Неизвестные лики войны - Казаринов Олег Игоревич. Страница 61
В конце концов Дурова получила от самого царя Александра I за свои воинские заслуги законное право именоваться Александром Андреевичем Александровым.
Впрочем, добровольное желание женщины оказаться в аду войны всегда вызывало вполне обоснованное недоумение.
Но уже в XV веке люди чувствовали, что что-то здесь не так. Недаром судьи Орлеанской девы с такой дотошностью пытались выяснить у неё во время допросов: зачем она переодевается в мужскую одежду, как часто она это делает, что она при этом чувствует и т. д.
Впрочем, это не так уж и важно.
Например, красавец князь Юсупов, участник покушения на Григория Распутина, был всем известным трансвеститом, носил под сюртуком дамские корсеты. А в 1920-е годы, уже будучи в эмиграции, открыл в Париже свой Дом моделей (ИРФЕ) и прославился тем, что ввёл в моду шёлковые полупрозрачные платья с цветочным рисунком и создал три типа духов — для блондинок, брюнеток и рыжих.
Но ведь не пристрастие князя к дамским предметам туалета являлось причиной его патриотизма и решительности. А они уж тем более не были им помехой. Наоборот, все отмечали храбрость и мужество Юсупова.
В одной из газетных публикаций говорилось:
«Дурова родилась в городе Сарапуле, в котором, как ныне выяснили учёные, грунтовые воды насыщены минеральными и органическими веществами, вызывающими у женщин развитие вторичных мужских признаков.
Сарапул вообще прославился превращением женщин в мужчин. Вспомним героя Первой мировой войны Антонину Пальшину».
Здесь учёные ошибаются. Антонина Тихоновна Пальшина не превратилась в мужчину, и ей совсем не надо было искать мужского общества, чтобы ощутить свою принадлежность к другому полу. Всю жизнь она оставалась здоровой женщиной, имела детей и до самой пенсии работала медсестрой. Может быть, от этого её поступок кажется ещё более невероятным, более героическим.
Расскажу о её судьбе.
В начале Первой мировой войны Тоня решила бесповоротно: «Моё место — на фронте!» Она обрезала косы, добыла солдатскую форму и под именем Антона Пальшина стала казаком 2-го кавалерийского Кубанского полка, лихо ходила в атаки, бесстрашно рубилась в схватках с врагом.
«Самое трудное, — писала Тоня подруге, — привыкнуть говорить о себе в мужском роде: „пошёл“, „увидел“, „сказал“»… Первый месяц всё время боялась оговориться, поэтому разговаривала мало, а всё больше песни пела…
Пела она хорошо и песен знала много, недаром её сразу же сделали в сотне запевалой. Вскоре Антошка (так все звали молодого казака) получила первую боевую рану и оказалась в госпитале.
Там открывается Тонина правда. Следует приказ — отправляться в тыл. Тогда Антошка бежит из госпиталя на другой участок фронта, но в районе боевых действий её задерживает патруль: переодетая девица без документов? Ясно — шпионка!
В тюрьме, а потом в долгом пути по этапу Тоня оказалась среди «политических».
…От тюрьмы до вокзала по шумным бакинским улицам арестантов вели в ножных кандалах. Конвой объявлял зевакам: «Шпиёны! Враги царя и отечества!»
Из бакинской тюрьмы — в московскую Бутырку, а потом пересыльная тюрьма в Перми. Оттуда до Сарапула гнали по этапу.
В родном городе земляки опознали Пальшину. Как же, героиня войны! Лихой казак! Её выпустили на свободу. Солдат Антошка стал городской знаменитостью. Газета «Прикамская жизнь» от 7 февраля 1915 года писала:
«6 февраля в Сарапул доставлен бравый солдат в шинели, сапогах, фуражке, с бритой головой, на вид юный, отважный доброволец. Между тем это девушка. Ещё так недавно Пальшина была в Сарапуле обыкновенной швеёй, работала на магазин Ушеренко. Потом девушка оказалась в Баку, где её и застала война…»
Из «лучших домов» города посыпались приглашения «погостить». Обыватели глазели на Антошку, как на диковинку, требовали, чтобы она рассказывала о войне. А у девушки не было ни копейки денег даже на пропитание. Дошло до того, что в газете появилось чьё-то сообщение с просьбой помочь Антонине Пальшиной, у которой «ничего нет, кроме солдатской одежды».
