Нераспустившийся цветок (ЛП) - Группа Stage Dive Planet of books. Страница 36

— Вив, ты обещала…

— Мне плевать! — слезы злости заменяют слезы грусти, и они как кислота. — Мне плевать, что я обещала никогда не обвинять тебя. Я виню тебя за то, что случилось. Ты был пьян в жопу тем вечером и, если бы другие отдыхающие не увидели, я могла бы умереть. Ты понимаешь это?

Кай смотрит на меня с угрызением совести, что читается в его глазах, но уже слишком поздно.

— Ты понимаешь, Кай? Ты. Понимаешь. Это?

Он кивает и сглатывает, а глаза снова наполняются слезами.

— Я так больше не могу. В какой-то момент это… — я машу в воздухе рукой, — …мы, то, что было, становится ядовитым, а мы были слишком слепы и уперты, чтобы заметить это. Но это закончилось… нас больше нет. Перестань звонить мне, приходить, просто… держись от меня подальше, — я разворачиваюсь и прохожу остаток пути по лестнице.

— Вив?

Я продолжаю идти, даже когда слышу незнакомый звук редких всхлипов Кая. Я видела его плачущим один раз прежде — когда проснулась в больнице после несчастного случая.

Я:Где ты?

Я пишу сообщение Оливеру и жду, но он не отвечает, поэтому я звоню ему. Меня отправляет на голосовую почту. «Оли, мне жаль. Кай не имел права говорить тебе это. Пожалуйста, перезвони мне».

Затем пишу сообщение Алекс.

Я:Возвращайся. Меня нужно подвезти на железнодорожную станцию.

Алекс приходит в течение минуты и следует за мной к машине. Она воздерживается от того, чтобы что-то сказать, но в конечном итоге нарушает тишину, когда мы приближаемся.

— Шон сказал, что Кай — засранец.

— Я не хочу говорить о Кае.

Алекс кивает, когда мы заезжаем на железнодорожную станцию.

— Мне жаль. Надеюсь, у тебя все-таки будут хорошие выходные.

— Не переживай об этом, — Алекс обнимает меня. — Мы напоим Кая, пока он не вырубится, и затем займемся своими делами.

— Алекс, спасибо за все, — говорю я, улыбаясь.

— Удачи, Цветочек.

— Спасибо, она может мне понадобиться.

***

Поездка на поезде была эмоционально опустошающей, так как я оплакивала потерю лучшего друга. Я никогда не представляла, что в момент, когда Кай признается мне в любви, я его отпущу. Это не должно было произойти. Друзья не должны выбирать. Как бы я ни была зла на него, я чувствую болезненную пустоту внутри. Заполнит ли мужчина, которого я люблю эту пустоту… будет ли он тоже меня любить?

Его машина здесь и он тоже. Я чувствую это, как биение своего собственного сердца в груди. Мои руки дрожат. Я едва могу сжать их в кулак, чтобы постучать в дверь. Я никогда не хотела полностью открываться другому человеку. Если Оливер не любит меня, я уверена, что умру.

Я стучу.

Ответа нет.

Я снова стучу.

Ответа нет.

Я пишу сообщение ему.

Я: Я знаю, ты дома. Пожалуйста, позволь мне войти.

Ответа нет.

Я: Оли, ПОЖАЛУЙСТА!!

Ответа нет.

Я снова стучу, затем прислоняюсь щекой к двери. Слезы катятся градом. «Оли, пожалуйста». Я снова стучу. Не знаю сколько времени прошло, но, в конце концов, я отрываю лицо от его двери и тащу сумки через улицу. Перед тем как подняться на последнюю ступеньку, я оглядываюсь назад.

Оли.

Он стоит в дверном проеме. Если бы можно было пережить еще больше боли сегодня, я бы так и сделала. Глядя на Оливера со стеклянной бутылкой в одной руке, с мрачным лицом… пустыми глазами, я умираю еще немного.

Я тянусь к сумочке и хватаю свой телефон. Мгновение спустя Оли достает свой телефон из кармана и подносит к уху. Он ничего не говорит, но я слышу его дыхание и клянусь, могу почувствовать его на своей коже, когда покалывающий холодок распространяется по мне.

— Я люблю тебя, — шепчу я.

Он не двигается, не говорит. Сердце выпрыгивает у меня из груди, и я чувствую, как будто падаю.

