Освобождение шпиона - Корецкий Данил Аркадьевич. Страница 24

Пан Запальский значительно приложил указатель­ный палец ко лбу, затем начертил им прямую линию в сторону Миши.

— Не убивать, оставить его в живых — вот настоящий почерк профессионала...

— Особенно когда это говенный урод типа Реснич­ки, — буркнул Миша.

Палец пана Запальского взметнулся к потолку.

— Точно. Особенно. Да. Ты же видел, как я сдержи­вался... Я психически воздействовал на него - видел, да?

Он подвинул Мише опустевший бокал. Тот нетороп­ливо, с ленцой, достал из-под стойки бутылку, внима­тельно посмотрел, сколько там осталось. Плеснул на дно еще немного бренди. Значительно меньше, чем ожидал пан Запальский.

— Да-а... Ресничка чуть не обосрался тогда, — сказат Миша, скучая.

— Да, — с достоинством ответил пан Запальский.

По всему видно, что он не в первый раз заводит этот разговор, считая описываемый эпизод весьма важным и показательным в плане охранной работы, а может, просто желая что-то пояснить и прояснить в тех собы­тиях. Но Мишу данная тема, похоже, утомила.

— А теперь он сгинул, и хрен с ним. И точка, — ска­зал Миша.

— И «черные» после той облавы сюда ни ногой, — сказал пан Запальский, отсалютовал бокалом и вы­пил. — Хорошо.

— А водяра обычная есть? - к стойке привалился не­трезвый упитанный юноша в черных очках-«полосках». Наверное, киберпанк.

— Сдои мне граммов сто, эджент... И бутер там, с колбасой... Чего-нить такого...

— Эджент? - живо заинтересовался пан Запаль­ский. - Никогда не слышал. Я слежу за молодежным сленгом, как бы в курсе этих ваших... А что такое этот «эджент» - может, поясните?

Юноша выпил водку, занюхал бутербродом, буркнул:

— A-а?.. Иди в матрицу.

И отвалился от стойки. Пан Запальский с холодным ковбойским прищуром смотрел ему вслед, пока юнец, неуклюже волоча ноги, рулил к своему столику. Там со­бралась большая шумная компания, центром которой был некий бородатый карлик, говоривший практичес­ки без умолку.

— Не убивать, оставить в живых. Вот что труднее все­го, — напомнил бармен Миша.

— Да, — согласился пан Запальский. - Он сказал «в матрицу», да?

— По-моему, «в матрицу». А тебе что послышалось?

Запальский выудил из кармана сигарету, щелкнул за­жигалкой, прикурил и какое-то время продолжал за­думчиво смотреть на огонь.

— Вспомнил, — сказал он и закрыл зажигалку. — Я видел его с «черными», того карлика. Вон, сидит, ви­дишь?

Миша посмотрел,

— И я его видел. Тот банкет... Да, помню. Кило кокса привезли,

Пан Запальский выпятил нижнюю губу, покачал го­ловой: бывает же.

Стукнула входная дверь, в «Козер» ввалились четве­ро новых посетителей. Запальский оторвался от стой­ки, замахал руками.

— Мест нет! Нету! Все занято, молодые лю... A-а, пан Крюгер!

Охранник узнал, расплылся в радушной улыбке, да­же руками изобразил что-то вроде «милости просим».

— Для пана Крюгера обязательно что-нибудь приду­маем!.. Эй, Жор! - окликнул он выходящего из кухни с заказом официанта. - Сделай столик для пана Крюге­ра, будь добр!

Официант кивнул и проводил Крюгера и компанию за резервный столик. Гул в зале сразу взлетел на целую октаву, будто в «Козер» пожаловал сам Джонни Депп собственной персоной. Некоторые из посетителей - новички, похоже, — привстали со своих Мест, чтобы по­лучше разглядеть местную знаменитость.

Пан Запальский снова облокотился о стойку, сказал с сожалением:

— А с девчонкой той у Крюгера не срослось, видно... Чего-то я больше ее здесь не вижу. Файная девчонка была, эх... Бардзо файная.

— Пуля, что ли? — спросил Миша. - Так была, захо­дила как-то. В четверг, кажись. У нее новый хахаль, на белом «фольксе». Говорят, то ли эфэсбист какой-то, то ли диггер знаменитый...

— Да, Пуля, — мечтательно произнес пан Запаль­ский и замолчал. - Так ведь Крюгер, я слышал, тоже этот... Диггер. И тоже знаменитый, - сказал он после паузы.

— Здесь все сейчас диггеры, - Миша неодобритель­но покачал головой. — Диггер-готы, как они себя назы­вают. Днем в штанах за пять сотен баксов, в кружевах, маникюр там, прически у них, видишь ли, дизайнер­ские .., А ночью в говно — нырк, и плавают там.

— И Пуля тоже... плавает? — удивился пан Запаль­ский.