Тоня поступает на курсы медицинских сестёр. Хирург Одинцов, приметив у девушки способности к наукам, упорство и работоспособность, за два месяца (вместо пяти положенных) подготавливает её к сдаче экзаменов на звание хирургической медсестры.
В мае 1915 года пять лучших выпускниц курсов — среди них и Тоня, — провожаемые музыкой и песнями, отбыли в действующую армию.
На Австрийском (Юго-Западном) фронте Тоня недолго задержалась в тыловом госпитале. Снова переодевшись в солдатскую форму, она оказывается на передовой и становится рядовым второго взвода 6-й роты 2-го батальона 75-го полка 19-й пехотной дивизии 2-го армейского корпуса.
В сентябре 1915 года солдат Антон Пальшин за доставку «языка» получает свою первую боевую награду — Георгиевский крест IV степени. Затем были ещё награды — за вынос раненых, за храбрость в бою (когда она заменила выбывшего командира и повела полуроту за собой). Ранение в бедро. Госпиталь. Здесь Георгиевский крест III степени ей вручил сам генерал А. Брусилов. Все уже знали, кто таков Антошка на самом деле. Брусилов сказал: «Храбрецы нам всегда нужны. Если пожелаешь — служи, как служил!»
Пальшина вернулась на фронт. Вне госпиталя никто не знал о её тайне. Впоследствии Антонина Тихоновна рассказывала, как фотограф, снимающий её на карточку, был уверен, что перед ним мужчина, и всё расспрашивал насчёт «сердечных побед среди женского полу».
Я видел эту фотографию. На ней Пальшина действительно выглядит молодцеватым обаятельным юношей, чем-то отдалённо напоминающим царевича Алексея. Стройный солдатик с Георгиевскими наградами на гимнастёрке, удалой вид, дерзкий взгляд.
Пальшина продолжала участвовать в ожесточённых боях.
В январе 1916 года Кавказская армия, предшествуемая неутомимой 4-й Кавказской стрелковой дивизией генерала Н.М. Воробьёва, взяла турецкую крепость Гасанкалу. «Турки оказывали упорное сопротивление, — пишет генерал Масловский. — Полузамёрзшие, с чёрными отмороженными ногами, они тем не менее принимали наш удар в штыки и выпускали последнюю пулю, когда наши части врывались в окопы». Турки в плен не сдавались. Во время штурма Пальшина проявила завидную отвагу. Но под ней убили коня, и её вновь отправляют в госпиталь с контузией.
После очередного ранения в феврале 1917 года Пальшину перевели медсестрой на плавучий госпиталь, курсирующий между Одессой и Батуми.
Там она получила письмо из Сычёвки Смоленской губернии от товарищей по фронту, перешедших на сторону большевиков после Октябрьской революции: «Вспоминаем тебя, Антошка, твои песни. (…) Приезжай, вместе служить будем!»
В феврале 1918 года А. Пальшина приехала в Сычёвку, где поступила на работу в исполком. Потом её перевели в ЧК, а начальник ЧК Григорий Фролов стал её мужем. У них родился сын.
Но и после этого Антонина продолжала принимать участие в боевых действиях на юге России. А когда утихли бои на Кубани и Фролова направили в штаб С. Будённого, в Первую Конную армию, она оказалась в Новороссийске, где снова работала в ЧК.
«Ежедневно приходилось браться за оружие: то появлялась какая-то банда, то раскрыт очередной заговор местных белогвардейцев, то облава на дезертиров, — в таких случаях в бой вступал весь аппарат ЧК», — как вспоминала сама А. Пальшина.
В конце 1927 года она вернулась с сыном в Сарапул, где и проработала медсестрой до глубокой старости. (Её муж Георгий погиб в Белоруссии через год после начала Великой Отечественной войны.)
Оказывается, женщины выдавали себя за мужчин, чтобы попасть на войну, практически во все времена и во всех странах.
Например, в Китае с незапамятных времён существует предание о девушке по имени Хуа Му-лань, которая, заменив своего старого отца, мужественно сражалась во имя родины в рядах самых отважных воинов. В течение двенадцати лет Хуа Му-лань выдавала себя за мужчину, проявляя в боях с иноземными врагами чудеса смелости и отваги.
А в XX веке пятнадцатилетняя китаянка Го Цзюн-цин повторила эту легенду. В 1945 году, во время войны с Японией, она с младшим братом в поисках пропитания пришла в город Линьси. И здесь она увидела среди воинов Советской Армии девушку-бойца. Позднее Го Цзюн-цин признавала, что была этим до крайности изумлена.