Цена свободы - Нечаев Павел. Страница 27

— Минус сорок, — пошептал изумленно Вайнштейн, — и всего каких-то две тысячи километров севернее.

— Минус сорок это средняя температура за тот месяц. А минимальная была минус шестьдесят один градус, — я показал в угол экрана, где отображались эти данные.

— Невероятно… — прошептал Летун.

— Это еще что! Смотрите, — и я начал водить мышкой вокруг места, где когда-то была Земля Отцов. Выходило так, что в силу какой-то климатической аномалии Земля Отцов оказалась самым теплым местом на планете из тех, которые оказались под снегом. Если можно применить термин «теплое» к месту, где днем минус пятнадцать-двадцать, а ночью минус тридцать. Нам просто сказочно, невероятно повезло.

— Почему у нас так тепло? — произнес задумчиво Летун.

— Вероятно, роза ветров… Помнится, я читал что-то о том, что у нас тут какая-то особенная роза ветров, — откликнулся Вайнштейн. По голосу было понятно, что он сам не верит в то, что сказал.

— Думаю, нас просто пожалели, и дали второй шанс, — ответил я, и получил в награду несколько изумленных взглядов. Ну да, они не привыкли, чтобы я рассуждал об отвлеченных вещах, а я просто процитировал Джека. — Идем дальше, — я стал щелкать по закладкам на панели справа. Закладки сделали индиго, каждая высвечивала определенный участок поверхности, который они почему-то сочли интересным. Первые три закладки показали нам города, расположенные в зеленой, нетронутой снегом области.

— Что-то с фокусом, — прокомментировал увиденное Вайнштейн. Действительно, изображение казалось расплывчатым.

— Ничего подобного. С фокусом все в порядке, — возразил я.

— Тогда что… — Вайнштейн отобрал мышку, и стал играться с настройками резкости, то приближая, то отдаляя изображение. — Твою мать! Там же не осталось камня на камне!

— Я думаю, там были землетрясения, и бесконечные дожди. Вот все и поплыло, — сказал я.

— Значит, цивилизация погибла, — протянул Летун.

— Ну, то, что цивилизации кирдык, было понятно сразу после Песца, — ответил ему я.

— Значит, все кончено, — поник Летун.

— Ничего не кончено, пока мы живы! — я грохнул кулаком по столу, и повторил фразу, которую сказал вчера Джеку, — Старый мир умер, туда ему и дорога. Мы живы, и свободны. Свободны по настоящему!

— Что толку в этой свободе? Свобода от чего, от цивилизации? — Летуна понесло в истерику.

— Свобода от чмуликов. Свобода от навязанных нам обязательств. И это не «свобода от», такая свобода нужна только малолетним дурачкам, «борцам с системой» и произволом взрослых. Наша свобода, это «свобода для». Свобода жить, как хочешь, творить, созидать, просто жить. Это возможно и без технологической цивилизации. Людьми нас делает не компьютер, крутая тачка или плазменный телек. Как бишь это у чмуликов называется, а, вспомнил… «жить по-человечески». Нет! Мы люди, потому, что можем жить и без всего этого. Те, кто не мыслил существования без всего этого, подохли, туда им и дорога.

— Не все, далеко не все. Вспомни про Фраймана, — сказал Вайнштейн. Он стоял возле печки, и шевелил костлявыми пальцами над конфоркой. Наш разговор его, казалось, совсем не интересует. Оказалось, нет, он слушает и мотает на ус, — вы тут устроили групповой сеанс психоанализа, а нам, между прочим, надо решать, что мы будем делать, когда сойдет снег. Останемся сидеть на заднице, Фрайман нам покажет и «свободу от», и «свободу для».

Слова Вайнштейна отрезвили и меня, и Летуна. Действительно, обсуждаем какие-то высокие материи, когда надо решать поставленные жизнью задачи. Я успокоился и сказал:

— Джек сказал, что снег сойдет скоро. Еще два-три месяца, и начнется оттепель.

— Надо собирать общее собрание, и решать, — ответил приободрившийся Летун.

— Не общее. Надо осторожно, не привлекая внимания, собрать всех наших, насчет кого точно ясно, что не шпион Фраймана, тогда и решим.

— Да, — кивнул Летун, — завтра же начну договариваться.

На том и порешили. Через два дня у Сергея состоялось собрание, на котором присутствовали рыжий Гриша и, Медведь с одним из своих сыновей, Вишневецкий, в Семью которого мы определили Профессора, Летун со своими бойцами и еще двое: Чен, представитель двух Семей узкоглазых гастарбайтеров, и Райво, белокурая бестия, Семья которого обитала неподалеку от индиго.

К началу собрания я опоздал, и, когда вошел в комнату, народ уже рвал на груди рубахи. Спорили ожесточенно, до хрипоты. Рыжий Гриша опять был чем-то недоволен. Мой приход оборвал спор, всем поневоле пришлось здороваться, пожимать мне руку, обмениваться дежурными фразами. Когда я сел, стало ясно, что накал спора спал.

— Вот, Коцюба принес вам кое-что интересное. Коцюба, раздавай, — Летун обрадовался моему приходу, и сразу начал отдавать распоряжения. Я бросил на стол пакет и фотографиями. Народ стал их разбирать, смотреть, передавать друг другу. Почти сразу послышались удивленные матюки. Разглядывая фотографии, народ возмущался. И было отчего: когда я отправлялся на разведку в туннель, Летун был против того, чтобы я брал с собой фотокамеру, слишком рискованно, говорил он. Но я не послушал его, и все-таки взял камеру, объектив которой был замаскирован под пуговицу. Большая часть снимков никуда не годилась, но я все же отобрал два десятка весьма говорящих. Вот изможденный грязный подросток с глазами, как лампочки стоит с тряпкой в руках, и смотрит в объектив. Вот стражник избивает кацетника палкой. Вот строем стоят женщины, а перед строем мечется с дубинкой староста. Вот стоят распорядители в дубленках, а за ними, на заднем плане, вереница кацетников таскает мешки. Вот кучка кацетников волочет сани, с которых свисает голая синяя нога. Вот овчарка повалила кацетника на пол, и рвет. Вот миска с баландой. Ну и все остальные снимки в таком духе. Как говорится, лучше один раз увидеть.

— Откуда у тебя эти снимки, Коцюба? — спросил недоумевающий Райво.

— Сам снял, — ответил я.

Меня забросали вопросами, пришлось в подробностях пересказывать, как я ходил в туннель. Мужики восхищенно присвистывали: «ну и яйца у тебя, Коцюба». Единственное, о чем я умолчал, так это о том, что на самом деле Профессор был шпионом. Словно ставя точку в рассказе, я воткнул в комп флэшку, нажал на кнопку, и голос Профессора стал спокойно рассказывать, как приближенные Фраймана морили людей голодом и убивали.

Народ опять загалдел, все одновременно стали возмущенно материть Фраймана. Я постучал по столу, требуя тишины. Наконец стало тихо, все приготовились слушать дальше.

— В общем, так, народ. Я отступать не собираюсь, за мной Семья, женщины, дети. Все просто. Как только сойдет снег, вот эти уроды вылезут из своей норы, и придут к нам, сюда. Те, кто хочет в рабство, могут прямо сейчас встать и выйти отсюда. Ну а те, кто останется, добровольно подписываются на то, чтобы драться, — я постучал пальцем по разбросанным по столу фотографиям, и добавил: — я не хочу, чтобы чмулики опять взяли верх. Костьми лягу, но не позволю. Я не быдло.

Никто не выказал желания выйти, только брови нахмурили. Рыжий Гриша встал, и сказал:

— Ты, это, Летун. Ты меня не так понял… я не это… в общем, я с вами.

— Уверен? — спросил у Гриши Летун, — дело ведь серьезное. Задний ход потом не включишь, поздно переобуваться будет.

— Так это… дочки у меня. Я за них! — и Гриша показал огромный поросший шерстью кулак, сжатый с такой силой, что костяшки побелели. Остальные отозвались согласным гулом.

— Значит, решено. Все усилия — на поиск оружия, особое внимание уделяем противотанковым средствам.

Давненько мы не забирались так далеко, я смотрел по сторонам, вспоминая, как выглядели эти места до Песца, и не узнавал. Наш путь лежал на северо-восток, там, в ста километрах от города, до Песца была резервная артиллерийская база-склад. Один из наших, Леня из людей Медведя, был в прошлом артиллеристом, он и вспомнил про эту базу. По его словам, там хранились орудия и минометы для вооружения частей резерва. Выехали на снегоходе, и квадроциклах. Пока я занимался Фрайманом и искал оружие вместе с Летуном, наш Эли скооперировался с умельцами из других Семей. Они утеплили ремонтную мастерскую, и сделали гусеничный снегоход, переделали ходовую часть гусеничного трактора средних размеров, сами гусеницы и траки взяли от другого трактора, побольше и пошире. На все это поставили кабину от грузовика и приделали кузов. Эли и остальные ходили вокруг своего детища, довольные как слон после трехведерной клизмы. Монстр, хоть и выглядел уродливо, зато по ровному слежавшемуся снегу исправно давал свои сорок километров в час.