Новая Зона. Контур боли - Прошкин Евгений Александрович. Страница 21
Олег выглянул за угол и у двери своей квартиры обнаружил мужчину с винтовкой. Оружие от приклада до глушителя было обмотано лохматыми лоскутами неопределенно-грязного цвета. Сам человек был одет крайне неприметно — в серые потертые джинсы и такую же куртку с темными «болтами». Лицо скрывалось за длинным козырьком старой невзрачной бейсболки.
«А дяденька серьезный, — отметил про себя Гарин. — Вот она, реальная Зона».
— Ну и нашел же ты время, с-сука… — пробормотал Столяров. — Специально ждал, пока мы выдохнемся?
— Хе-хе, — глумливо ухмыльнулся незнакомец и повел стволом вверх. — Автоматы, говорю, давайте сюда. И я надеюсь, ты не забудешь про пистолет? Он у тебя в правом кармане.
Михаил тяжко вздохнул и бросил ношу на пол. От удара коробка развалилась, консервные банки разлетелись по площадке. Несколько штук запрыгали вниз по ступенькам. Одна, особо прыткая, умудрилась повернуть возле лифта и поскакала дальше, с шестого этажа на пятый. Олег уже снял с плеча автомат, а банка все грохотала и грохотала по лестнице, пока не уткнулась в стену.
Глава восьмая
Сардины оказались на редкость вкусными. Впрочем, после такой адовой работы Олегу понравилась бы и половая тряпка. Ломтики рыбы он закидывал в рот вместе с хребтами, однако тягаться с новым знакомым было без толку: тот поглощал пищу с интенсивностью пожарного насоса. Почти не пережевывая, мужчина освоил целую банку и без промедления открыл вторую. Столяров смотрел на него умиленно, как повар, который провел у плиты всю ночь, зато сумел угодить. Гость заглатывал куски один за другим, забыв и про свою СВД, и про все на свете. При этом он пытался рассказывать о себе, хотя его никто не торопил.
— Зовут меня Доберман, — начал он. — Хотя… кто зовет?.. Никто не зовет, один я тут. Но раньше звали так. Не вижу смысла менять кличку. В той Зоне звали Доберманом и в этой пусть называют так же.
— Ты тоже бывал в Припяти? — осторожно спросил Столяров.
— «Бывал»! — хмыкнул Доберман. — Я там жил. Если только это можно назвать жизнью. Но вообще-то мне даже нравилось, и жаловаться вроде не на кого. В том смысле, — запнувшись, добавил он, — что его уже нет в живых. Того, на кого я мог бы пожаловаться, — туманно пояснил сталкер.
Гарина эта оговорка заинтересовала, но в данный момент лезть с уточнениями он посчитал бестактным. Человек, очевидно, не ел несколько суток, и чтобы его прервать, нужно было иметь каменное сердце. Сам Олег утолил голод на удивление быстро. Покончив с рыбой, он отодвинулся к стене и блаженно привалился к ней спиной. Из этого положения он мог хорошенько рассмотреть гостя, который уже приступил к третьей банке.
Доберману, судя по всему, было едва за сорок, но выглядел он гораздо старше. Прежде чем сесть за стол, он снял бейсболку и аккуратно положил ее на подоконник — в этом движении было что-то строгое, в нем виделись остатки военной выправки, разбавленные неформальным окопным бытом. Выражение лица, вот что старило Добермана. Даже не ввалившиеся глаза с лучиками морщин и не болезненно-смуглый цвет кожи, а взгляд, полный вечной печали. Так смотрят люди, утратившие что-то дорогое, чего нельзя ни вернуть, ни заменить. Внешность сталкера совершенно не вязалась с его кличкой. По мнению Гарина, на Добермана могло бы отзываться какое-нибудь боевитое существо, у которого мышечные реакции опережают мыслительный процесс. Гость таким не был. Вялым или медлительным его назвать было нельзя, но даже в его осанке сказывалась привычка часами лежать неподвижно и созерцать мир через окуляр оптического прицела.
— А те олухи на совести Скутера, — неожиданно проговорил Доберман. — Если только она у него есть, совесть. В чем я далеко не уверен. Я видел, как вы их сейчас обошли. Вас это задело. Меня тоже, хотя они уроды порядочные, конечно. Были. Утром наблюдал вашу стычку. Из дома напротив, — сталкер махнул рукой куда-то за окно, как будто это давало исчерпывающую информацию о его снайперской лежке. — Забавно получилось. Они обычно получше стреляли-то, но вы им сломали шаблон. В общем, правильно. Ну а потом появился Скутер со своей отмороженной братвой. Вы с ними чудом разминулись. По-моему, пацаны как раз к Скутеру и шли, хотели в отряд к нему попроситься. Разговоров-то я не слышал, но полагаю, так все и было. Искали себе командира покруче. Вот и нашли.
