Новеллы - Старцев Абель Исаакович. Страница 28

Фрэнклин. Да, да, только при чем тут Клара?

Иммонсо. А вот при чем. Я живу на земле. Живи я на небе, мно было бы невозможно жениться. Представьте себе, что я оказался у алтаря перед венчанием, и невеста, ее подружки, шафер, церковный служка и священник общими силами стараются меня удержать. Но рано или поздно им придется отпустить меня. И тогда я взовьюсь к небу. Голова моя утвердится меж звезд. Одежда убелит Млечный Путь. А моя жена станет самой жалкой из вдов, соломенной вдовой. Как известно, солома гниет, если она не просохнет хорошенько на солнце. Но у моей вдовы не будет возможности просохнуть, потому что я своей тушей закрою солнце. Из-за меня произойдет нескончаемое затмение…

Фрэнклин. Любезный Имм, я с удовольствием выслушаю все, что вам будет угодно сказать о воздушных шарах, соломе и солнечных затмениях, когда мы покончим со всем прочим. Я не сомневаюсь, что это будет захватывающе интересно. Но в данную минуту я хотел бы знать, как Кларе угодно поступить или к чему ей угодно вынудить меня?

Имменсо. Но разве вы не видите, что я как раз подхожу к сути дела?

Конрад. Провалиться мне, если я это вижу.

Имменсо. Если вы хотите меня спросить…

Конрад. Нет, не хочу. Я предпочту спросить ближайшего полисмена, от него скорей добьешься толку.

Имменсо. Превосходная мысль, спросите полисмена. Он сразу вам растолкует, что полицейская система, как и всякая другая система, нерушимая на века, зиждется не на полисмене, обходящем улицы, а на постовом. Не на бесполезном бродяге, что катится иод уклон, как камень во время обвала, а на полисмене-изваянии, который всегда на месте и готов вам служить.

Фрэнклин. Имм, я еще раз спрашиваю, о чем Клара велела вам поговорить со мной?

Имменсо. А я вам еще раз отвечаю, Фрэнк, что говорить с вами цяе велит земное притяжение, которое спасает меня от судьбы воздушного шара, и постовой полисмен, без которого Конрад не найдет дороги в Путни. [32] А это дело серьезное, поскольку кто не найдет дороги в Путин, не найдет и дороги в рай.

Фрэнклин. Да. Но не вернуться ли нам к тому, что Клара просила передать мне?..

Имменсо. Между прочим, она просила этого не передавать. Но она сказала, что вам никогда не жить анахоретом, потому что вы нигде не сможете бросить якорь.

Фрэнклин. Надеюсь, вы защитили меня от чудовищного обвинепия, которое под этим кроется?

Имменсо. Я указал ей, что она ваш якорь, а когда якорь вопреки своему назначению бросает человека, то такого человека едва ли можно винить, если он поплывет по воле воли.

Фрэнклин. А она что сказала?

Имменсо. Сказала, что со мной бесполезно разговаривать. Что я смеюсь над ее отчаяньем.

Фрэнклин. И это осе?

Имменсо. Нет. Как вы, вероятно, замечали, если женщина говорит, что бесполезно разговаривать с мужчиной, то после этого она, по крайней мере, полчаса не дает ему рта раскрыть.

Конрад. Просто поразительно, что оыа сумела заткнуть вам глотку, на такое способна лишь одна женщина из тысячи.

Имменсо. Вот почти идеальный пример современного научного определения. Оно проникнуто тем духом точности, какой можно почерпнуть только из арифметики. Однако с той минуты, как численность заселения земли превысила девятьсот девяносто девять человек, всякая женщина — одна из тысячи, и в этом нет ровно никакого смысла.

Фрэнклин. Мы охотно уступаем вам современную науку, Имм: никто здесь не поклоняется ей столь пылко… (Конрад хочет возразить.) Нет, Коп, сиди смирно и помалкивай. И я тоже буду помалкивать. Когда Имму надоест изощрять свой ум, быть может, он из простого человеколюбия снимет бремя с моей души и скажет, чего угодно от меня Кларе.

Имменсо (краснея от скрытого упрека). Надеюсь, я не проявил равнодушия. Разве только невольно. Но как Кларе угодно поступить — это ее дело. А как угодно поступить вам — это ваше дело. Я же могу только заметить, что ни вы, ни она скорей всего никак не поступите. С другой стороны, я глубоко озабочен как христианин и — да будет мне позволено сказать — как ваш друг, если только шурин смеет на это претендовать, — тем, как вы оба должны поступить.

Фрэнклин. Как же именно?

