Яблоня (ЛП) - "Philo". Страница 63
— Ладно, ладно! Не загибай!
— А ты не используй родных, чтобы оправдаться.
— Хорошо, — повесил голову Рон. — Я все время думаю о сексе, и никто, кроме меня самого, в этом не виноват. Довольна?
— Невероятно. Другие, до Лизы, у тебя были?
— Что?! Нет! Гермиона, пожалуйста… Нет, конечно!
— Ни о каких „конечно“ не может быть речи. Значит, она была первой?
Рон кивнул.
— И что ты собирался делать потом?
Разинув было рот, юноша вновь закрыл его.
— Ну, что я должен сказать? — промямлил он наконец.
— Зависит от того, солжешь ты или нет. Думаю, ты чувствуешь себя виноватым, потому что разрываешься между постоянными мыслями об этом и желанием повторить. А значит, будут и другие…
— Нет!
Гермиона лишь посмотрела на Рона, и тот съежился под ее взглядом.
— Я действительно не хотел причинить тебе боль, Гермиона, — повторил он, словно не знал, что еще сказать.
Да и был ли смысл в словах?
— Знаю. Но мне все равно больно, — еле слышно проговорила девушка.
Неожиданно Рон, к собственному ужасу, разревелся. Все напряжение последних часов, все страхи выплеснулись наружу: тут были и возбуждение после прерванного полового акта, и леденящий сердце ужас, когда его поймали с поличным. Отчаянные поиски Гермионы и облегчение, которое он испытал, увидев ее. Девушка не надавала ему оплеух, не сделала ничего из того, что Рон заслуживал. Только призналась, насколько она обижена.
Юноша потер кулаком щеки, пытаясь сдержать слезы: он не имел права плакать.
— Рон, — дрожащим голосом начала Гермиона, — ты прости, но я, кажется, не тот человек, которым считала себя раньше.
Он, не понимая, посмотрел на девушку.
— Я думала, что буду сильной, что выдержу все это. Только вот ревность меня не устраивает. Я не хочу задаваться вопросом, что ты делаешь, когда мы не вместе…
— Да я никогда больше, Миона…
— Ты не можешь ручаться, Рон, а я всегда буду считать измену возможной. От нас зависит слишком много, чтобы потерять веру друг в друга. Я знаю лишь, что эти отношения пора вычеркивать из общего уравнения. Нам нужно столького добиться! Нельзя позволить Гарри сражаться с Волдемортом в одиночку… я такого не допущу… для гнева и ревности сейчас нет места. И впредь, когда война закончится, я этим чувствам не поддамся. Я… мне будет не хватать тебя… — она осеклась, — но…
— Между нами все кончено, — договорил за нее Рон. — Я знаю, что не достоин лучшего, и все-таки надеялся… я же люблю тебя… понимаю, что редко говорил об этом…
— При чем здесь то, чего ты достоин, Рон? — нетерпеливо перебила Гермиона. — Когда это я умышленно кому-либо мстила?
— Никогда, но…
— Я вернулась, еще не зная, что скажу, понимаешь? Но сейчас смотрю на тебя и думаю: какой ты высокий и стройный, и тут же представляю на тебе ее руки, а мне этого не хочется! Ты, конечно, свободен выбирать. Но эта ревность… из-за нее я кажусь себе… неправильной, как будто не имею права удерживать тебя рядом, и…
— Ох, Гермиона, все совсем не так! Ты красавица! Ты же знаешь, что я тебя люблю!
— Возможно, но раньше я чувствовала себя особенной, а теперь просто нахожусь под рукой.
Рон поднялся. Ножки его стула скрипнули по полу; сидящая неподалеку ученица подняла глаза. Рон не обратил на нее внимания. По крайней мере мадам Пинс не было рядом. Юноша сделал пару шагов до стеллажей, повернулся и устало оперся о книжную полку.
— Никогда, Миона. У меня еле хватило смелости пригласить тебя на свидание, — попытался улыбнуться он.
Гермиона пожирала Рона глазами, будто видела в последний раз. Запоминала его фигуру, длинные ноги, узкие бедра и талию, широкие плечи. Изумительные густые волосы. Родное лицо. Девушка покачала головой и тихо сказала:
— Мне кажется, нам обоим нужно набраться храбрости, чтобы покончить с этим.