Сталкер наконец наелся. Он отодвинул незаконченную третью банку и тупо уставился в стол.
— Коньячку? — предложил Столяров.
— А кто он такой, этот Скутер? — спросил Олег.
Оба вопроса прозвучали одновременно. Доберман глубоко кивнул Михаилу, а Гарину сказал:
— Скутер — беспредельщик местный. В отряде у него человек тридцать примерно. Вооружены хорошо, есть толковые люди. И есть даже вменяемые. Но когда они все вместе, они превращаются в страшное, безумное стадо. Не приведи господь с ними пересечься.
Столяров сходил за недопитой бутылкой «Мартеля» и поставил перед гостем кружку.
— Благодарствую, — ответил тот, затем понюхал и с приятным удивлением протянул: — О-о-о!
— Что «о»? — пожал плечами Михаил. — В городе этого добра навалом.
— Мне не попадалось. Не фартило. Золота полно, — беспечно сообщил сталкер, — а с продуктами становится все хуже.
— Золотишко нас тоже интересует, — произнес Михаил вполне серьезно и при этом с издевкой подмигнул Олегу.
Гарин покраснел, но решил, что оправдываться не будет.
— Я слышал, в Припяти кто-то целый пакет с золотом нашел, — поделился он. — В самой обыкновенной квартире, не в бункере каком и не во дворце. Откуда в Припяти дворцы-то возьмутся… Граммов сто пятьдесят там вроде бы оказалось или около того. Ну а здесь и город другой, и времена другие. В Москве этого добра по-любому должно быть больше.
— Сто пятьдесят граммов? Брехня, — отозвался Столяров.
— Не сто пятьдесят, а двести, — спокойно возразил Доберман. — Было такое дело. Однажды Порох залез…
— Порох?! — хором воскликнули Олег с Михаилом.
— Да, он. — Сталкер слегка растерялся. — А вы тоже с ним знакомы?
— Были когда-то.
— Ну, значит, и Кабана… — начал он.
— И Кабана знаем, — заверил Столяров.
— Во дела… — проронил Доберман. — Правду говорят — мир тесен, но чтобы до такой степени… Ну наливай тогда, что сидишь-то!
Михаил достал новую бутылку. Все внезапно развеселились, на кухне стало удивительно тепло.
— Вообще-то за такую встречу на лестнице мы тебя грохнуть могли, — благостно произнес Столяров, разливая коньяк. — Не то что могли… просто обязаны были. Сил только не осталось, поэтому ты сейчас и живой. По чистой, брат, случайности.
Доберман впервые улыбнулся, и его улыбка выглядела слегка странно.
— Да не-е, — протянул он так же расслабленно. — Я давно за тобой смотрю. Хотел бы я вас убить, я бы это еще утром сделал, в окошко. Но я ведь не для этого на вашу базу притопал.
В ответ на «базу» Гарин слегка скривился, но возражать не стал. Слово пришло из Чернобыльской Зоны, из старой жизни, и другие названия для этого места не годились. Квартира? Это осталось в прошлом. В квартире живут люди: ходят на работу, смотрят телевизор, берут кредиты на холодильник или стиралку. На базе обитают злые небритые мужики. Чистят оружие, кипятят воду на примусе и спят, не раздеваясь. Справляют нужду в соседней квартире. А здесь — база.
— И долго ты за мной следил? — полюбопытствовал Столяров.
— Сначала я севернее хотел осесть, где-нибудь в районе ВДНХ, но там места совсем гиблые. Собаки там огромные, будто телята, но больные, тихие… еле ходят. Чем они там питаются, как жратву себе добывают — даже думать об этом не хочется. Посмотрел я на них и двинул подальше — сюда, на юго-запад. И здесь я уже около месяца. Вполне достаточно, чтобы понять весь расклад в микрорайоне. Я ведь намного раньше тебя… — он вдруг умолк и, подняв указательный палец, медленно повернулся к прихожей. — Дверь закрыта? — спросил он шепотом.
Михаил утвердительно моргнул, и спустя мгновение раздался глухой удар в мягкую обивку. Гарин кивнул на автоматы, но Доберман покачал головой и, не дыша, приложил палец к губам. В дверь снова стукнули — мощно, плечом. Столяров выставил ладонь, мол — «все нормально, она выдержит». На лестнице зазвучали голоса. Похоже, люди о чем-то спорили, но говорили очень тихо, разобрать слов из-за обивки было невозможно. Послышался еще один удар — кто-то раздосадованно пнул дверь ногой, явно напоследок.