Натуралист на мушке, или групповой портрет с природой - Даррелл Джеральд. Страница 8

— Какая тут улыбка, когда у меня от холода зуб на зуб не попадает, — огрызался я. — А если она так тебе нужна, потрудись принести бутылку горячей воды.

Из носа текло, глаза слезились, а ниже колен ноги потеряли всякую чувствительность.

— Отлично, — ликовал Джонатан. — А теперь повторим. На сей раз войдите поглубже. И не забывайте об улыбке. Вы же наслаждаетесь, черт возьми.

— Тоже мне, наслаждение. Что я, по-твоему, паршивый белый медведь?

— Неважно. Главное — зритель должен верить, что вам приятно.

— Чтоб им провалиться, этим зрителям.

— Что ты такое говоришь? — воскликнул потрясенный Джонатан.

— Если ты сейчас же не прекратишь издеваться, я скажу еще что-нибудь похлеще. Я наверняка схватил двустороннее воспаление легких, а нос моей жены своим сине-фиолетовым оттенком напоминает цвет задницы мандрилла.

— Тогда еще разок — и можете выходить, — не унимался Джонатан.

В результате Ли и я действительно заработали простуду, и единственным утешением для нас стало прибытие Паулы, которая раздобыла несколько бутылок «гленморанжа» и потчевала нас этим божественным напитком до тех пор, пока мы вновь не почувствовали себя людьми.

ФИЛЬМ ВТОРОЙ

Славные Шетлендские острова, а особенно их северная часть, где мы снимали первый фильм нашей программы, с полным правом могут считаться царством ветров; поэтому наше следующее путешествие на юг Франции, в теплый, заросший пышной растительностью Камарг, внесло приятное разнообразие в наши кинематографические будни.

Камарг не похож ни на одно другое место во Франции и даже, пожалуй, во всей Европе. Здесь обитают не только всевозможные виды диких животных; Камарг — родина знаменитых белых камаргских лошадей и выращиваемых специально для корриды свирепых черных маленьких быков. На обширных пространствах болот и в камышовых зарослях, питаемых водами великой реки* Рона, в огромных количествах водятся дикие кабаны, бобры, южноамериканские нутрии, водяные крысы и олени; каждую весну, на пути из Африки в Европу, останавливаются передохнуть десятки тысяч перелетных птиц; сотни видов птиц прилетают гнездиться именно сюда, в Камарг. Вся область является уникальным птичьим заповедником.

Во втором фильме мы хотели показать, сколь важны эти места не только для их постоянных обитателей, таких, как дикий кабан, но и для тех, кто находит здесь временное пристанище: краткосрочное — отдыхая от перелета или длительное — выращивая птенцов. По непонятной причине человек, где бы он ни жил, издавна считает болота вредным природным явлением. Стоит ему набрести на симпатичнейшее болотце, полное всякой живности, он не успокоится до тех пор, пока не опылит его пестицидами, не отстреляет всех съедобных животных, не осушит, не перепашет и не засеет всю территорию малопригодными культурами и, благодаря такому антибиологическому подходу к природе, не добьется наконец того, что на месте живописного природного ландшафта возникнет еще один унылый, бесплодный кусок земли. Столь нелепая и порочная, принятая повсеместно практика вредит в первую очередь нам самим. Места, подобные Камаргу, тысячелетиями кормили человека мясом, птицей, рыбой и другими созданиями, обитающими в солоноватых и пресных водоемах; давали тростник для крыш, изгородей и отопления жилищ; снабжали дикорастущими растениями для изготовления лекарств и приправ. Кроме того, этот район являлся заповедным и, если уж рассматривать проблему с такой утилитарной точки зрения, был поистине неиссякаемым продовольственным складом, где дикие животные жили и размножались без каких-либо усилий и материальных затрат со стороны человека. Единственное, что от нас требовалось, — это минимум вмешательства. Вот почему пока Камарг (носящий пышное имя регионального природного парка) не исчез безвозвратно с лица Земли, а это непременно произойдет под неумолимым натиском того, что эвфемистически называется «прогрессом», мы в нашем фильме постарались запечатлеть неповторимость этого девственного уголка Европы.

