Мой ангел злой, моя любовь…(СИ) - Струк Марина. Страница 36

Но выносить вида этой усмешки он пока не мог — спрятал свое лицо в ее ладонях, словно пытаясь скрыться и от этой улыбки, и от осознания того, что он снова зависит от милости женщины, как бы ни отрицал подобное.

— Вы назвали меня Анни, — произнесла Анна, и ему пришлось поднять взгляд на ее лицо, чтобы понять, отчего она заговорила вдруг о том. Анна улыбалась, но уже по-иному: мягко и ласково, осветилось лицо светом, засверкали серые глаза. Нет, они у нее были не чистого серого оттенка, только ныне заметил он — смесь синего и серого, удивительное сочетание.

— Назвал. Вам не по нраву это имя?

— Непривычно, — смутилась Анна, но он видел по ее лицу, что она довольна этим ласковым обращением. — Меня еще никто не называл так, — и повторила, словно наслаждаясь его звучанием. — Анни… Анни…

Он не видел ее такой раньше, еще до момента, когда они прощались в оранжерее, потому надеялся, что только с ним Анна была такой — нежной, мягкой, юной и наивной девочкой, несмотря на свои годы. Потому она была для него Анни. Для всех она может быть и Аннет, и Анной Михайловной. Но для него и только для него она становилась Анни.

После Андрей с улыбкой наблюдал, как Анна удаляется от него, ступив на гравий залесной аллеи, в начало которой он проводил ее из леса, поглаживая нежно ее пальчики на сгибе своего локтя.

— Анни, — окликнул он ее тихонько. Она обернулась через плечо, взглянула лукаво. — Вы мне не дали ответа, моя милая. Так я приеду нынче днем к вашему папеньке с визитом?

— А разве вы не знаете мой ответ? — удивилась она несколько деланно. А потом вдруг закружилась по аллее, смеясь, оглянулась снова на него, обожгла счастливым взглядом из-под своих длинных ресниц. — Я буду считать каждую минуту до того, как papa позовет меня. И буду молиться о том, чтобы он понял, как нужно мне его согласие вам. Мой ответ — да! Да! Да! Разве может он быть иным?

И он не смог сдержаться — настиг Анну в три широких шага, подхватил на руки и закружил по аллее, чтобы она продолжала смеяться этим счастливым смехом, который ныне так грел его душу, оттаивавшую от наледи, заточившей ее на столь долгий срок. Впервые за эти годы он чувствовал себя так легко и свободно, впервые так часто улыбался. Эмоции, что плескались в душе, были и схожи, и в то же время так отличались от тех, которыми было переполнено его сердце тогда, несколько лет назад, когда он был готов идти за женщиной на край света, слепо закрыв глаза.

Да и Анна совсем не была похожа на юную Надин, думал Андрей, прислонясь к стволу одной из лип аллеи, наблюдая, как удаляется от него тонкая фигурка в простеньком ситцевом платье и непокрытой головой, подставляя личико солнечным лучам, льющимся с неба. Загар удивительно был к лицу Анне, оттенял ее русые локоны, подчеркивал ее большие серо-голубые глаза. А потом вдруг понял, что вспоминая Надин, отчего-то видит перед собой лицо Анны. Дивно…

Андрей вернулся в Святогорское, когда уже засервировали для завтрака большой круглый стол на террасе — тетушка любила в летнюю солнечную пору трапезничать на свежем воздухе, утверждая, что вид залитого солнцем партера прогоняет прочь ее хандру. Носились за бабочками, заливисто лая, среди цветников маленькие болонки под тихий смех Марьи Афанасьевны. За ними спешили лакеи, зная, что если собачки убегут прочь с глаз графини, дворовых непременно накажут за это.

— Bonjour, ma tantine! [200] — Андрей склонился над сидящей тетушкой и троекратно расцеловал ту в обе щеки. Та же ответила ему поцелуем в лоб, пригладила растрепанные волосы, смахнула с мундира редкие травинки.

— Доброе-то оно, может, и доброе, — проворчала Марья Афанасьевна, проследила взглядом за Андреем, что обошел стол и склонился над рукой Марии, а потом занял свое привычное место. Взялась было за ложку, но отложила ее в сторону. — Куда катался так рано?

— На прогулку, ma tantine, — ответил Андрей и улыбнулся, заметив, как одна из болонок тетки ловко увернулась от рук ловящего ее лакея. — Утро отменное, скажу я вам. Прелесть что за утро!

