Владигор и Звезда Перуна - Махотин Сергей. Страница 18

— Будь моим гостем, князь, и оставайся у меня до тех пор, пока не пресытишься гостеприимством моего народа!

Полуоглохший Белун потер ухо и пробормотал:

— Право, жаль, если нас никто сейчас не подслушивает… — Он повернулся к Ждану: — А ты, воевода, успокой Любаву, когда она станет спрашивать о брате. Надеюсь, ей не придется скучать долго.

— Я верю в это, — отозвался Владигор. — Траурные сани отправляются завтра.

— Да-да, времени остается все меньше, а нам с тобой многое еще нужно обсудить. Скорей всего спать тебе сегодня не придется. И все же до наступления сумерек мне бы хотелось поговорить еще и с Чучей.

Грым отправился отдавать последние распоряжения своим воинам перед завтрашним выступлением, а Белун, Владигор и Филька пошли вслед за Жданом. Они спустились по крутой каменной лестнице в погреб, заставленный огромными, в человеческий рост, дубовыми бочками. За одной из них оказалась совсем небольшая дверь, обитая железными полосами. Ждан снял со стены горящий факел, потянул на себя дверное кольцо и, пригнувшись, первым шагнул во мрак тоннеля. Тоннель был узковат, с низкими сводами: подземные жители, прокладывая его, никак не предполагали, что когда-нибудь здесь будут ходить люди.

Вскоре тоннель стал шире, и Филимон, догнав Ждана, зашагал рядом, беспрерывно болтая. До Владигора, замыкавшего шествие, то и дело доносился их громкий смех, и он даже собрался сделать своему воеводе замечание за неуместное в траурные дни веселье, но передумал. Он нагнал Белуна и негромко промолвил:

— Учитель, возможно, я покажусь тебе невежливым, тогда разбрани меня, я не обижусь. Но я вот о чем хочу спросить…

— Спрашивай, не бойся, — подбодрил Белун, видя его заминку.

— Ты рассказал о странном поведении Злой Мглы над Вороньей горой и предположил, что она таит что-то в своих недрах. Но что мешало тебе мысленно перенестись туда и вызнать ее тайну? Ты захотел повидаться с Чучей. Но не знал, что он так близко от тебя. Ты обрадовался возможности ознакомиться с древними письменами его народа, хотя мог прочесть любой из этих текстов, не покидая Белого Замка. Здесь что-то не так…

— Ты преувеличиваешь мои возможности, — ответил Белун. — Они не так беспредельны, как тебе хотелось бы.

— Но я же помню, — возразил Владигор, — как ты сумел проникнуть в святилище Волчьего Братства и покарать Ареса, черного колдуна и верного слугу Триглава. А ведь это было куда труднее!..

Чародей долго не отвечал. Владигору хотелось взглянуть в глаза своему учителю и наставнику, но Ждан шел далеко впереди, и свет его факела был слишком слаб.

— Твои сомнения справедливы, — произнес наконец Белун совсем тихо. — Увы, я уже не тот, что раньше. Мои чары бессильны там, где вместо неба каменные своды. Часть моей силы ушла, но это следствие не старости, хотя мне очень много лет, а все той же нависшей над миром опасности. Я не хотел говорить об этом, чтобы не поколебать твоей решимости и уверенности в победе над Злом. Прошу тебя, не теряй этой веры и, если вдруг ты почувствуешь, что она слабеет, вспомни про этот факел. Он пылает ярко, и не его вина, что мы с тобой так отстали, что нам не хватает света.

Белун действительно прибавил шагу, и Владигор, также стараясь не отставать, подивился его телесной бодрости. Они быстро догнали Ждана с Филимоном, но те вдруг остановились в растерянности. Впереди была сплошная гранитная стена.

— Говорю тебе, ты пропустил поворот! — укорял Филимон приятеля. — Придется теперь возвращаться.

— Да не было еще никакого поворота! — доказывал Ждан. — Мы еще не дошли до него. И стены этой отродясь не было. — Он передал Филимону факел и, будто желая пробить гранит, ткнулся в стену плечом. Затем все услышали его испуганный возглас. Ждан пропал, и лишь его сапоги торчали снизу из стены, как два причудливых рычага.

— Получилось! Получилось! — раздался ликующий хохот. Стена исчезла, и перед путниками возник приплясывающий Чуча. Целый и невредимый Ждан, ругаясь и отряхиваясь, поднимался с пола. Чуча прикрыл ладонью глаза, щурясь от яркого пылания факела, и радостно приветствовал гостей: — О, чародей Белун! Князь! Филька, это и впрямь ты! Ждан, ты не ушибся? Пойдемте, пойдемте скорее ко мне, это здесь рядом.

Пока они шли, маленький подземельщик, путаясь в ногах то у Владигора, то у Белуна, не переставал тараторить. Восторг и гордость так и распирали его. Именно сегодня ему удалось раскрыть секрет старых мастеров, умевших возводить обманные стены и прочие мнимые сооружения. Подземельщики таким образом защищались от врагов, которые в погоне за сокровищами падали в пропасть, тонули в реке, вязли в болоте. Секрет этот считался утерянным, однако Чуча недавно вычитал его в старинной книге, а вот теперь и испытать удалось.

Вскоре они свернули в узкий коридор. Идти здесь можно было лишь друг за другом, иногда даже приходилось протискиваться боком между неровных стен, и плечистый Владигор с облегчением вздохнул, когда коридор наконец кончился и они оказались в просторном помещении, сплошь заставленном черными дубовыми сундуками. На одном из сундуков лежала сбившаяся овчина, — видимо, постель Чучи. На другом стояла нетронутая кружка со свернувшимся молоком и рядом с ней кусок хлеба с позеленевшей от плесени коркой. Ждан укоризненно покачал головой:

— Ты ел-то когда в последний раз?

Чуча виновато улыбнулся и пожал плечами. Он был действительно очень худ, заросшие щеки ввалились, штаны с дырой на волосатой коленке норовили сползти с бедер, и он потуже затянул веревку, служившую ему вместо пояса. Но желтоватые глаза подземельщика сияли радостным возбуждением.

— Ты вином запасись, оно не сворачивается, — посоветовал Филимон.

— Жажду познания не утолишь вином, — произнес Белун, с печальной улыбкой глядя на Чучу. — Увы, мне слишком хорошо знаком этот блеск в глазах. Ты болен, мой маленький друг, болен почти неизлечимой болезнью. А исцелишься ты, и то лишь отчасти, когда один из этих сундуков с благодарностью примет в себя плод твоего слуха, зрения и ума.

— Ах, мудрый чародей! — воскликнул Чуча с горячностью. — Сколько здесь всего! Мои предки были великими путешественниками и совершали походы к Борейскому морю и Южному океану. Они умели выращивать подземные сады, разводить рыб, приручать горных баранов, сращивать сломанные кости каменной смолой, выковывать топоры, рубящие гранит, словно дерево. Каким я был болваном, что столько лет бродяжничал и куролесил, вместо того чтобы сидеть здесь и впитывать накопленные моим малочисленным народом знания!..

— Ничто не проходит бесследно, — постарался утешить его Белун. — Твой жизненный опыт не раз еще пригодится тебе. Да и другим тоже.

— Кому я нужен!.. — горестно вздохнул Чуча, вскарабкался на ближайший сундук и сел, не доставая ногами до пола. — Мой народ рассеян по свету, или, лучше сказать, — по мраку. А когда-то здесь, — он обвел руками вокруг, — звенели топоры, смеялись дети, справлялись свадьбы. Но все кончилось… Впрочем, Смаггл предвидел это еще три века назад.

Белун шагнул у Чуче и спросил с явным волнением:

— Ты читал Книгу пророка Смаггла?

— Вон она лежит. — Чуча махнул рукой в сторону стола, высеченного из цельной гранитной глыбы, выдающейся из стены. На его полированной поверхности возвышалась стопка тонких кожаных листов, прошитых двумя бараньими жилами. Стол вокруг рукописи был заляпан желтоватыми островками свечного воска. Новая толстая свеча озаряла верхнюю страницу ясным ровным светом.

— Я давно мечтал познакомиться с ней, — пробормотал Белун, подходя к столу. Владигор последовал за ним.

Текст хорошо сохранился. Черные жукообразные буквицы жались друг к другу. Почерк был мелкий, и страница вмещала не менее двух десятков строк. Однако язык был Владигору совершенно непонятен, и он вопросительно посмотрел на чародея.

— Там и про тебя есть, князь, — услышал он голос Чучи. — «Сын предательски убиенного прогонит злодея, и место отца займет, и наречется по-новому, и путь его будет славен».