Имменсо. Бросьте якорь у домашнего очага. Стойте на своем посту и будьте тверды, как камень. Тяжесть камня необходима, иначе наше общество превратится в скопище воздушных шаров. Даже газ для воздушных шаров вырабатывается на фабриках, построенных из камня, и, как ни странно, палата представителей признает эту необходимость. Нужны нерасторжимые узы. Какой первый вопрос мы задаем человеку? Как его фамилия. А второй? По какому адресу он живет. Человек без имени — никто. Человек без адреса — бродяга. Если у него два адреса, он безнравствен. Если у него два поверенных и два банкира, он мошенник. Что такое брак? У двоих людей одна фамилия, один адрес. Не такая фамилия, которую можно поменять, а такая, которая уходит корнями в глубь истории, записана в приходской метрической книге и чудесным образом воскресает в каждом новом поколении; и не такой адрес, который можно поменять, а домашний очаг, непоколебимо вросший в родную почву, как церковь господня, как единственная твердыня среди шатких опор, единственная звезда среди планет и метеоров, единственно нерушимое и неизменное, что есть и пребудет вовек. Врасти корнями необходимо; этим определяется корень всего и все в корне.

Фрэнклин. Но брак никакая но твердыня. И вообще, что нерушимо в этом мире? Все должно миновать; все тленно; мы от всего устаем. И семейную жизнь тоже можно разбить.

Имменсо. Нет. Когда нечего миновать, остается неминуемое. Автобус минует Пиккадилли-Серкус; но Пиккадилли-Серкус остается. Я устал от Клары, но я остаюсь. Кстати, и Клара тоже. И хотя все тленно и все можно разбить, Даже самый хрупкий бокал для этого надо не разбить, и притом обо что-нибудь твердое. Нельзя его разбить о воробьиные перья. Кон, вам не приходилось размышлять над прелюбопытной орнитологической проблемой, которая заключается в том, что воробья вообще невозможно разбить? Глупцы утверждают, что можно, если стрелять из пушки по воробьям; но никто этого не сделал. Пташка целехонька и пережила всех своих врагов.

Конрад. Итак, от очага мы пришли к воробью, который оказывается символом постоянства.

Имменсо. Вы холостяк, Кон, вам на роду написано порхать «с цветка на цветок всякий часок, пока вам не встретится Полли». А встретилась ли она вам? Нет: только полиглоту может встретиться в латинской Библии: «Super hanc petram» — «На сем камне Я создам Церковь Мою». А что это за камень? Домашний очаг. Вернитесь к домашнему очагу, Фрэнк.

Фрэнклин. Скрепя сердце?

Имменсо. Ничего подобного. Ведь сердце не камень. А очаг каменный, в этом его главное достоинство и отличие. К тому же, хотя за него можно встать грудью, нельзя пасть за него без риска угодить головой в раскаленные угли. Вы можете встать за него, сесть за него и даже, когда Клара слишком вас допекает, тихонько лечь и спрятаться за него; но вы не можете ни страдать за него скрепя сердце, ни пггсть за него, ни терпеть за нею какие-либо неудобства.

Фрэнклин. Ну что прикажешь с ним делать, Кон?

Конрад. Это патологический случай. Есть такая болезнь — эхолалия. Когда ою страдают дураки, они сыплют рифмами и подхватывают звуки, как эхо. Но Имм человек умный, а потому сыплет идеями и подхватывает их, как эхо. Он воображает себя мудрецом, а на деле только мудрит.

Имменсо. Пусть так. То же самое можно сказать о Платоне, о Шекспире. Но все равно, я не уклоняюсь от главного, а главное — это дом, и точка.

Фрэнклин. Нет, главное — это Клара, и точка.

Имменсо. Лишь в том смысле, что вы хотите расстаться с ней и на этом поставить точку. Но точка, как известно, имеет положение в плоскости и не имеет измерения. Клара же имеет положение в обществе, которое вполне можно измерить; попробуйте только отнять у нее это положение, и у вас будет случай измерить ее ярость.

Фрэнклин. Имм, знаю я ваши штучки; вы ничего не доказываете, а попросту сбиваете меня с толку своей болтовней и навязываете мне свои мысли. Но не трудитесь проповедовать передо мною добродетели выдуманного мира, где узы нерасторжимы. Мы освобождаемся от тирании священных традиций, непреложных законов и нерасторжимых уз, мы идем к свободе, чтобы испытать все и безошибочно избрать самое достойное. Если окажется, что жизнь с Кларой для меня невыносима, я оставлю эту жизнь и оставлю Клару; вот и весь разговор.