Марья Афанасьевна чуть прищурила близорукие глаза, заметив эту улыбку.

— Слыхали, говорят, выстрелы поутру ранехонько со стороны луга, что у леса граничного, — не унималась она, а после сделала знак умолкнуть Марии, которая испуганно взглянула на ее племянника и открыла было рот, чтобы что-то сказать. — Не слышал часом?

— Стреляли, ma chere tantine, верно. Видно, на охоту кто вышел, — пожал плечами безмятежно Андрей. Марья Афанасьевна только губы поджала недовольно.

— Ну, лжешь-то кому, Andre? Мне ведь лжешь! Я ж вижу ясно то! Знаю, отчего стрелялись, знаю! Ну, ладно бы гусар-то, шальная кровь! А ты-то что полез, Andre? — а потом снова шикнула на Машу, что снова попыталась что-то проговорить. — Душа моя, что с тобой? Не видишь, с Андреем говорю? Пожелаю тебя спросить — спрошу, а ныне будь любезна помолчать! Не думала, что скажу то, Andre, — снова повернулась графиня к племяннику, безмятежно поглощающему завтрак. — Не думала, что скажу, но мать твоя права — тебе бы жениться надобно. Надобно! И не будет тогда duel никаких из-за flirteuse blond cendre [201]. Ведь из-за того duel была, верно? Из-за этой особы!

— En voila assez, Iарья Афанасьевна! — вдруг отрывисто произнес Андрей, обращаясь к ней по имени, и графиня смолкла растерянно. Взглянула на него удивленно Мария, комкая лежащую на столе салфетку. — En voila assez, je vous en prie [202]. В той стороне кто-то охотился и только. А коли слухи пойдут, то прошу вас: отвечайте всем любопытствующим именно так, пресекайте толки на самом корню.

— С чего это я должна делать это? — раздраженно ответила ему тетка, и он поднял взгляд на нее, долго смотрели друг другу в глаза через стол.

— Оттого, что я прошу вас о том, ma tantine, — тихо ответил он. — Оттого, что мне это важно, — а потом поманил к себе одного из лакеев, что чуть поодаль стояли. — Милейший, скажи, чтобы коляску заложили.

— O, il est impossible! [203] — прошептала едва слышно Мария, сминая салфетку, дергая на себя при том и скатерть. Задрожали бокалы с водой, стоявшие на столе, дернулась ваза с оранжерейными цветами, тихо брякнуло серебро о тарелки. Такие тихие, еле слышные уху звуки, в то время, как ее собственное сердце нынче раскололось на части так громко, что даже заложило в ушах. Нет, это невозможно, хотелось крикнуть ей, но Андрей все же говорил это, заставляя ее душу медленно каменеть.

— Я решил остепениться, ma tantine, как и твердила мне маменька устами Софи, как и повторяли мне вы. Но уж коли жениться pour le profit de tout le monde [204], так почему бы в это число персон не включить и себя? Моему глазу приятна внешность mademoiselle Шепелевой, а мое положение можно поправить за счет того приданого, что за ней даст monsieur Шепелев, по крайней мере, смею надеяться на это.

Снова задрожали бокалы и ваза, снова дернулась скатерть в руках Марии, но никто из сидящих за столом даже головы в ее сторону не повернул. Так и буравили взглядом друг друга тетка с племянником. А ее сердце рыдало в груди, билось, словно, пойманная птичка в силок. Как это могло случиться? Когда? Или он, верно, делает предложение только из-за приданого? Из нужды, не по сердцу…

— Ты совершаешь ошибку, Andre, — глухо проговорила Марья Афанасьевна. — Faute d'ecole [205]. Опомнись! Одумайся! Вон Алевтина Афанасьевна писала ко мне, что есть на примете у нее…

— Я уже все решил, ma tantine, — коротко, но именно эта реплика, тон его голоса ясно сказала женщинам, что Андрея уже не переубедит ничто, никакие доводы рассудка.

— Что ж, — скривила губы графиня. — Езжай, пробуй убедить Михаила Львовича в достойности своей персоны в зятья его. Я же даже словечка не замолвлю за тебя в том, так и знай! Не думаю, что он распахнет для тебя отцовские объятия, скорее погонит вон, как сделала бы то я, будь я на его месте!