Послания и Знаки из Космоса - Малая Олеся Юльевна. Страница 85
И все же эту реку Иезекииль описывает весьма подробно:
«И всякое живущее существо, пресмыкающееся там, где войдут две струи, будет живо; и рыбы будет весьма много… У потока по берегам его, с той и другой стороны, будут расти всякие дерева, доставляющие пищу: листья их не будут увядать, и плоды на них не будут истощаться; каждый месяц будут созревать новые, потому что вода для них течет из святилища…»
В Иерусалиме нет ни реки, ни ручья, на чьих берегах бы пресмыкались живые существа. Просто поразительно, на что были способны интерпретаторы-теологи в отношении этой реки! Поскольку в Мертвом море все мертво и, даже фантазируя, нельзя говорить о богатстве его водного мира, теологи превратили описываемую Иезекиилем реку в видение будущего.
Чтобы вдохнуть в эту реку — которой в Иерусалиме нет — хоть какое-то подобие жизни, переводчики и экзегеты воспользовались двумя уловками: в оригинальном тексте Иезекииля нет ни слова о Мертвом море, но в переводе оно иногда появляется:
«В целом слово «море» при переводе этого отрывка можно сразу же переводить как «Мертвое море», так как такое определение хотя и понятно иудеям, но не всегда ясно немецкому читателю, а перевод лишается ценности, если его смысл можно понять, лишь прочитав примечание».
И тут теологи применили вторую уловку!
После того как «море» по воле переводчиков получило название, оно еще и превратилось в чудо экологического будущего!
Комментарий первый:
«И вот Иезекииль видит второе чудо: в пустынном ранее окружении реки появляются многочисленные деревья, а неплодородная пустыня становится зеленым оазисом… река несет свои воды прямо к Иордану, а Иордан впадает в соленые воды Мертвого моря… животворящая сила вод храма не оставляет места для сомнений по поводу того, какими были истоки образов и сравнений в этой главе; это воды рая, радующие град Божий».
Комментарий второй:
«Вряд ли стоит анализировать подобные фантазии, основываясь на научных данных. Если придерживаться идеи очищения природы…»
Комментарий третий:
«Именно этим и обусловлено пророчество Иезекииля, по которому в будущем источник в храме превратится в широкие воды, которые оросят пустынную Иудею, воскресив далее Мертвое море. Это вполне понятно, ведь если в храме будет происходить служение истинному Богу, то пустошь вокруг храма доллена превратиться в райский сад».
Комментарий четвертый:
«… описывает леивотворящую воду, исходящую из святая святых. Эта вода делает землю плодоносной и восстанавливает Мертвое море».
Комментарий пятый:
«Когда речь идет о таких видениях, видимо, не стоит искать их связи с реальным миром, потому что такая связь весьма сомнительна. Если мы, христиане, не станем вчитываться в букву текста, то сможем воспринимать эти исцеляющие воды как иносказание Господне… В этих водах и их воздействии мы видим образ благословения, исходящего от Святого Духа».
Видение. Благословение. Озарение. В контексте этих комментариев можно предположить, что Иезекииль обещал народу райский сад, который оросит Иудею и восстановит Мертвое море. Однако этого не произошло. Израиль по-прежнему ждет райских вод и благословения Святого Духа.
Критики говорят, что не следует воспринимать все это как описание реально существующего мира.
Если бы Шлиман отнесся к Гомеру таким образом, Трою до сих пор бы не откопали.
Вместе со своим коллегой Чарльзом Чиписом археолог Джордж Перро (1832–1914) в 1889 г. представил рисунки храма, воссозданные по тексту книги пророка Иезекииля; оба ученых воспользовались дополнительным описанием храма в Книге Царств.
Точная реконструкция на бумаге при соблюдении масштабов вызвала определенные сложности. Какой локоть использовал медноликий человек? Вавилонский локоть, длиной 45,8 см, или египетский локоть, длиной 52,5 см? Или же имелся в виду вообще какой-то другой локоть? Все это было весьма важно, так как, судя по масштабам, это было огромное здание.
