Красная сирена - Дантек Морис. Страница 25

Старик захлопнул папку.

– Итак, позвольте спросить: а не совершает ли наша юная беглянка то, что до нее проделывали миллионы других, похожих на нее детей, – пре­вращает сон в реальность? Большая Игра. Убежать от соперницы-матери к отцу, сделать сон реально­стью, представить мать богомолом из-за той злопо­лучной кассеты, которая свела на нет месяцы кропотливой работы.

В его голосе Анита услышала искренние нотки. А что, если этот «доктор» психо-каких-то там наук говорит правду?

– Вы повторили бы это на суде под присягой, доктор Форстер?

Она специально сделала упор на слове «док­тор».

В ответ Форстер слегка пожал плечами, словно избавлялся от непосильной ноши.

– Я бы сказал, что эта теория имеет право на существование, многое объясняет и что подобные случаи встречаются чаще, чем нам бы того хотелось, у детей Алисиного возраста, особенно когда родители разводятся. Невротический бред. Побеги из дома… А теперь, возможно, наркотики и прости­туция…

– Значит, именно так вы бы выступили? Вот диагноз – невротические фантазии, связанные с неизлеченным эдиповым комплексом?

– Я заявил бы, что это весьма вероятно, учиты­вая два с половиной года работы и около тридцати проанализированных снов.

Тон его был безапелляционным. Дитер Борвальт курил сигару, едва заметно улыбаясь.

– Ладно, – проговорила Анита. – А теперь пусть один из вас объяснит мне, как мадемуазель Чатарджампа оказалась на этой кассете?

Форстера ничуть не смутило упоминание име­ни жертвы.

Адвокат кашлянул:

– Мы с доктором очень плохо знали эту девуш­ку, поскольку бывали в доме Кристенсенов только по праздникам.

– Вас удивило ее исчезновение? Я хочу знать ваше мнение. Как вы объясните тот факт, что юная студентка из Шри-Ланки внезапно исчезает, а по­том у ее бывших работодателей – и ваших нынеш­них, кстати, – появляется кассета, запечатлевшая ее смерть?

Плечи доктора, продолжавшего созерцать гор­ные вершины, передернулись. Анита решила до­жать его.

– Будьте откровенны, доктор, забудьте о пси­хоанализе. Почему, как эта молодая студентка ста­ла героиней этого, с позволения сказать, фильма, где некто отрезает ей груди электрическим ножом? Кто, по-вашему, способен на такое?

Доктор обернулся: он был в бешенстве, глаза метали молнии. Он мгновенно овладел собой, и только дрожь в голосе выдавала сдерживаемые чувства.

– Не знаю, инспектор, и мне кажется, что имен­но полиция обязана раскрывать подобные дела!

– Что я и пытаюсь делать…

– Я видел Сунью один или два раза, на приемах у Евы Кристенсен… Она отвечала за Алису…

Он назвал ее по имени, хотя тон оставался спо­койным. Гневное тремоло затихало.

– С другой стороны, вам не хуже меня извест­но, что именно молодые иностранки, оторванные от привычной среды, чаще всего становятся объекта­ми индустрии такого рода.

– Да, – согласилась Анита, – именно поэтому дельцы от порнобизнеса так мне омерзительны!

В глазах Форстера промелькнуло странное вы­ражение. Он уже готов был что-то сказать, но тут вмешался Дитер Борвальт:

– Давайте все проясним. Что именно вы хотите узнать? Должен ли я напоминать, что ваш ордер распространяется только на Еву Кристенсен и Вильхейма Брюннера и что мы с доктором Форсте­ром согласились на этот допрос с единственной це­лью – помочь правосудию нашей страны?

Анита не стала говорить, что она обо всем этом думает.

– Я собираю информацию. Пытаюсь понять. Делаю свою работу, если хотите.

– Полагаю, больше мы ничем не сможем вам помочь.

Первое по-настоящему честное высказывание за целый день.

Они покинули дом, и Петер повез ее в аэропорт Цюриха. За всю дорогу она не произнесла ни слова, переживая поражение.

Позже, в самолете, прижавшись виском к ил­люминатору, стараясь погрузиться в созерцание облаков, она слышала, как Петер ворочается в кресле.

– Скажи, ты веришь во все эти психоштучки?

