СС. Орден «Мертвая голова» - Воронов В. Ю.. Страница 14

Гиммлеру даже удалось найти единомышленников, готовых воплотить его фантазии. Они приобрели ферму в Нижней Баварии и предоставили ее в распоряжение Гиммлера. Однако надежды на то, что «найдется еще немало благородных людей, способных в зависимости от их состояния и сил материально поддержать» его начинание, оказались тщетными. «Деревенская школа будущего» оставалась игрой воображения. Тем не менее Гиммлер не отступился от идеи своей сельской утопии. В конце концов, его отец был учителем, а значит, педагогический дар должен быть и у сына. И он решил, что рожден для великой просветительской миссии, даже готов был извлечь урок из случившегося.

Поучая окружающих, Гиммлер вечно донимал их рассказами, как бы поступили предки в том или ином случае. У него всегда был наготове подходящий пример из истории, чтобы проиллюстрировать настоящее и прикинуть, чего ждать от будущего. В годы войны, по словам его массажиста и самого близкого друга Керстена, Гиммлер мечтал о мирном времени, когда снова можно будет заниматься образованием. Керстен вполне серьезно считал, что в глубине души Гиммлер предпочел бы перевоспитывать восточные народы, а не истреблять их.

Из неудавшейся затеи с «деревенской школой» Гиммлер все же извлек пользу: впервые непосредственно столкнулся с трудностями, в которых билось немецкое крестьянство. Однако сделал из увиденного весьма своеобразные выводы, очень далекие от реальности.

Крестьянский мистик Гиммлер не разглядел тяжелейший системный кризис, настигший германское сельское хозяйство после прекращения бисмарковской политики протекционизма, а может быть, и раньше. Не осознал он и настоятельной необходимости рационализации, отказа от непродуктивных мелких хозяйств. Гиммлер все воспринял совершенно иначе. Он увидел многоцветную, дьявольскую паутину с ярлыком: «Мировое еврейство». «Главным врагом крестьянства, – писал он в 1924 году, – является международный еврейский капитал, натравляющий горожан на сельское население». А происходит все это следующим образом: «С помощью спекуляций и рыночных афер еврейский капитал добивается низких цен от производителя и высоких цен при продаже. Сельский производитель, таким образом, меньше зарабатывает, а горожанин больше платит. Полученную прибыль заглатывает еврейство и его приспешники».

До «пивного путча» 1923 года евреи попадали в дневниковые записи Гиммлера как отдельные личности. Теперь они были объединены в некий общий страшный стереотип, и в каждом неарийце можно было подозревать диверсанта всемирного еврейского заговора. С этого момента евреи в сознании будущего рейхсфюрера превратились в предмет коллективного поношения. Гиммлер нашел своего врага.

В том же самом меморандуме он ссылается и на другого смертельного врага, без которого рейхсфюрер больше не сможет обойтись, – славян. «Только в борьбе со славянством, – доказывал Гиммлер, – немецкое крестьянство проявит себя и окрепнет, так как будущее лежит на Востоке… На Востоке имеются громадные территории, пригодные для обработки. Сейчас их держат крупные хозяйства. Сыновья фермеров и сельские рабочие должны переселиться туда, чтобы прекратилась практика, при которой второй и третий сыновья немецкого крестьянина вынуждены ехать в города. Расширение немецкого влияния будет способствовать тому, чтобы крестьянское население вернуло себе ведущую роль в Германии». Переселение, согласно Гиммлеру, – это также проявление немецкого национального духа: «Увеличение численности сельского населения будет также препятствовать нашествию рабочих масс с Востока. Как и шестьсот лет назад, немецкий крестьянин должен чувствовать себя призванным перед немецкой нацией бороться против славянской расы за обладание и увеличение территории святой матери-земли».

Не осознавая того, уже в 1924 году Генрих Гиммлер сформулировал два ключевых пункта программы будущих СС, дал обоснование антисемитской и антиславянской политики Третьего рейха.

Борьба со славянским «недочеловеком» и «всемирным еврейством» превратилась в идею фикс. В программе, конечно, пока отсутствовали фанатизм и псевдорелигиозный экстаз, однако в случае с Гиммлером это можно назвать точкой отсчета. Дальше политическая фантасмагория будет развиваться неудержимо.

НСДАП в тот период была еще не настолько влиятельной организацией, чтобы осуществить на практике крестьянские мечты Гиммлера, и тогда он примкнул к группе, серьезно воспринявшей его лозунг «Назад – к земле!». Это так называемые «артаманы» – народническое крыло немецкого молодежного движения, идеалисты, помешанные на «собственном клочке земли». Большинство из них не были членами НСДАП, но их вождь Георг Кестлер – был. Однако и эти молодые люди молились «крови и почве», и им были присущи антиславянские комплексы. Так, например, они планировали вытеснить польских сельскохозяйственных рабочих с земель восточнее Эльбы и заставить вернуться в Польшу.

В 1924 году первая группа артаманов отправилась в Саксонию, чтобы выполнить то, что они считали своим долгом и перед экономикой, и перед соотечественниками в целом. (Возможно, хозяйство Гиммлера в Нижней Баварии тоже должно было служить целям этого ордена.) Две тысячи человек разъехались по фермам Восточной Германии, где стали готовиться к отражению «нашествия славян».

Вскоре Гиммлер уже был в первых рядах этого движения. В качестве гауфюрера Баварии он поддерживал контакты с другими объединениями артаманов, в том числе и с бранденбургской группой, членом которой был Рудольф Гесс, ставший впоследствии комендантом Освенцима и одним из самых жутких сподвижников рейхсфюрера СС.

Среди артаманов Гиммлер встретил человека, который возвел его крестьянские теории в ранг идеологии и увязал их с расовой доктриной, построенной на превосходстве нордической расы. Это был Вальтер Дарре, аргентинский немец, получивший образование в Королевском колледже Уимблдона. Он уже успел послужить в прусском аграрном министерстве, а в дальнейшем стал нацистским аграрным экспертом. Дарре был на пять лет старше Гиммлера и решил взять его под свое крылышко. Он разъяснил ученику, что проблема сельского хозяйства не является чисто экономической – это в первую очередь проблема чистоты крови. С этой точки зрения крестьянство «составляет единственную, надежную опору нации». Государство должно укреплять эту крестьянскую основу путем создания поселений, увеличения рождаемости и ограничения миграции в города. Необходимо, чтобы люди, в чьих жилах течет лучшая кровь, были тесно связаны с почвой. Носителями же чистой крови являются исключительно представители нордической расы. По словам Дарре, эту концепцию уже взяла на вооружение артаманская молодежь. Именно люди с нордической кровью, утверждал он, создали почти все великие империи и великие цивилизации, а падение империй было связано с тем, что люди нордической расы не заботились о чистоте своей крови.

Практический вывод из данной теории состоял в том, что в Германии следует подавлять все влияния, чуждые мифу о нордической расе, от масонства, которое нацистская пропаганда наделила атрибутами господствующей в мире силы, до христианства с его проповедью мира и добрых отношений между странами и людьми. Гиммлер был покорен этой философией: она вполне отвечала его собственным настроениям.

Дарре со своей доктриной «крови и почвы» открыл Гиммлеру глаза, и то, что он увидел, было величественно и прекрасно: элита нации, новые боги германских племен – словом, люди его ордена СС.

Движение артаманов кануло в Лету: крупные землевладельцы восточных областей быстренько приспособили городских мечтателей к делу. Но Гиммлер помнил о своем долге перед ними и перед Дарре. Позднее он ввел Дарре в СС и поставил во главе управления расселения арийской расы, который для Дарре стал ступенькой на пути к нацистскому аграрному министерству.

А Гиммлер теперь сам начал проповедовать миф о «крови и почве» в своей организации – среди эсэсовцев Нижней Баварии. Крестьянский теоретик в форме СС не мог не обратить на себя внимание заправил партии. Перед ним открывалась перспектива стать во главе всех СС в целом. Но Гиммлер не был еще уверен, с чем связать свое будущее, – с землей или СС. И он думал, что нашел женщину, с которой можно разделить радости и тяготы крестьянской жизни.