— Насчет Пули не знаю. А Крюгер и прочие — плава­ют, - убежденно сказал бармен. — Чем дальше, тем больше. Крюгер в большом фаворе сейчас: у них там в какой-то говнотечке перестрелка вышла с уголовника­ми.. . ну, или поножовщина, я не знаю... Чудом живы ос­тались. Им бы задуматься, мозгами пораскинуть. Так нет — трещат об этом на каждом углу, в грудь себя бьют — молодцы, мол, мы какие...

Миша со вздохом вытряхнул в урну переполненную пепельниц)'.

— А по мне, так придурки они, и больше никто...

Пан Запальский задумчиво покивал головой.

— Вот интересно, Миша... Мне всегда были интерес­ны эти молодежные движения, эта их субкультура как бы, протестные настроения, вся эта фигня... Даже сам не знаю почему...

— Малолетки тебе нравятся, вот почему, — вставил Миша.

— Малолетки всем нравятся, — возразил пан Запаль­ский. — Как и блондинки. Но это не важно. Ты мне ска­жи, Миша, объясни мне, взрослому человеку: какая ро­мантика может быть в говне?

— Все остальное они уже перепробовали, — сказал Миша. - То, что можно купить за деньги. Даже за боль­шие деньги. С этим у них как раз никаких проблем. Но ведь говно не подают в приличных заведениях, вот в чем проблема. В приличных заведениях оно в страш­ном дефиците. Это возбуждает, понимаешь? Вот приди ко мне какой-нибудь готический юноша, спроси у меня стаканчик говна - он ведь его не получит...

— Ты смешаешь ему «иаду», — возразил пан Запаль­ский.

— Смешаю, — не стал спорить Миша. - Но это дру­гое. Им надо, чтобы... в натуральной оболочке, понима­ешь? Чтоб над ним пар висел... А «иад» — просто куль­товый напиток, — добавил он скромно. — Это как бы вне понятий добра и зла, полезно — не полезно...

Опять хлопнули входные двери. Очередная порция юношей и девушек в мертвенно-белом макияже и тяже­лых ботинках. У одной из девиц волосы обхвачены тра­урной лентой с маленьким фонариком-«коногоном», хотя, возможно, фонарик и не настоящий, просто ка- кая-нибудь дорогая побрякушка. Но это — признак принадлежности к диггер-готам, очень актуальный в этом сезоне аксессуар. К своему несчастью, вновь при­бывшие не являлись личными друзьями Крюгера или старыми клиентами заведения. Обычные неофиты, знакомые чьих-то знакомых. Пан Запальский вежливо попросил их подождать, когда освободятся места, вы­проводил на улицу и запер дверь, вывесив табличку «Извините, мест нет».

— Кажется, с каждым днем их становится все больше и больше! — озабоченно сказал он, возвращаясь к стой­ке в надежде на новую порцию бренди.

Но у печальных «дракул» к тому времени опять закон­чилась выпивка, а потом Мишу обступили какие-то сим­патичные ведьмочки, требовавшие «иаду» и «иды» (еды в смысле), так что Мише было не до него. Пану Запальскому ничего не оставалось, как вернуться в вестибюль и хо­дить там хищной пружинистой походкой, незаметно че­сать в паху и философствовать о том, темно ли на вечер­них московских улицах или, наоборот, светло... Или этот парадокс вообще находится вне понятий света и тьмы.

— ...Он мне говорит: среди московских диггеров ты — король, ты знаешь все, для тебя, говорит, Бруно, третий уровень в «минусе», как для меня родной аул... Я молчу, я прекрасно понимаю, куда он клонит, но молчу, ведь не я же напросился к нему на встречу, он сам напросил­ся, вот пусть сам и говорит.

Бруно буквально на секунду отвлекся, чтобы прогло­тить чей-то бутерброд и одним молодецким глотком прикончить подвернувшийся под руку бокал пива. Си­девшие за столиком юноши даже моргнуть не успели.

— Полчаса мне пел, какой я великий, потом успо­коился. Есть, говорит, дело. Золотой клад на сто мил­лионов, и ты один во всей Москве можешь его до­стать. Боровицкий холм, Кремль, самые опасные ме­ста, никто больше дороги туда не знает. Как друга, го­ворит, прошу, не как диггера... Я ему: Амирыч, успо­койся, ты же знаешь, из-за «рыжухи» я на риск под­писываться не стану, мне это просто в падлу, я чело­век творческий, артист, меня непознанное манит. Есть там непознанное, спрашиваю? Амирыч мне: вай, это древнее священное золото горцев, его какой-то там русский генерал, губернатор или типа того, отобрал и закопал. И с той поры начались всякие че­ченские войны и прочая байда. А если, значит, это священное золото вернуть на место, то все сразу ус­покоится и станет даже лучше, чем было...