– Не знаю, – пробормотала в ответ Анита, – но в суде это могло бы возыметь действие.

Океан бело-золотых облаков не смог успокоить ее тревогу. Адреналин в крови зашкаливал, когда Анита ступила на летное поле под весенний ли­вень. Вечернее солнце играло на дождевых струях, перебирая текучие струны небесной арфы.

Увы, настроение Аниты мало соответствовало красоте города, застигнутого врасплох дождем и светом.

10

Автобан-Сити

Дюссельдорф был теперь родиной Витали. И род­ным городом музыкальной группы «Крафтверк», создавшей в 70-е новое направление – технопоп. Тороп вставил в магнитофон кассету с записью их «Компьютерного Мира».

Эта музыка, написанная здесь, в Руре, была словно специально создана для дороги. Панель управления. Спидометр, подсвеченный зеленым светом. Стеклянные башни, наполовину скрытые оранжевым дымом заводских труб, теплообменни­ки, чередой уходящие в сторону Кельна и Бонна.

Ночь, черный совершенный свод над головой. Равномерное мелькание фонарей.

Киберпанковская урбанизация, конец двадца­того столетия… Сверкающее металлом родео ма­шин, они напоминают диких животных, бегущих по асфальту дороги, черно-желтая территория с загадочным смыслом.

Белые буквы надписей, высвечиваемые фарами.

Алиса не спала на заднем сиденье. Отодвинув­шись в противоположный угол, она прислонилась лбом к стеклу и следила за дорогой. Хьюго повер­нул зеркало, чтобы разглядеть ее. Лицо было спо­койным. Темные волосы спадали на плечи. Взгляд, устремленный в ночь, изменился, как и все прочее.

Линзы орехового цвета и черные волосы делали ее похожей на иностранку. Какое-то искусственное создание, девочка-клон, путешествующая по Евро­пе на заднем сиденье чужой машины… Она могла бы прилететь на космической тарелке, высадиться в долине Рейна и путешествовать автостопом – Хью­го подсадил бы ее, высветив случайно фарами.

Алиса перестала быть Алисой, они добились своего.

Маскировка оказалась потрясающей. Приве­зенная Витали одежда привнесла последний – идеальный – штрих в создание нового образа.

Хьюго вернул зеркальце в нужное положение и расслабился.

Он «загримировался», сменив черные штаны и куртку на потертую кожанку и светло-голубые джинсы. Витали постриг его и покрасил волосы, предварительно вытравив их, в темно-медовый, почти каштановый, цвет. К сожалению, голубые линзы кончились, так что Хьюго придется носить темные очки. Зато они сменили машину и ехали те­перь на черном «БМВ». Один из членов организа­ции владел автосалоном в Дюссельдорфе.

Хьюго удобнее устроился в кресле и нажал на газ.

Витали – это не человек, а просто чудо какое-то! Не случайно он стал правой рукой Ари, а потом возглавил самый секретный отдел их организации. Под непримечательной внешностью скрывался че­ловек редкостного таланта, способный утереть нос любому аналитику ФБР и ЦРУ. Практический, конкретный, стремительный ум позволял ему за­ранее находить решение многих проблем, а умение приспосабливаться и прагматичное воображение довершали дело.

В его архивах наверняка хранится досье с опи­санием проблемы, похожей на ту, что поставила перед ним маленькая голландка. Нет никаких со­мнений в том, что Витали уже наполовину разре­шил ее, – задолго до того, как она возникла. Как го­ворит Ари, если предвидишь проблему, имеешь шанс избежать ее.

Витали превратил это вполне банальное прави­ло безопасности в законченное произведение ис­кусства, пусть и с налетом выпендрежа. Превра­щение девочки-подростка нордического тина в типичную представительницу предместий Барсе­лоны или Флоренции может быть на сто процентов расценено как один из его шедевров.

НАНСИ-МЕТЦ

Указатель разделял автостраду на два ответв­ления, одно из которых вело прямо на юг. Арденны и Лотарингию – заброшенные металлургические центры, ржавеющие среди полей, – он проедет но­чью под монотонное урчание двигателя, напомина­ющее рев ночного бомбардировщика. Постиндуст­риальный пейзаж – и это еще самое мягкое определение целины в центре Европы.