— Навсегда? — выдавил Рон.
— Я не отказалась бы от твоей дружбы, — отозвалась Гермиона. — Ведь у нас получится, правда? После стольких лет?
— Обязательно, — кивнул Рон. На глаза снова наворачивались слезы. Юноша выпрямился и робко спросил: — Я пойду?
Гермиона кивнула, и Рон ретировался.
Девушка осталась одна, престранно себя чувствуя. В голове было пусто, словно мысли о Роне занимали все место и исчезли вместе с ним.
Еще утром она была чьей-то возлюбленной. Теперь же остался лишь старый добрый книжный червь, Гермиона Грейнджер.
Как быстро все изменилось!
Разве это возможно? Она даже не закатила истерику и ничего не разбила. Никак не отметила момент, когда перестала быть собой…
Драко развалился в одном из кресел слизеринской гостиной, у самого камина. Отмечали восемнадцатилетие Грега Гойла; его отец прислал ящик магического пива, а мать — именинный торт и бездонный короб прочих яств. Каждый уже успел заглянуть туда, и теперь подкрепившиеся ребята весело болтали и смеялись. Подошел Снейп, кратко поздравил Гойла и предупредил, что пить разрешает только семикурсникам. Для остальных домовой эльф притащил безалкогольные напитки. Декан, как водится в последний год обучения, преподнес Гойлу небольшой подарок — такие никогда не открывались при свидетелях, и Драко ощутил укол любопытства.
Когда Снейп пришел, юноша немного успокоился. На первый взгляд декан выглядел обыкновенно, но Драко знал Северуса лучше других и видел, как скованно тот двигается. Неужели зельевару сделали выговор за то, что на уроке с Поттером случилось несчастье? Или за то, что Снейп раздел Гарри перед одноклассниками? Глупо: Северус поступил так, как следовало, избавив пострадавшего от тлеющей одежды, и сразу же возвел барьер… разве директор этого не понимает? Никто еще не умирал от смущения, а вот ядовитое зелье может убить быстро.
Драко очень хотелось спросить Северуса, в порядке ли Поттер, но выказать участие в судьбе гриффиндорского героя здесь, перед слизеринцами, было бы безумием.
Снейп оставался недолго, но ничего другого от него и не ожидали.
Юноша осмотрелся. Малышей скоро разгонят по спальням; тогда-то и начнется настоящая вечеринка. Он уже чуял эту переходную стадию — затишье после еды и питья, когда алкоголь помогает расслабиться. Скоро все будут танцевать, целоваться и так далее. Снейп на диво легко относился к предприятиям подобного рода. На шестом году учебы под руководством декана каждый слизеринец научился варить опохмелин и противозачаточное зелье: Снейп не допустил бы, чтобы кто-нибудь опозорил его факультет, появившись перед школой пьяным. Насчет половой активности разговор тоже был коротким: декан признавал, что ученики спят друг с другом, и обрисовал результаты такого поведения, влияние секса — положительное и отрицательное — на силу подрастающего мага и его положение в обществе (если выяснится, что ожидается ребенок, от которого непросто отказаться при наличии чар, способных определить отца), а также последствия для обоих родителей, начиная от вынужденного брака и заканчивая изгнанием — в зависимости от семейных традиций.
Драко не переставал удивляться поведению Снейпа со слизеринцами. Как он может заботиться о них, зная, что вскоре ребята покинут школу и примут темную метку? Станут его врагами? Большинство учеников — из семей подревнее — знали, что Снейп был Пожирателем смерти и избежал Азкабана после падения Волдеморта. Это ни в коем случае не вменялось зельевару в вину и рассказывалось поколениями слизеринцев как легенда о небывалой удаче. Хотя Темного лорда никогда не обсуждали в открытую из осторожности, впитанной с молоком матери, ученики по-прежнему считали зельевара Пожирателем: ведь Снейп дружен с отцом Драко, Эйвери и Руквудом.
А декан все это время шпионил за ними.
Драко был восхищен. Какая отвага! И ведь Снейп сам выбрал свою судьбу, не подозревая, что на их стороне есть волхв… кстати, по душе ли зельевару такая новость? Каково это — узнать, что во главе твоего войска стоит волхв, и тут же выяснить, что он — человек, которого ты презираешь и ненавидишь почти семь лет?