Трагедия ленинской гвардии, или правда о вождях октября - Коняев Николай Михайлович. Страница 46
«Говорят, чиновничья забастовка вызвана тем, что большевики являются, якобы, захватчиками власти, что они насильственно свергли законно существовавшее Временное правительство. Так ли это и состоятельно ли предъявляемое в этом отношении к большевикам обвинение?»
Отвечая на этот вопрос, автор статьи совершенно резонно указывает, что вся история революционной власти сводится к последовательным ее захватам со стороны разновременно сменяющих друг друга ее носителей…
«В момент Февральского переворота Государственная дума была распущена, притом распущена указом, последовавшим в полном согласии с действовавшим в то время законом. Не подчинившись ему, признав себя носительницею и источником не принадлежавшей ей, по закону, верховной власти — Дума несомненно совершила революционный акт, произвела насильственный захват власти…
А на каком законе основано существование учрежденного в революционные дни г. Родзянкою думского комитета и не является ли его образование выхватыванием власти у Государственной думы?..
Но Временное правительство первого, гучковско-милюковского, состава хоть получило свое начало от Комитета Думы. Ну, а второй состав, с сохранением председательства Львова, но с участием предварительно выхолощенных от всякого социализма социалистов? А состав правительства Керенского? От кого получили они свои полномочия? Единственный их источник — ссылка якобы на волю революционного народа…»
Почему же, — задается вопросом автор, — чиновничество, то самое чиновничество, которое служило царской власти, примирилось с переворотом, а затем служило и буржуазному и коалиционному кабинетам Львова и не протестовало даже против самодержавного самовластия Керенского, вдруг забастовало, когда власть захватили большевики?
Вопрос риторический.
Вся статья и построена как цепь вопросов. На любое критическое замечание в адрес большевиков следует вопрос: а вы сами разве иначе поступали, когда были у власти?
Отметим, что критика трех кабинетов Временного правительства абсолютно справедлива, и если бы она прозвучала до Октябрьского переворота, возразить на нее было бы нечего. Но поскольку критика эта звучит, когда власть была уже захвачена большевиками, критика Временного правительства становится оправданием беззакония. Автор статьи как бы забывает, что страдают от беззакония большевиков не только буржуазные политики, сами творившие беззаконие, а русский народ…
Разбирая послание Милюкова, мы говорили, что Павел Николаевич, воруя у России победу в войне, не об интеллигенции думал и даже не о евреях, права которых столь ревностно защищал, а прежде всего о самом себе, о своем месте в политике и коридорах власти..
Точно так же, судя по разобранному нами наброску статьи, и Иосиф Васильевич Ревенко не о государе печалился {143} .
И не о русском народе…
Может быть, и не стоило бы так подробно разбираться в бесхребетном политиканстве «русского патриота» Иосифа Ревенко, но судьба его — не только его судьба, эта судьба несет в себе тот страшный вирус, что поразил русское патриотическое движение в начале прошлого века.
В самом деле…
Движение «Союза русского народа» возникло в минуту грозной опасности, нависшей над Россией в 1905 году…
Воистину народное, воистину православное, это русское движение сумело наполнить жизненной силой казенную триаду «самодержавие, православие, народность» и не только вывело страну из революционного кризиса, но и четко обозначило путь, продвигаясь по которому страна могла, не опасаясь революционных угроз, достичь невиданного духовного и материального процветания.
Увы…
После кончины святого праведного Иоанна Кронштадтского, молитвенной (и не только молитвенной) поддержкой которого и поддерживалось русское единство, «Союз русского народа» начинает разваливаться.
Способствовало этому и активное сопротивление деятельности «Союза» царской администрации, которая не боялась идти тут наперекор воле самого Государя, сыграли свою роль и злобные наскоки социализированной образованщины, но главная беда заключалась во внутренних нестроениях, поразивших «Союз русского народа».
Скучно и бессмысленно описывать перипетии отношений А. И. Дубровина, Н. Е. Маркова, В. М. Пуришкевича. Дрязги, в которые погрузилось руководство русского патриотического движения, не имеют иного содержания, кроме того, что руководство движения не сумело поставить интересы России выше личных амбиций, не сумело пожертвовать ради общего дела личными пристрастиями, не нашло силы освободиться от собственных обольщений и заблуждений.
И дело тут не только в жестокой борьбе за власть, которая развернулась внутри «Союза русского народа».
Самое страшное, что в результате этой борьбы осмысление реального исторического пути Российской империи оказалось подменено сусальным мифотворчеством. Вместо того, чтобы реально попытаться объединить русское, расколотое на благородное и подлое сословия, общество, идеологи «Союза русского народа» начали замазывать эти противоречия.
Образчиком такой исторической штукатурки может служить речь, сказанная 19 февраля 1911 на торжественном собрании «Союза русского народа», по случаю юбилея отмены крепостного права.
Было объявлено, что не только крестьяне, но все сословия долгое время были крепостными у государства, ибо этого требовали интересы Отечества. Крестьяне отличаются только тем, что позже других получили освобождение. Но теперь все это позади, и теперь надо бороться с опасностью нового закрепощения русского народа, «господином жидом».
Любопытно, что произнес эту речь Виктор Павлович Соколов-Горбатый, которого так активно и разыскивал в мае — июне 1918 года Моисей Соломонович Урицкий…
И вроде бы ни к чему полемизировать с Виктором Павловичем, поскольку, как мы знаем, опасения его блистательно подтвердились…
Все так…
Только ведь потому и подтвердились опасения, потому и произошла в России катастрофа 1917 года, что вплоть до самой революции вожди «Союза русского народа» пытались оправдать дворянское рабовладение интересами — редкостный цинизм! — Отечества.
Разумеется, не надо преувеличивать общественного значения доклада Виктора Павловича Соколова. Не столько людей и слышало его, но тут не в докладе дело, а в настрое всего общества. Вплоть до самой революции, до падения монархии, повсюду висели вывески «Нижним чинам вход запрещен».
И разве хоть одну такую вывеску снял товарищ председателя «Союза русского народа»? А ведь если бы сделал это, а не доказывал, что обращать своих соотечественников в рабство — это в интересах Отечества, может быть, и не пришлось бы ему тогда бежать из этого самого Отечества от Моисея Соломоновича Урицкого…
И не нужно было бы тогда бывшему председателю Николаевского отделения «Союза русского народа», бывшему секретарю Совета монархических съездов, а ныне обитателю камеры в «Крестах» (прием № 2998) Иосифу Васильевичу Ревенко униженно молить Моисея Соломоновича Урицкого о пощаде:
«Гр. Председатель!
Я все еще продолжаю уже три месяца сидеть в тюрьме совершенно безвинно, по одному только предположению в якобы причастности моей к контрреволюции, хотя ни в чем перед Советской властью не повинен ни словом, ни делом.
Вся моя жизнь и деятельность с Октябрьской Революции протекала вся под полным контролем Совдепа Городского района и комиссара М. И. Лисовского в полном с ним контакте…» {144}
Нет…
Моисей Соломонович Урицкий не внял мольбе «большого приятеля». Сантименты были не свойственны ему, а Иосиф Васильевич Ревенко по всем показателям подходил для расстрела.
Не спасла Иосифа Васильевича и смерть «приятеля». После убийства Урицкого чекисты все равно расстреляли его.
Правда, расстреляли даже не за «Каморру», а просто так…
В постановлении, написанном почти через три месяца после расстрела, сказано: