Сто лет и чемодан денег в придачу - Чевкина Екатерина Максимовна. Страница 55
Как Аллану удалось выведать у моряков, Корейская война застопорилась, а противники вернулись каждый на свою сторону тридцать восьмой параллели. Он рассказал об этом Герберту, который тут же вообразил, что единственное, что нужно теперь, чтобы попасть с севера на юг, — это хорошенько разбежаться и перепрыгнуть параллель (если только она не очень широкая). Само собой, был риск, что тебя застрелят в момент прыжка, а впрочем, это тоже не конец света.
Но оказалось, что уже тут, за много миль до разделительной линии, вокруг полыхает война. В воздухе барражировали американские самолеты, готовые, по-видимому, бомбить все, что попадется на глаза. Аллан понимал, что советская защитно-зеленая роскошная персональная «победа» наверняка представляет собой отличную мишень, и поэтому свернул с дороги, ведущей на юг (предварительно спросив разрешения у своего маршала), и направился в глубь страны, где дороги были поуже и можно быстрее и надежнее укрыться, когда над головой снова раздастся рокот.
Покуда Аллан продолжал вести машину в юго-западном направлении, Герберт развлекал его, перечисляя содержимое маршальского бумажника, обнаружившегося во внутреннем кармане кителя. Там внутри оказалось немереное количество рублей, а также сведения о том, как маршала зовут, и некоторая корреспонденция, позволяющая понять, чем именно он занимался во Владивостоке, пока город был еще цел и невредим.
— Уж не он ли отправлял тот эшелон? — задался вопросом Герберт.
Аллан похвалил Герберта за такой вывод, похоже весьма здравый, и Герберт снова покраснел. Все-таки недурно, когда ты не дурак!
— Ты, кстати, сможешь запомнить имя маршала — Кирилл Афанасьевич Мерецков? А то в будущем пригодилось бы!
— Почти уверен, что не смогу, — сказал Герберт.
Уже смеркалось, когда Аллан и Герберт въехали на крестьянский двор, с виду весьма зажиточный. Крестьянин, его жена и двое их детей обступили высоких гостей и их роскошную машину. Адъютант Аллан извинился по-русски и по-китайски за их с маршалом вторжение и спросил, не найдется ли у них чего-нибудь поесть. За все будет, конечно же, заплачено, правда в рублях, больше им предложить нечего.
Крестьянин и его жена не поняли из сказанного Алланом ни слова. Но их старший сын, лет двенадцати, учил русский в школе и все перевел родителям, так что прошло не так и много секунд, как Аллана-адъютанта и Герберта-маршала пригласили в дом.
Четырнадцать часов спустя Аллан с Гербертом уже были готовы продолжать путь. Накануне они отужинали с крестьянином, его женой и детьми. Их угощали свининой, благоухающей чили и чесноком, и рисом. А к этому подали — хвала Создателю! — корейскую рисовую водку. Она хоть и не походила по вкусу на шведский бреннвин, но после пяти лет и трех недель вынужденной трезвости пошла более чем хорошо.
После ужина маршала и адъютанта разместили в доме. Маршалу Герберту предоставили большую спальню — отец и мать ушли спать к детям. Адъютанту Аллану постелили на полу в кухне.
Когда наступило утро, им подали завтрак — овощи на пару, сушеные фрукты и чай, а тем временем крестьянин заправил бензобак бензином из бочонка в сарае.
В завершении всего крестьянин отказался принять деньги, пока маршал не рявкнул на него по-немецки:
— Бери, сукин сын,кому говорю!
Крестьянин так напугался, что выполнил приказ Герберта, хоть и не понял ни слова.
Простившись и помахав напоследок хозяевам, Аллан с Гербертом продолжили свой путь в юго-западном направлении, не встречая никакого транспорта на извилистой дороге, но под доносящийся издалека грозный рокот бомбардировщиков.
По мере приближения машины к Пхеньяну Аллан стал подумывать, что, похоже, пора разрабатывать новый план. Ведь старый уже утратил актуальность. Аллан рассудил, что в теперешнем их с Гербертом положении попасть в Южную Корею нечего и думать.
По новому плану предстояло попытаться добиться встречи с премьер-министром Ким Ир Сеном. Герберт как-никак маршал Советского Союза — неужели этого мало?
Герберт извинился, что вмешивается в процесс планирования, но он не понимает, какой смысл встречаться с Ким Ир Сеном. Аллан отвечал, что пока сам еще не понял, но обещал об этом поразмыслить. Пока есть только одно соображение: чем ближе ты к высокому начальству, тем лучше еда. И выпивка, кстати.
Аллан понимал, что рано или поздно их остановят на дороге и хорошенько проверят. Не может быть, чтобы даже маршалу позволили взять и въехать в столицу воюющей страны, не задав ни единого вопроса. Поэтому Аллан в течение двух часов вдалбливал Герберту одну-единственную, но ох какую важную русскую фразу: «Я маршал Мерецков из Советского Союза, проводите меня к вашему вождю».
Пхеньян в то время окружали два кольца обороны, внешнее и внутреннее. Внешнее, в двадцати километрах от города, состояло из зенитных пушек и двойных блок-постов на дорогах, а внутреннее было фактически баррикадой, почти линией фронта, для защиты от наземного нападения. Аллан с Гербертом сперва застряли на одном из внешних блок-постов, где их встретил пьяный вусмерть северокорейский солдат; на груди у него болтался автомат, снятый с предохранителя. Маршал Герберт, всю дорогу репетировавший свою фразу, наконец сказал:
— Я вождь, отведите меня к… Советскому Союзу.
К счастью, солдат не понимал по-русски, зато владел китайским. Так что Аллану пришлось послужить своему маршалу переводчиком, и тут все нужные слова были сказаны, вдобавок и в нужном порядке.
Однако количество алкоголя в организме у солдата не позволяло ему принять решение насчет дальнейших действий. Как бы то ни было, он пригласил Аллана и Герберта пройти в караульное помещение и стал оттуда звонить своему товарищу у шлагбаума в двухстах метрах. После чего уселся в вытертое кресло и вытащил из внутреннего кармана бутылку рисовой водки (третью за день). Отхлебнув, он запел что-то себе под нос, глядя остекленевшими глазами сквозь советских гостей куда-то далеко-далеко.
Аллану совсем не понравилось выступление Герберта перед часовым — ясно, что Герберту в роли маршала хватит и двух минут наедине с Ким Ир Сеном, чтобы и маршала, и адъютанта арестовали по полной программе. В окно Аллан увидел приближающегося другого часового. Надо торопиться.
— Меняемся одеждой, Герберт, — сказал Аллан.
— Почему это? — удивился Герберт.
— Быстро, — сказал Аллан.
И маршал мгновенно превратился в адъютанта, а адъютант — в маршала. Невозможно пьяный солдат время от времени поднимал блуждающий взгляд и гортанно урчал по-корейски.
Несколькими секундами позже в помещение вошел второй солдат, тут же козырнув высокому гостю. Солдат номер два тоже говорил по-китайски, так что Аллан, уже в обличье маршала, снова выразил свое желание встретиться с премьер-министром Ким Ир Сеном. Прежде чем солдат номер два успел ответить, его перебил солдат номер один своим урчанием.
— Что он сказал? — полюбопытствовал маршал Аллан.
— Он говорит, что вы только что разделись догола, а потом оделись снова, — честно ответил солдат номер два.
— Алкоголь, — покачал головой Аллан. — Алкоголь.
Солдат номер два извинился за поведение сослуживца, а когда номер один принялся настаивать,что Аллан и Герберт только что раздели, а потом одели друг дружку, то получил кулаком в нос от номера второго вместе с приказом заткнуть пасть раз и навсегда, а не то будет рапорт за пьянку.
Тогда солдат номер один решил помолчать (и отхлебнул еще глоток), а номер два сделал еще пару звонков, после чего выписал пропуск на корейском языке, подписал, поставил печать с двух сторон и протянул маршалу Аллану. И сказал так:
— Вот это товарищ маршал покажет на следующем блокпосту. Тогда вас отведут к ближайшему человеку ближайшего человека нашего премьер-министра.
Аллан поблагодарил и, отсалютовав, вернулся к машине, подталкивая Герберта перед собой.