Пятеро и бэби - Дансер Лэйси. Страница 7

— Я все-таки изменю твою программу, ты дождешься! — спускаясь по лестнице, в сердцах поклялась она.

Из столовой донесся чужой голос — и только тут она вспомнила о своем госте. И нахмурилась. За работой Кейт совсем забыла, что на ее территорию вторгся чужак.

Роберт со злостью подоткнул конец простыни. Ему до чертиков надоело бродить по дому в чем мать родила, если не считать этого шелкового одеяния. Мало того, что это просто неприлично, мало того, что скользкая материя то и дело норовила соскочить с него, так еще

и сквозняки замучили.

— Верни мне одежду! — Роберт гневно уставился на Бэби-два. — Не буду больше шататься в этой простыне.

— Одежда не высохла.

— Я надену мокрую.

— Люди подвержены простуде. Мокрая одежда не предназначена для того, чтобы ее надевали. Следовательно, человек не должен надевать мокрую одежду.

В ответ раздалось нелицеприятное замечание Роберта.

— Я убью эту женщину! — буркнул он.

В комнате вдруг раздался невероятный, не поддающийся описанию вой. Роберт отпрыгнул, крутанулся, не понимая, что происходит. Кейт, прислонившись к дверному косяку, хохотала так, что на глазах у нее выступили слезы

— Что за дьявол? Да не стойте вы там как истукан! Сделайте что-нибудь! — заорал он, перекрикивая гул.

— Скажите Бэби, что не собирались убивать меня в буквальном смысле.

— Что? — Роберт прижал ладони к ушам, забыв про свое шелковое одеяние, которое не замедлило воспользоваться его промахом и подчинилось закону земного тяготения. С легким шелестом, за воем сирены никем не услышанным, простыня упала к его ногам.

— Прекрати, Бэби! Неверный ввод данных. Это образное выражение.

Внезапно наступившая тишина оглушалала. Кейт смотрела на красивое обнаженное мужское тело, кажущееся еще более загорелым в искусственном свете помещения. Молния разразившейся грозы полоснула по небу, на миг высветив стеклянную полусферу потолка, но Кейт этого не заметила. Ее внимание было приковано к телу Роберта.

Она всегда считала, что, создавая мужчину, в небесном департаменте работали спустя рукава. Роберт опровергал это мнение полностью. Его тело, худощавое и загорелое, поражало совершенством линий. Внушительная ширина плеч тем не менее не разрушала пропорций. А лицо… ее взгляд поднялся выше, встретился с его столь же испытующим взглядом. Краска медленно проступила на ее щеках. Боже, а она ведь, кажется, не краснела уже целую вечность.

— Может, оденетесь… пока не схватили простуду, — проговорила Кейт, пытаясь не уступать ему в равнодушном виде.

Роберт опустил глаза. Бледно-розовый шелк грудой лежал у его ног. Ситуация сложилась нелепая. Но определенная мужская гордость за то, что Кейт представшее взору зрелище явно понравилось, придала ему уверенности. Он небрежно наклонился, поднял простыню и повязал ее вокруг талии.

— До встречи с вами я считал себя разумным, ответственным и в достаточной степени хладнокровным человеком. — Он даже не запнулся на последнем, слегка преувеличенном замечании. — А сегодня? Я продирался по дороге, предназначенной скорее для верховой езды, чем для машин, я загубил свои любимые ботинки, получил волдырь размером с картофелину, беседовал и — хуже того! — спорил с компьютером, словно это разумная личность, и… и познакомился с вами.

Слушая его тираду, Кейт прислонилась к двери и скрестила на груди руки. Выдержать его взгляд оказалось совсем не просто, учитывая то, что вид его обнаженного тела все еще пылал в ее сознании. Эти совершенные контуры, эта мускулатура, скрытая под загорелой кожей, противоречили облику преуспевающего бизнесмена, главы крупной компании, ведущего малоподвижный образ жизни. И не приходилось сомневаться, что он мужчина до кончиков ногтей.

Роберт про себя гадал, понимает ли она, насколько выгодно эта поза подчеркивает грудь, обтянутую тонкой футболкой. Наверное, нет, наконец решил он. Откровенно говоря, он вообще сомневался, что Кейт отдает себе отчет в том, насколько она хороша собой. Вернее, он был уверен, что ей это и в голову не приходит.

— Все мое достоинство после встречи с вами улетучилось. Вы хоть осознаете, что, кроме моей матери, вы единственная женщина, которая видела меня голым? Из тех, с кем я не спал, само собой!

— Привилегия сомнительная, — улыбаясь, пробормотала Кейт. Слушать его голос ей было так же приятно, как и смотреть на него. А поведение гостя в такой щекотливой ситуации вызывало уважение. Ведь любой, кто сумел сохранить достоинство, так сказать, лишившись штанов, а потом, не моргнув глазом, прикрыться простыней… такой человек был хладнокровным и решительным. Что ж, с таким противником и сражаться интереснее.

Кейт оттолкнулась от двери, опустила руки и двинулась к нему.

Роберт настороженно следил за каждым ее движением. До сих пор она не сделала ничего, хоть отдаленно напоминающее поступок нормального человека, так что и сейчас этого ждать не приходилось.

— У меня выдалось преотвратное утро, — предупредил он. — Так что если вы намерены снова выпустить жало, то, может, сначала дадите мне поесть?

— Я вела себя ужасно, — тихо произнесла Кейт. Откровенное удивление Роберта еще усугубило ее чувство вины. — Понимаете, самое несносное в моей жизни то, что я всегда окружена своими собственными творениями. Я держу их в руках, я ими руковожу. Если мне что-то не подходит, я это просто меняю — и все.

Ее признание удивило Роберта. Заглянув ей в глаза, он обнаружил нежность и тепло, которых прежде не замечал. Ее настроение похоже на шарики ртути — блестящее, подвижное, непредсказуемое. Он никогда не встречал женщины, похожей на Кейт. И начинал сомневаться, найдется ли ей равная в целом свете.

— А я представляю угрозу, да?

— Да.

Сам он этого не осознал, но его голос смягчился, стал тише и глубже, зазвучал почти певуче:

— Но это ведь всего лишь работа.

Она тяжело вздохнула.

— Для вас — возможно.

Роберт чувствовал, как Кейт отдаляется, но не мог понять причины этого.

— Ну поговорите же со мной. Скажите — почему вы так непреклонны в своем решении? Если дело в прежних контрактах, то я подожду. А еще лучше — заплачу неустойку, чтобы освободить вас от любых обязательств.

В последние годы у Кейт не возникало необходимости что-либо кому-либо объяснять о себе или своих решениях. Тяжкие, давшиеся ей болью уроки сделали ее сильнее, превратили в борца-одиночку.

— Дело не в этом.

Сбитый с толку Роберт нахмурился.

— А в чем тогда?

Кейт уже жалела, что возник этот разговор, который в конце концов непременно выдаст больше, чем ей хотелось бы рассказать, как, впрочем, и узнать. Она отвела глаза под его проницательным взглядом. Вид накрытого стола подсказал ей предлог для временного отступления.

— Ленч остынет.

— Это увертка.

— Может быть. — Кейт двинулась к столу.

Он поймал ее запястье.

— У вас всегда такой учащенный пульс? — Роберт погладил нежную кожу. Желание понять Кейт вдруг уступило место необходимости ее утешить, усмирить ее страхи, какими бы они ни были. — Давайте объявим перемирие.

Кейт опустила глаза на его пальцы, казавшиеся еще темнее на ее белой коже. Сколько же лет прошло с тех пор, как к ней прикасался мужчина… с тех пор, как она хотела, чтобы к ней прикоснулся мужчина.

Почему перемирие? Разве между ними идет война? Кейт подняла голову, встретилась с ним взглядом. Да, наверное, в душе согласилась она. Война.

— Надолго?

— До вечера.

Опасаясь обмана и в то же время надеясь на искренность, она уточнила:

— И никаких фокусов?

— Никаких.

Так будет легче. Да и терять ей нечего, заверила себя Кейт. Она ведь точно знает, что решение принято окончательно и бесповоротно.

— Ладно.

Роберт улыбнулся, глаза его вспыхнули радостью. Риск воздался ему сторицей. «А время на моей стороне», — с облегченным вздохом подумал он. Он поднес ее руку ко рту, легко поцеловал косточки пальцев, а потом раскрыл ладонь и прильнул к ней губами. Кейт ахнула и от милого жеста, и от его нежности.