История человеческих жертвоприношений - Ивик Олег. Страница 33
Когда гадание по внутренностям животных подтвердило достоверность сна, консулы призвали к себе легатов и трибунов и повелели объявить армии волю богов, «дабы во время боя добровольная смерть консула не устрашила войско». Потом они договорились, что обречет себя в жертву тот из консулов, на чьем крыле войско начнет отступать… Армии двинулись в бой. Деций возглавлял левое крыло, и именно здесь легионеры дрогнули и начали отступать. Ливий пишет:
«В этот тревожный миг консул Деций громко позвал Марка Валерия: „Нужна помощь богов, Марк Валерий, — сказал он, — и ты, жрец римского народа, подскажи слова, чтобы этими словами мне обречь себя в жертву во спасение легионов“. Понтифик приказал ему облачиться в претексту, покрыть голову, под тогой рукой коснуться подбородка и, став ногами на копье, говорить так: „Янус, Юпитер, Марс-отец, Квирин, Беллона, Лары, божества пришлые и боги здешние, боги, в чьих руках мы и враги наши, и боги преисподней, вас заклинаю, призываю, прошу и умоляю: даруйте римскому народу квиритов одоление и победу, а врагов римского народа квиритов поразите ужасом, страхом и смертью. Как слова эти я произнес, так во имя государства римского народа квиритов, во имя воинства, легионов, соратников римского народа квиритов я обрекаю в жертву богам преисподней и Земле вражеские рати, помощников их и себя вместе с ними“. Так произносит он это заклинание и приказывает ликторам идти к Титу Манлию и поскорей сообщить товарищу, что он обрек себя в жертву во имя воинства. Сам же препоясался на габинский лад, вооружился, вскочил на коня и бросился в гущу врага. Он был замечен и в одном, и в другом войске, ибо облик его сделался как бы величественней, чем у обыкновенного смертного, словно для вящего искупления гнева богов само небо послало того, кто отвратит от своих погибель и обратит ее на врагов. И тогда внушенный им страх охватил всех, и в трепете рассыпались передовые ряды латинов, а потом ужас перекинулся и на все их войско. И нельзя было не заметить, что, куда бы ни направил Деций своего коня, везде враги столбенели от ужаса, словно пораженные смертоносной кометой; когда же пал он под градом стрел, уже нескрываемо перетрусившие когорты латинов пустились наутек, и широкий прорыв открылся перед римлянами. Выйдя из благочестивого оцепенения, они с воодушевлением, как будто им только что подали знак к битве, снова бросились в бой…
Тело Деция нашли не сразу, так как ночная тьма помешала поискам; назавтра его обнаружили в огромной куче вражеских трупов, и оно было сплошь утыкано стрелами.
Тит Манлий устроил Децию похороны, достойные такой кончины».
Сын Публия Деция Муса, которого звали так же, как и отца, повторил его подвиг. Это было тяжелое для Рима время, когда, как пишет историк середины второго века Луций Анней Флор, «двенадцать этрусских городов, умбры, древнейший народ Италии, к тому времени еще полный сил, и остатки самнитов внезапно поклялись, что уничтожат само имя римского народа». Младший Деций, когда войско его оказалось в окружении, призвал жреца и повторил священную формулу, которую сорок пять лет назад произнес его отец. Ливий пишет:
«…Он прибавил к положенным проклятиям, что будет гнать впереди себя ужас и бегство, кровь и погибель, гнев небесных богов и подземных и обратит зловещие проклятия на знамена, оружие и доспехи врагов, а место его гибели будет местом истребления галлов и самнитов. С этими проклятиями и себе, и врагам он пустил коня туда, где приметил, что галлы стоят всего плотнее, и, бросившись сам на выставленные копья, встретил свою смерть.
С этого мгновения битва перестала походить на дело рук человеческих. Потерявши вождя, что обычно ведет к смятению, римляне прекратили бегство и вознамерились начать бой сызнова. Галлы же, особенно сгрудившиеся толпой возле тела консула, словно обезумев, метали свои копья и стрелы в пустоту, а иные цепенели, забыв и о битве, и о бегстве. На римской же стороне понтифик Ливий, которому Деций передал своих ликторов и приказал остаться за претора, стал громко кричать, что победа — за римлянами, а галлы и самниты смертью консула обречены теперь Матери Земле и богам преисподней, что Деций влечет и зовет за собою обреченное вместе с ним войско, и все у врагов исполнено безумия и ужаса».
Бой был долгим и кровопролитным, но жертва Деция не пропала даром. «Двадцать пять тысяч неприятелей было перебито в этот день, восемь тысяч попало в плен».
И наконец, третий представитель семейства Дециев повторил подвиг своих предков и обрек себя в жертву подземным богам во время войны с эпирским царем Пирром в 279 году до н. э.
Существовала у римлян и еще одна традиция, к которой прибегали только в случае крайней опасности, грозящей государству, — традиция «священной весны». Обычай этот шел из древнейших времен и в историческое время практически не употреблялся. Заключался он в том, что богам в случае, если они отклонят нависшую над общиной или государством угрозу, обещали принести в жертву все живое, что родится ближайшей весной, в том числе собственных детей. Позднее человеческие жертвоприношения заменили тем, что детей, родившихся в роковую весну, изгоняли из государства по достижении ими совершеннолетия. Мы знаем об этом обычае от римского грамматика Секста Помпея Феста в изложении историка восьмого века Павла Диакона. Однако известен лишь один-единственный случай реального проведения этого обряда, причем в весьма смягченном варианте.
В 217 году до н. э. римляне потерпели очередное поражение от Ганнибала: они были разбиты у Тразименского озера. Для того чтобы склонить богов на свою сторону, квириты приняли решение, которое допускалось только в случае крайней опасности: раскрыли древние Сивиллины книги, которые хранились жрецами в каменном ящике в храме Юпитера Капитолийского. Посовещавшись с книгами, жрецы объявили, что для устранения опасности следует построить новые храмы, принести обильные жертвы богам, пообещать Юпитеру «Великие игры», а также пообещать «священную весну» на случай, если война пойдет удачно.
Как пишет Ливий, Великий понтифик запросил согласия народа на проведение обряда:
«Желаете ли, повелеваете ли, чтобы сделано было так: если государство римского народа квиритов на протяжении ближайших пяти лет будет сохранено невредимым в нынешних войнах, а именно в войне народа римского с карфагенским и в войнах народа римского с галлами, обитающими по сю сторону Альп, то пусть тогда римский народ квиритов отдаст в дар Юпитеру все, что принесет весна в стадах свиней, овец, коз и быков, — с того дня, какой укажет сенат, и что, кроме того, не обещано другим богам…»
Народ дал согласие, и обеты были принесены. В них не было ни слова о человеческих жертвоприношениях, по крайней мере в дошедшем до нас изложении римских авторов. Тем не менее косвенные свидетельства говорят о том, что римляне предполагали задействовать в этом обряде детей, родившихся в роковую весну. Убивать их на алтарях, естественно, никто не собирался — видимо, их должны были изгнать из города. Об этом свидетельствует тот факт, что исполнение обряда было по каким-то причинам отложено на двадцать один год, т. е. до того времени, когда выросшую молодежь можно было бы отселить, например, выведя колонию. Но и этого, судя по всему, не произошло. «Священная весна» была проведена лишь в 195 году, причем уже на следующий год жрецы объявили, что проведена она была «в нарушение священных постановлений». Было решено повторить обряд, что римляне и исполнили. Однако не сохранилось никаких сведений о том, что в 196 году римляне основали где-либо колонию, заселенную молодежью. Судя по всему, богов умилостивили каким-то другим образом.
Из всего, что было сказано выше, может создаться впечатление, что римляне были нацией гуманистов, стремившихся изжить человеческие жертвоприношения всегда, когда это было возможно сделать. Но это не вполне верно. Существовали две сферы деятельности, для которых римляне не жалели ритуальной крови. Во-первых, юриспруденция. Мир обязан квиритам исключительно развитой и прогрессивной системой римского права, которая и поныне лежит в основе законодательства многих государств. Но несмотря на свою дотошную приверженность светскому законодательству, римляне любую смертную казнь считали своего рода жертвоприношением. Недаром слово «наказание» и «смертная казнь» (supplicium) означало и «жертвоприношение». Профессор юридического факультета Киевского университета А. Ф. Кистяковский писал в своей книге «Исследование о смертной казни»: