не чувствовал я себя более одиноким и покинутым.

Новость о том, что служба уголовного надзора распорядилась отпустить Карлайла, настигает меня в тот самый миг, когда пробка с хлопком вылетает из бутылки шампанского. Это Дик Порше празднует очередное повышение. В холл стекается офисный народ.

— Спасибо, что позвонили.

Я вешаю трубку, ошарашенный быстротой, с какой все произошло. Выхожу из своей конуры и вливаюсь в веселую толпу.

— Позволь-ка! — говорю я Дику, который разносит бокалы с шампанским. — Нет ничего плохого в том, чтобы выпить шампанского, особенно если есть хороший повод.

Шейла подплывает ко мне, прежде чем Дик успевает ответить.

— Есть новости о злобном докторе? — осведомляется она. — Мы можем подключить прессу, Марри. Не тушуйся.

— Я добился освобождения под залог, — с фальшивым американским акцентом рапортую я. Заслуги моей, конечно же, в том нет. Но зачем Шейле об этом знать? Одним махом осушаю бокал с шампанским. То, что надо. Впервые в жизни я чувствую благодарность к Дику.

— Вот умница! — хвалит Шейла и игриво почесывает у меня под подбородком. — А на каких условиях?

— Как обычно, — отвечаю я. — Ему нельзя покидать Кембриджшир, и каждые три дня он должен отмечаться в полиции. — О третьем условии я умалчиваю.

Довольная Шейла отправляется чесать языком с Джерри. Парочка поглядывает на меня, явно обсуждая мое будущее.

— Мы только что обручились, — сообщает Дик.

С идиотской улыбкой он прижимается к Оливии, нашей секретарше на телефоне. Я оставляю попытки прочесть по губам Шейлы, что она там говорит, и подваливаю к счастливой паре.

— Так вот почему мы распиваем шампань?

Я нависаю над ними, чувствуя себя невероятно могущественным, — а все потому, что Карлайла выпустили под залог. А если я добьюсь его оправдания, весь мир ляжет к моим ногам. Я сохраню работу, а то и Джулию.

— Поздравляю, Ди-ик. — Господи, ну и жуткий же у него галстук. — И тебя, Оливия.

Она ерзает на кожаном диване. У Дика выше зарплата, из окон его кабинета открывается вид на город, а машина больше похожа на пентхаус, чем на средство передвижения. А теперь еще к нему льнет эта хорошенькая юная девчушка с фальшивым загаром, выпрямленными волосами и самыми ухоженными ноготками на свете. Ну и плевать. Мои дела идут в гору.

— Уверен, у тебя и член больше моего, правда… — Выразительная пауза. — Ди-ик?

В комнате становится тихо. Старшие партнеры прожигают меня негодующими взглядами. Да, зря я это сказал.

Пожав плечами, выливаю в себя еще один бокал. Интересно, от чего кружится голова — от пузырьков шампанского или от идиотской ситуации, в которую я себя загнал? Я выхожу из здания. Нельзя сказать, что от мысли о скором освобождении Карлайла у меня улучшается настроение.

Прежде чем вернуться на мое идущее ко дну судно, заворачиваю в тюрьму «Уайтгейт». Дома я дам волю чувствам, но работа прежде всего. Как адвокат Карлайла я должен известить его о новых обстоятельствах.

— Похоже, вас выпускают, — спокойно говорю я, когда мы остаемся одни в комнате для допросов.

У Карлайла разглаживается лицо.

— Хорошо.

И никаких благодарностей, никаких похлопываний по спине. А ведь он не знает, что на самом деле я тут ни при чем.

— Служба уголовного надзора сочла улики недостаточными.