Ли и я любим Камарг особой любовью: ведь здесь, на окраине Нима, всего в двадцати пяти минутах езды от сердца великих болот, на двадцати пяти акрах плато Гарриг раскинулась наша маленькая вотчина — Ма Мишель. Сколько незабываемых часов провели мы в этом доме, трапезничая и отдыхая, загорая и купаясь, наблюдая за похожими на предзакатные облака малиново-розовыми фламинго, переливающимися, словно опалы, щурками и лососиново-розовыми удодами. На улицах Арля мы любовались парадом камаргских gardiens* (местных ковбоев), гордо восседавших на своих белых лошадях вместе с разодетыми в старинные платья прекрасными дамами. По окончании торжественного выезда gardiens, уже одни, перестраивали лошадей, образуя угол, напоминавший наконечник стрелы, а в центре, стесненные лошадиным эскортом, находились черные, словно вороново крыло, быки, которых галопом гнали по улицам города в направлении арены. При этом толпа изо всех сил пыталась пробить брешь в лошадиной линии, чтобы быки разбежались, покрыв gardiens несмываемым позором. К этому времени, влекомые толпой, мы оказывались перед миниатюрной, из светло-золотистого камня, римской ареной, до отказа забитой народом, отчего она походила на причудливую корзину с шевелящимися в ней цветами. Под увертюру к опере «Кармен» ворота распахивались настежь, и из темноты, откуда в давние времена выпускали на арену диких животных и христианских мучеников, появлялся один-единственный бык — черный, сверкавший как гагат, небольшой, мускулистый, с острыми цвета слоновой кости рогами и короткими, сильными ногами, легкими, словно у балерины. Ворота захлопывались, и он оставался стоять на арене — маленькое чернильное пятнышко на светлом песчаном полу. Бык оглядывался, фыркал, трусил вперед, потом останавливался, наклонял голову и начинал с ожесточением бить копытом. Вызов брошен. Начинается бой быков.

Gardien — пастух (фр.).

Предвижу, что в этот момент негодующий читатель может отбросить книгу и взяться за перо, чтобы напомнить зарвавшемуся натуралисту о жестокости боя быков. Спешу сказать в свое оправдание, что существует два вида корриды, и в той, о которой пойдет речь, быку не угрожает никакая опасность. Напротив, у него есть блестящая возможность расправиться, и подчас беспощадно, со своими извечными противниками — razateurs*. А уж если бык войдет во вкус борьбы, его от арены просто за уши не оттянешь, чему я сам неоднократно являлся свидетелем. Черные камаргские быки с удовольствием принимают участие в такой корриде и иногда входят в такой раж, что могут нечаянно убить партнеров.

От французского глагола raser — срезать. Здесь — своеобразные «тореадоры».

Коррида происходит следующим образом. Перед выходом на арену к рогам быка с помощью резиновых жгутов прикручивают небольшие яркие султаны, так называемые кокарды. Цель корриды (которую уместнее было бы назвать состязанием в быстроте и ловкости) — сорвать кокарды с рогов быка за те двадцать минут, что он находится на арене. По сигналу на поле появляется группа одетых во все белое, точно теннисисты, razateurs. К правой руке у них привязаны похожие на щетки для чистки лошадей забавные приспособления, с помощью которых они пытаются срезать кокарду с бычьих рогов. За каждую кокарду назначено определенное вознаграждение. Чем дольше находится она на бычьих рогах, тем выше ее цена. Опытные razateurs, имея дело с быками-дебютантами, нарочно оттягивают процедуру снятия кокард до конца корриды. Но такая игра возможна лишь с новичками. Опытный бык непременно оставит партнера в дураках. Тогда в конце боя в честь быка-победителя исполняется знаменитый марш из оперы «Кармен», под звуки которого его торжественно уводят с арены, погружают в грузовик и отвозят на родину, в зеленые сверкающие долы и камышовые заросли Камарга. Несколько лет назад, снимая фильм о бое быков, я часто посещал такого рода зрелища и могу засвидетельствовать, что бывалые быки обожают выступать в корриде.

Выйдя на арену, бык-профессионал, точно актер на воскресном спектакле, молча оглядывает публику. Далее следует увертюра под названием «Ну, держитесь», сопровождаемая громким всхрапыванием, мотанием головой и взрыванием копытами песка. При этом бык делает вид, будто вовсе не замечает осторожно приближающихся к нему razateurs в белых костюмах. Неожиданно развернувшись и нагнув голову, бык молнией бросается на противников и начинает их преследовать. Словно подхваченные порывом ветра снежинки, они спасаются бегством и в мгновение ока перелетают через заграждение высотой в шесть футов с легкостью, которой позавидовал бы сам Нуриев. Иногда бык, чтобы доказать свою свирепость, вонзает рога в толстые доски, вдребезги разнося барьер. В редких случаях, увлекшись погоней, бык перемахивает через заграждение, и тогда зрители первых трех рядов в панике разбегаются, возвращаясь на места после того, как быка вновь загонят на арену. Часто бык после звонка, возвещавшего о конце двадцатиминутных состязаний, ни под каким видом не желает уходить с арены и его приходится выдворять с помощью вожака стада с колокольчиком на шее. Никогда не забуду, как однажды вожак, посланный за собратом, так увлекся, что вместо того чтобы вывести упрямца с арены, сам бросился преследовать razateurs. Потребовалось вмешательство третьего быка, прежде чем был восстановлен порядок. Путешествие в Камарг не может считаться удачным, если вам не удалось побывать хотя бы на одном из этих потешных спектаклей. Многие быки снискали себе на этом поприще такую популярность, что публика приезжает издалека, чтобы посмотреть на своих любимцев, чья спортивная карьера волнует истинного провансальца ничуть не меньше, чем болельщиков судьба иного знаменитого футболиста или чемпиона по боксу либо борьбе.