Связь прерывается. Он кладет телефон в карман и выходит на улицу. Делая неуверенный шаг, садится на верхнюю ступеньку. Мы смотрим друг на друга, но игра в гляделки — для упертых ковбоев в вестернах. Я изголодавшаяся женщина, отчаянно желающая своего мужчину. Я перехожу расстояние, которое кажется слишком большим, между нами. Бросая сумки на ступеньки рядом с ним, я сажусь ему на колени, расположив ноги по обе стороны от его бедер. Я замечаю, что выпитая половина «Джека Дэниэлса» озаряет блеском его глаза.

— Ты любишь меня? — он произносит слова медленно и слегка невнятно.

— Всецело, — я обнимаю его за шею.

Он хмурит брови, склоняя голову на бок.

— Почему?

— Я больше не могу выполнять невозможное, — я пожимаю плечами.

— Невозможное?

— Не любить тебя.

Он закрывает глаза и улыбается.

— Я не ожидаю, что ты скажешь это…

— Я люблю тебя, — он открывает глаза и улыбается.

— Правда. Ты не обязан это говорить.

— Я люблю тебя.

— Я серьезно.

Он смеется и кладет свой лоб мне на плечо.

— Я тоже.

— Ты пьян.

— Да, — он ухмыляется.

— Если утром ты пожалеешь, что сказал это, тогда…

Он прижимается к моим губам своими. На вкус он как «Джек Дэниэлс» и Оливер — идеальный коктейль. Отпуская меня, он соприкасается лбом со мной.

— Не отступать.

После этих двух слов я делаю единственную вещь, которую сделала бы любая девушка на моем месте: я плачу слезами радости в руках мужчины, который любит меня.

Оливер

Этим утром я пропустил восход, но это не страшно; я не хотел, чтобы эта ночь заканчивалась. Обнаженная Вивьен в моих руках — все, что я когда-либо хотел или в чем нуждался на всю оставшуюся жизнь.

— Эй, — мне нравится ее хриплый голос по утрам.

— Доброе утро, — я перекатываюсь на нее сверху и одним плавным движением проскальзываю в нее. Ее дыхание прерывается, а томные глаза исчезают за тяжелыми веками. Я втягиваю ее вишневый сосок в рот и царапаю его зубами, она выгибает спину и стонет от удовольствия. К сожалению, это не продлится долго; я твердый, как скала, уже почти час, глядя на ее обнаженное тело. Извращенец? Вероятно, но мне плевать.

— Оли…

Я люблю, когда она стонет мое имя, от этого я вхожу в нее жестче и быстрее. Она крепко держит меня за волосы и прижимает к груди. Чем больше я дразню ее соски, тем больше она вращает бедрами и трется об меня.

— Не останавливайся, Оли, никогда не останавливайся… — она тянет мою голову к себе и захватывает мои губы, будто умирает с голоду. Ее длинные ноги обвиваются вокруг моей талии, а ногти впиваются мне в спину.

Миллионы слов крутятся у меня в голове, но, когда я в ней, я не могу говорить, я едва могу дышать. Она уже близко, я могу сказать это по тому, как она вертит головой из стороны в сторону, будто хочет отсрочить конец, надеясь, что это продлится вечно. Я понимаю. Мое тело тоже находится в состоянии войны, чувствуя приближение. Я замедляюсь или иногда останавливаюсь, чтобы позволить ощущениям немного утихнуть, чтобы опять врезаться в нее, подводя к краю снова и снова. Боже, это ощущается так хорошо.

Я переворачиваю нас, позволяя ей быть сверху. Она пытается удержать свое тело вертикально, когда скользит на мне с закрытыми глазами, запрокинув голову назад. Я направляю ее бедра и наблюдаю за тем, как подпрыгивает ее грудь, когда она устанавливает свой собственный ритм. Я готов взорваться, только наблюдая за ней, но она толкает меня за черту неожиданно: она сжимает соски, затем проскальзывает рукой вниз, где соединяются наши тела, доводя себя до оргазма, впиваясь зубами в нижнюю губу. Я дергаю бедрами еще один раз, и все кончено. Черт! Не могу поверить, как сильно нуждался в этом.

— Ох, Оли… — она ложится мне на грудь, задыхаясь. — Я люблю тебя.

Я — ее. Она даже еще не знает меня, но я все равно ее. Неуверенные глаза находят мои, и я вижу в них вопрос, страх того, что я был слишком пьян вчера, чтобы запомнить. Я убираю спутанные волосы с ее лица.

— Я тоже тебя люблю.

Кому нужен этот восход? Она ослепляет меня улыбкой ярче, чем самые блестящие солнечные лучи. Прижимается к моим губам своими, а ее язык скользит в мой рот, пока она вращает бедрами, приводя мой член, все еще похороненный в ее теплоте, снова в готовность.