Перро наткнулся на один факт, который, собственно говоря, и не должен был его удивить:
«Если внимательно изучить текст книги Иезекииля, то можно обнаружить, что сам храм описан менее подробно, чем окружающие его помещения. Эти внешние помещения должны были казаться пророку не столь важными, как сама святая святых. На первый взгляд, подобная диспропорция в описании удивляет, однако, несомненно, у нее есть на это своя причина».
Авторы поддались парадоксальной логике: вероятнее всего, считали они, Иезекииль не описал святая святых подробно, так как она и так была известна иудеям. Но на самом деле это не так: большинство иудеев едва ли бывали во внешних и внутренних пристройках к самому храму, а если и бывали, то явно знали их лучше, чем скинию, в которую мог входить не каждый. Так зачем же Иезекииль описал столь подробно именно внешние помещения?
Теолог Рудольф Сменд в прошлом столетии отважился воссоздать храм на бумаге и удивился тому, что «за исключением двух моментов (Иезекииль, 40:5, 41:8) в книге указаны только длина и ширина помещений».
Меня же это нисколько не удивляет. «Муж с видом, подобным меди» понимал, что за тысячелетия от высоких стен ничего не останется. Ему важны были пропорции фундамента храма, который наверняка сохранится в земле. В то же время тот факт, что Иезекииль нигде не указал высоты помещений, противоречит мнению теологов о том, что пророк описал храм, который он должен был построить: для такой постройки необходимы были данные о высоте стен. Если бы интерпретаторы отбросили предрассудки и приняли бы теорию о том, что Иезекииль описывал реально существующее здание, тайна была бы раскрыта.
Попытки воссоздать храм все время проваливались, поскольку ученые попадали в ловушку представления о том, что образцом для этого храма служил храм Соломона в Иерусалиме. Из этого представления вытекали противоречия, о которых говорит Рудольф Сменд:
«Прочие строфы не могли называться «дверные колонны», и большей частью это была бессмыслица. Также абсурдным кажется, что дверь в зал обвалилась сама по себе… и то, что у каждой двери была такая камера, вначале кажется невозможным, жертвенные алтари (для ритуальных убийств живых зверей. — Э.Д.),от которых они были неотделимы, стояли только у одних — восточных ворот… и если искупительную жертву за разврат, грех и провинность следовало приносить в северной части храма, мы натыкаемся на противоречие».
При такой неправильной исходной позиции книгу Иезекииля нужно было истолковывать по-другому, чтобы она укладывалась в представления о храме Соломона.
Не только Сменд, но и теолог и философ Отто Тениус, пытаясь нарисовать план храма, удивлялся отсутствию данных о высоте помещений и в то же время выражал свое восхищение удивительно точным описанием всего остального:
«Следует учитывать совершенно прагматичное, лишенное каких-либо стилистических средств образности, описание храма, в которое включены подробнейшие сведения о размерах, вплоть до ширины дверей и прочности стен. Очевидно, что по этим описаниям можно нарисовать горизонтальную проекцию храма, но не более того. Вряд ли можно найти ответ на вопрос о том, почему Иезекииль, описывая храм, не приводит данных о высоте помещений, с учетом версии о явлении этого храма в видении…»
Вот именно поэтому! Это было не видение!
Теолог Эдуард Ройс (1804–1891), представитель исторически-критического метода теологии, также столкнулся со сложностями при попытке реконструировать храм на бумаге:
«…Возникают непреодолимые трудности, касающиеся и других элементов… шестьдесят локтей в столбах представляются весьма подозрительными. Чтобы исходить из двадцати пяти локтей ширины, нужно включать в размеры коридора и помещений еще и ширину задней стены, о чем в книге не упоминается… И что это значит «дверь была против двери?» Имеется ли в виду расстояние от одной двери к другой? Или же имеется в виду дверь в задней стене, ведущая во двор?»