Школа жизни. Воспоминания детей блокадного Ленинграда - Шаттенштейн Евгения Ричардовна. Страница 17

Шестого февраля 1942 года всем ленинградцам по всем категориям карточек выдали по 300 граммов сахара и по 200 граммов масла.

У нас в комнате был большой камин, но дров не было, мы его не топили. Мы пользовались печкой-«буржуйкой», которая при отсутствии дров была для нас просто счастьем. Топили стульями и тем, что горело. Труба «буржуйки» выходила из форточки на улицу. В форточки жители дома выливали все отходы. Выйдешь из дома зимой, повернешься — сосульки всякого цвета свешиваются с подоконников. Ведь воды в домах не было: канализация и водопровод не работали. Окна были все заколочены досками или фанерой. Было еще одно испытание для тех жильцов, которые жили на верхних этажах, — спускаться и подниматься по лестнице. Для ослабленного голодом человека это трудность неимоверная. Наш дом был старинным, шестиэтажным, лифт в нем был, но еще в мирное время никогда не работал, считалось, что пролетариат должен ходить пешком. Хорошо, что наша семья жила на первом этаже…

Мама еще до войны часто уезжала с внуком в деревню. Магазинов там не было, с продуктами приходилось трудно, и поэтому мама всегда закупала и везла туда продукты — песок, макароны… Когда началась война, никто не смог приехать за мамой и Жориком, и они еще какое-то время оставались в деревне. Самим было бы трудно добраться, ведь от деревни до станции 40 километров. Очень помог папин знакомый, по дороге в Вышний Волочок он заехал к маме, сказал: «Прасковья Георгиевна, вы что здесь? Нельзя вам тут оставаться, Василий Петрович в Ленинграде, я туда еду и вас возьму с собой». И мама поступила очень разумно, не взяв с собой в поездку никаких вещей, а захватив только продукты. Привезенные продукты поделили поровну на всех, тогда с нами жили еще тетя Нюша и дядя Ваня. И когда папа уходил на работу, мама для поддержки сил ему давала с собой кусочек сахара.

Походы за водой. Блокада длилась почти 900 дней. Кроме голода, бомбежек, артобстрелов и холода, в городе не было воды. Хорошо помню зиму 1941/42 года: вереницы людей шли, нет, это неточно — брели на Неву за водой. Это было непросто, так как зимой гранитные берега были обледеневшими. Воду набирали из проруби и везли на санках, особенно трудно было подняться с набранной водой на набережную.

В нашем доме была булочная, а рядом с домом — площадка, на которой находился гараж пожарных машин. Вот на этой площадке был люк. В нем вода не замерзала, а когда вычерпывали всю воду, она через какое-то время вновь набиралась. Глубина этого люка-колодца была метра три-три с половиной. Жильцы нашего дома и соседних домов ходили сюда по воду. На ночь наш «колодец» закрывался.

Я не помню почему, но эту драгоценную воду начинали брать с шести часов утра. Булочная тоже открывалась в шесть часов утра. Очередь стояла большая и за водой, и в булочную. Народу собиралось очень много. В очередь вставали все, кто был в силах выйти из дома. Мама выходила первой и занимала очередь, потом уже шла за мной, будила мама меня в четыре-пять часов.

Стоят люди за водой, еле держатся на ногах, голодные, замерзшие, закутанные во все, что можно на себя надеть, с бидонами, чайниками, кружками. К кружкам привязаны веревочки или бечевочки. Подходит эта еле бредущая тень к люку, становится на колени и бережно опускает кружку в колодец, стараясь зачерпнуть воды.

Достанет, сколько удастся зачерпнуть, выльет в бидончик и опять опускает кружку.

Воды в люке всегда было мало: бидоном ее нельзя было зачерпнуть, только небольшой кружкой. Мы зацепляли кружку, опускали и поднимали — сколько воды поднимем, столько и выльем в свой бидончик. По неписаным правилам очереди можно было опустить кружку за водой только 3 раза. Чтобы большее количество раз можно было опустить кружку в люк, ходили из семьи все, кто мог двигаться. Конечно, маме можно было встать второй раз в очередь, чтобы набрать для нас побольше воды, но это происходило редко, потому что на это не хватало сил. Часто случалось поднимать пустую кружку, ведь воды в люке набиралось очень мало. Но сколько бы воды ни набралось, люди отходили молча. Если даже за эти три попытки кто-то вовсе не сумел достать воды, то все равно без ропота отходил от люка. Вот такая была самодисциплина!

«Кофе» из сладкой земли. Одиннадцатого сентября 1941 года вечером немецкие самолеты совершили массированный налет на Ленинград. Я с подружкой была в кино. Сеанс прервался, сирена выла не переставая. Мы выбежали на улицу и увидели: небо над Ленинградом закрыто армадой самолетов. В эту бомбежку немцы сбрасывали только зажигательные бомбы. Цель бомбежки, как мы потом узнали, — Бадаевские склады, где были сосредоточены все запасы продуктов. И вот за одну эту бомбежку немцы уничтожили все продуктовые запасы Ленинграда. Зарево и дым пожарища закрывали все небо над городом. Во время пожара сахар расплавился, и земля пропиталась сладким сиропом. Это место легко можно было определить по запаху.

Находились эти склады территориально за Московским вокзалом. Мы жили от него недалеко. В октябре уже начался голод. Папа тогда был еще на ногах, он как-то сказал мне: «Доченька, пойдем на склады, там было много сахара». После бомбежки сахар, который там хранился, горел, плавился и уходил в землю. И мы с папой ходили на это пожарище. Помню, было это поздней осенью, в ноябре месяце, на улицах уже лежал снег. Идти нам было недалеко — одна остановка от Московского вокзала. Мы копали землю, сколько хватало сил, с собой взяли большой таз и в него собирали эту сладкую, пропитанную сахаром землю, а потом везли все это на саночках до дома. Но вскоре начались морозы, и наши походы прекратились.

Стояла земля под кроватью, больше хранить негде было, потому что мы занимали одну комнату. Каким же счастьем был для нас наш «колодец»! Приносили мы с мамой воды литра полтора. Дома мы брали миску с землей, заливали водой, размешивали, земля оседала, вода отстаивалась, и получалась сладковатая, коричневая жидкость, похожая на кофе. Этот раствор и заливали в самовар. И у нас получался «настоящий» кофе.

Грели самовар лучиной, которую щепили из поленьев. В то время в Ленинграде отопление было печное, топили дровами. Под каждым домом были очень хорошие подвалы, их делили на секции, и каждая квартира имела свой подвал. Жители домов держали там заготовленные на зиму дрова. Обычно какое-то количество дров оставалось после зимы. В эти лето и осень ни о какой централизованной заготовке дров не было и речи. Тем, что осталось от предыдущей зимы, мы и могли греть в самоваре раствор, похожий по цвету на кофе. Этот «кофе» был чуть сладкий и теплый, но главное — в нем был натуральный сахар.

Котлеты из папье-маше. В первые годы советской власти книжное издательство было на низком уровне. Книги издавались небольшими тиражами, в основном произведения авторов, лояльных к советской власти. Переплеты этих книг были из папье-маше — это спрессованная бумага грязно-песчаного цвета толщиной 3–4 миллиметра.