Вся моя жизнь: стихотворения, воспоминания об отце - Ратгауз Татьяна Даниловна. Страница 8
ПАМЯТЬ О ПРАГЕ
Туманный город серебристых башен,
Ласкающий, старинный, кружевной,
Как детство, в жадной памяти украшен
Почти немыслимой весной.
Его торжественны седые своды
И куполов зеленая парча.
Спеша, толкаясь, убежали годы,
Как школьники, в проулках топоча.
И в час бессонницы, взволнованный и гулкий,
Безмолвно вороша старинные листы,
Опять я огибаю переулки,
Пересекаю сонные мосты.
Чтобы, минуя площади и парки,
Тоску тугую утопив в слезах,
В тенистой нише, где-нибудь под аркой,
Увидеть юности лукавые глаза.
Мои стихи
Мне жаль вас, бедные мои стихи,
Бессильные, запуганные птицы!
Хранят вас эти скудные страницы,
Как тайные и робкие грехи.
Забившись в угол, не смыкая глаз,
Вы ждете, изнывая от бессилья,
Не вырастут ли сломанные крылья
И не коснется ль луч знакомый вас.
Прислушиваетесь сквозь явь и сны,
Сквозь будничных дождей тугое сито!
И нет, не верите, что вы — забыты.
И жадно знаете, что вы — нужны.
Срывая все оковы, напролом,
С тетради бедной в сказочные страны —
Сквозь ночь и версты, чащи и туманы —
Воскресшим бьетесь вы трепещущим крылом.
«Каждый день, как душистый подарок под нашим окном…»
Каждый день, как душистый подарок под нашим окном:
Дальний бор над водой. Затерявшийся в зелени дом.
Тихий шорох весла. Уходящая мимо дорога.
И за гранями верст, обессилев, стихает тревога.
Кире
Ту рябину срубили и рядом шоссе пролегло.
К старой ели малинником все зарастают тропинки.
Что еще рассказать тебе? (Много воды утекло…)
Что над берегом новые чуть розовеют рябинки?..
Что вся та же, старинная — помнишь? — луна над леском
Щурит хитро глаза, восседая на бархатном склоне?
Что уткнулся — по крышу — в кудрявые яблони дом,
И что в зелень зарылись озер голубые ладони?
— Мне космических далей не видеть, но эта земля,
Как огромный подарок, — богата, проста и прекрасна!
Видишь? — Это твое. И все это дала тебе я.
Это значит, что жизнь я свою прожила не напрасно.
«Если она умерла, раз ее больше не будет…»
Памяти В.
«Если она умерла, раз ее больше не будет,
Может быть, кто-то родился, чтоб жить вместо нее.
Может быть, это ребенок. Может быть, это птица.
Может быть, это дерево или только цветок!..»
Так сказал маленький мальчик, очень ее любивший.
Сменился ветер
Зарозовели яблоки в саду.
Зажглась рябина ранними огнями.
Я ни гостей и ни вестей не жду,
И в водах тихо гаснут дни за днями,
На склоне — жизнь проста и хороша;
Все проще и милее год от году.
Разбухшими ветвями вороша,
Всю ночь в окошко билась непогода.
Но, воскрешая нежный птичий свист,
Вода зазолотилась на рассвете.
Еще край неба смугловато-мглист,
Но облака уйдут — сменился ветер.
Готовит снасть довольный рыболов:
Сменился ветер, нынче будет клев.
«Сквозь кусты пробравшись еле-еле…»
Сквозь кусты пробравшись еле-еле,
В пояс поклонюсь дремучей ели,
Под дремотное гуденье мух.
Плачет та же горлинка в вершинах.
Полдень плавает на водах синих.
Манит в лес грибной знакомый дух.
Вот грибы присели у дорожки,
В мох закутав толстенькие ножки,
И не дрогнет жадная рука.
На опушке, на сыром откосе,
Голоса и смех на сенокосе,
Так легко летят издалека.
Вот желтеет первая рябина.
Зной томит и тянет паутиной
Теплую и ласковую лень.
И летят часы как птицы мимо.
Вот еще один неповторимый,
Тихим счастьем осиянный день.
На болоте
На весенней проталинке
За вечерней молитвою — маленький
Попик болотный виднеется…
А.Блок
Пахнет можжевельником и мятой.
Веет сырью. Комары звенят.
Может быть, под кочкою мохнатой
Логово болотных чертенят?
Бугорки, крапленные черникой,
Поросли, как шубкой, старым мхом.
Ты в нору под елкой загляни-ка,
Кто там дышит — заяц или гном?
Сказочные, ласковые бредни.
Зной и чад в болотном полусне,
Из-под пня сосны, почти столетней,
Серый попик поклонился мне.
День без стихов
Под утро душит сна покров, —
Заботы виснут по карнизам,
И день родится без стихов,
Без песен, суетой пронизан.
Дробится в окнах, чахнет свет, —
На бедные ложится руки.
И слов больших и ясных нет,
И нет ни встречи, ни разлуки.
Как далеко звенящий мир!
Мечты и рифмы — в сорной груде…
Застывший снеди скользкий жир
На опостылевшей посуде…
И только свод небес высок,
И в тишь сочится слабо, тонко
Чуть слышный музы голосок,
Как плач побитого ребенка.