Призвание варягов. Норманнская лжетеория и правда о князе Рюрике (СИ) - Грот Лидия Павловна. Страница 12
Это слово, согласно Рудбеку, было подхвачено древними писателями, чтобы отметить особо выдающихся потомков рода borne, поэтому слово overborne утвердилось в значении «благороднейший». Название Overbornes o (у Руд бека Yfwerbornes Oo) закрепилось, в свою очередь, за Скандинавским полуостровом в качестве места проживания Упсальской династии как самой высокородной. Соответственно, считает Рудбек, по имени этой династии древние греки и латины стали называть северный ветер Boreas. Но вот только не знаю, писал Рудбек, как именно Диодор Сицилийский смог узнать народное шведское имя Yfverboren и ввести его в греческий язык. Наверняка он взял из скандинавского слова приставку over– и перевел ее на греческий как hyper, откуда и получилось слово hyperboreas. Диодор, в интерпретации Рудбека, сам признает, что все короли гипербореев, назывались cettborne или Bores cett (род Боре), т. е. Boreades от имени первого их короля Боре/Воrе. Поэтому греки и латины называют весь народ Yfverborne, и это исконное скандинавское слово («…detta namnet wara det Norska folkets egenteliga modermals ord…»), сами греки не очень уверены в происхождении этого слова и думают, что оно греческое, но это старое доброе шведское слово («…menades det wara Grekiska, som ar gamla goda Swenskan…»), которое значит наивысший в королевстве и называется Hogborne или Yfverborne. С помощью такой «этимологии» – или «филологической герменевтики» – Рудбек доказал скандинавское происхождение Гипербореи, продемонстрировав, что Диодор не опознал в греческом Борее доброе старое шведское имя Поре/Боре. Такую же «герменевтику» Рудбек использовал для доказательства скандинавского происхождения и ряда других топонимов греческих мифов. Например, в главе «О наименовании Швеции Heligs Oja или остров Блаженных» Рудбек постулировал, что в древности Швеция называлась также и Эликсией, или островом Блаженных: «Из всех имен, которыми Швеция была почтена и которые были услышаны греками и записаны ими в несколько неверном виде, было и такое как Helixoia…», которое произносилось также как Elixoia, или остров, где жили yfwerborne, – Рудбек, не раздумывая, вставляет свое искусственное слово yfverborne вместо гипербореи в цитаты из древнегреческих авторов, принуждая их говорить его тарабарским языком. Если бы греки понимали наш язык, уверен Рудбек, они бы не стали писать, что Elixoia – остров, поскольку шведское слово «о», «остров», уже входит в название Elixoia. Но отсюда и явствует, что за греческим названием Эликсия скрывается шведское Heligso, что и означает, по Рудбеку, «Остров Блаженных» [27]. Учитывая современное состояние науки, следует предупредить, что вся вышеприведенная «лингвистика» Рудбека – набор бессмыслицы.
Но кроме гипербореады с идеей основоположничества шведов в создании древнегреческой культуры Рудбек дал ход и другой фантазии, зародившейся одновременно с гипербореадой, – идее основоположничества шведов в создании древнерусской государственности. Политическая конъюнктура благоприятствовала: после Столбовского мира, заключенного в 1617 г., Швеция удерживала захваченные во время Смутного времени обширные территории Новгородской земли: Ижорскую землю, Ивангород, Копорье, Ям, Орешек, Корелу с уездом, благодаря чему контролировала русскую торговлю хлебом на западноевропейских рынках, что давало приток свободных средств в казну шведской короны. В 1630-х гг. Швеция вступила в Тридцатилетнюю войну (1618–1648), общеевропейский военный конфликт, изначально вспыхнувший между католиками и протестантами Германии с целью подчинить своему контролю балтийское побережье Германии, и одержала ряд крупных побед в этой войне. Все эти обстоятельства направляли шведскую историографическую мысль на поиск новых «побед» и в историческом прошлом. В 1671 г. была опубликована «История десятилетней шведской войны» Юхана Видекинди, где была приведена сфальсифицированная речь Киприана, в которой он якобы говорил о Рюрике из Швеции. В 1675 г. в Лундском университете Эрик Рунштеен защитил диссертацию «О происхождении свео-готских народов», в которой, развивая фантазию о переселении свея-готского народа из Швеции в Скифию, доказывал, что этнонимы Восточной Европы – скандинавского происхождения: аланы получили свое имя от провинции Олодингер (Alandingar et Olandingar), а роксоланы – имя выходцев из Росландии (Roslandia) или Рослагена (Roslagia).
Как видим, путь от фантазии готицизма к утопии норманнизма выстраивался представителями шведской историографии XVI–XVII вв. как в игре в кубики: для каждого нового пролета отбирались «кубики» от предыдущей «стройки», при этом чуткий нос придворных историков все время вытягивался, жадно ловя и изучая парфюмы, исходящие из придворных канцелярий, – какой материал отбросить, какому отдать предпочтение? Диссертация Рунштеена как раз олицетворяет попытку соединить историю роксоланов – древнего народа Восточной Европы, в которых античная и ренессансная традиция видела одного из предков русских, с воображаемой историей свео-готских народов. У Рунштеена уже присутствует «кубик» с идеями о шведском происхождении восточноевропейских этнонимов, о происхождении от Рослагена имени роксоланов, связываемых с предками русских. А материал для этого «кубика» нашелся все в той же неистощимой сокровищнице неопубликованных произведений Буре.
В один из периодов своей деятельности Буре составлял словарь готских и старошведских терминов, используя принятую в его время традицию «рискованных этимологий». Так, он решил, что финское название шведов «rodzelainen» произошло от шведского названия прибрежной полосы в Упландии Рослаген (Roslagen), а топоним Рослаген возник как результат сложных трансформаций целого комплекса понятий, восходящих к глаголу го – грести: «Rodhen och Rodhzlagen hafwa nam(n) af ro– och rodher ty der brukas mest rodd med batar, och deres rat heter rodheratt som i al(d)sta lagbokene fines(;) af roen har Sverike fat na(mnet) Rodzema pa finska, och alle svenske rodzelainen ty de wiste forst foga af andra an Roslagen». (Bure(us), Johan(nes): Gotisk och gammalsvensk lexicon» [28] (Роден и Родслаген получили название от слова грести, поскольку там в обычае были гребные суда, а право называлось гребное право, оно есть в самых старинных законах; от гребли Швеция стала называться по-фински Родзема, а все шведы – родзелайнен, поскольку финны узнали Рослаген прежде других земель [Швеции]). Эти рассуждения творца шведской гипербореады Буре сейчас известны как основа символа веры норманнизма. И с того времени, как он написал их, т. е. с начала XVII в., все только и делали, что переливали из пустого в порожнее их «филологический» смысл, не тратя много усилий на проверку их исторической доброкачественности.
Авторитет Буре явно вдохновил некоторых историков Швеции, в том числе Рунштеена, использовать название Рослагена в рамках своих готицистских построений и начать примерять его на восточноевропейских ландшафтах. На следующем витке шведской фантазийной историографии роксоланы, как известно, были отброшены как неподходящий материал, а Рослаген оказался непосредственно подключенным к этимологии Руси. И этот новый «кубик», введенный в игру уже в XVIII в., был также создан шведскими историками А. Моллером, А. Скарином, Ю. Тунманном и др. Но как далее будет показано, Рослаген в силу геофизических особенностей образовался не ранее XI–XII вв., следовательно, такого же позднего образования должно быть и финское название «Родзема» (или Руотси), если оно связано с Рослагеном и «греблей».
Конечно, пробиться через развесистые кущи историографической фантазии XVII в. и составить о ней четкую картину не так просто, но полагаю, что именно Рудбек был тем историком, кто первым в полной мере дал развитие подброшенной Петреем идее, что к предкам шведов следует причислить и древнерусских летописных варягов, а также использовал «свидетельства» Видекинда о Рюрике из Швеции. Но поскольку единственным источником Петрея был Иоанн Магнус, Рудбек постарался максимально расширить свою источниковедческую базу и призвал в свидетели своей правоты даже самого Господа Бога и библейские тексты.
27
Ibid. S. 228, 230–233. 293–301.
28
Latvakangas A. Op. cit. S. 147.