В ожидании счастья - Бялобжеская Анастасия. Страница 66

Чувствую, что потихоньку схожу с ума, — он сейчас там, у нее, обсуждает, как безболезненно покончить с этим браком, обойдясь без суда. Рассел сказал, что не хочет никакой дурацкой юридической канители и готов давать ей любую сумму, в разумных, конечно, пределах, на воспитание ребенка. Между прочим, он уже взял один из этих бланков в канцелярском магазине. Я слышала, что в Финиксе есть такое место, куда можно подъехать с заполненным бланком, и вас разведут за пять минут, конечно, если ничего не надо делить. А все имущество Рассела находится на нем, в шкафу да в гараже.

Я рада, что он честно сказал мне, куда пошел — это значит, он наконец-то становится зрелым человеком. Учиться говорить правду, когда ты к этому не привык, разве не признак зрелости? Тут я могу сказать только одно: давно пора.

Его нет уже почти три часа. Интересно знать, о чем можно так долго говорить. Я старалась хоть как-то следить за тем, что происходит в сериале „Нескончаемые страдания", но не смогла и переключила на „Неразгаданные тайны", но они показались мне чересчур жуткими, и тогда я решила позвонить маме и узнать, как там отец. Что я ненавижу в отцовой болезни, так это то, что молись не молись днями и ночами, улучшения никогда не наступит. Я продолжаю надеяться, что он пойдет на поправку, но когда была у них последний раз, он уже едва мог произносить отдельные слова, только невнятно что-то бормотал и не понимал, где находится и с кем разговаривает. В туалет он ходил сам, хотя мама купила ему стул с судном, он категорически отказывался им пользоваться и даже пытался укусить маму за руку, если она подсовывала его отцу.

Вскоре после того, как был объявлен диагноз, доктора сказали, что нам пора готовиться к прощанию с отцом. Но как можно прощаться с человеком, который еще не мертв? Нас предупредили, что скоро начнется распад личности, что лучшие черты его характера будут исчезать одна за другой. Но мы им не верим Отец всегда был бодрым, веселым и умным, представить его другим было просто невозможно. Но вот прошло совсем немного времени, и стало ясно, что врачи были правы. И все же мы так и не знали, как это горевать заранее — мы были слишком заняты тем, чтобы попытаться хоть как-то скрасить ему жизнь.

Я знала, что к моменту моего звонка мама могла уже спать, было почти девять часов. Но она сразу же подняла трубку.

— Здравствуй, мама. Не разбудила тебя?

— Нет, я не сплю. Не могу заснуть, — ответила она.

— Что случилось?

— Как тебе сказать… — У нее вырвался тяжелый вздох.

— Что-то с папой? Скажи, что? Он не в больнице?

— Нет, не в больнице, — сказала она, и тут голос ее задрожал.

— Мама!

— Я слушаю тебя.

— Так. Что-то случилось.

— Я ходила к нотариусу.

— Зачем?

— По поводу меня и папиных средств.

— Но почему?

— Подожди минутку, — сказала она.

Я так прижала трубку к уху, что она стала совсем скользкой от моего пота.

— Робин?

— Я слушаю, мама. Мама, зачем было с ним говорить о вашем с папой имуществе?

— Понимаешь, — она опять тяжело вздохнула, — он считает, что мне нужно оформить развод с твоим отцом.

— Нужно что? — Я решила, что ослышалась. Какая-то чудовищная несуразица. Может, из-за постоянной нервотрепки она уже не соображает, что говорит? Но я хорошо знаю свою мать. Она сильней любой женщины, какую я когда-либо встречала.

— Я вынуждена положить его в клинику с полным уходом, Робин, у меня больше нет сил. Он не может держать вилку, не может встать с кровати, мне приходится переворачивать его каждые два часа. Он похудел на семь килограммов за две недели. Ты бы его не узнала. Объясняюсь с ним при помощи картинок и жестов, и он не узнает меня… Я не знаю, дочка, я просто не знаю, что делать.

— Я понимаю, мама, но при чем здесь развод? Зачем это надо?

— Послушай меня, твой отец всю жизнь работал, чтобы в старости у нас были деньги. Мы достаточно отложили, но сейчас все уйдет на эту клинику. Когда поставили диагноз, я ему обещала ничего не тратить из наших сбережений, если он превратится в полного инвалида. Он беспокоился, что станется со мной. Вот почему нотариус советует теперь развестись с ним. Тогда имущество поделят, и за клинику будет платить государство. Фред не сможет платить сам.

— А сколько нужно?

— Две с половиной тысячи в месяц.

— Что? Конечно, это глупый вопрос, но ты морально готова к этому шагу?

„Ну вот, — подумала я, — мама сейчас заплачет". Но она не заплакала. Мне нужно было знать, что все-таки она собирается делать.

— Я выходила за отца, чтобы всегда быть с ним вместе, что бы ни случилось.

— Я знаю, мама.

— Как католичка… Я знаю, что ты отошла от веры, Робин, я же — нет. Мне кажется, я не смогу решиться на это. Развод — большой грех.

— Я знаю, мама, знаю.

— Такое чувство, что я бросаю твоего отца. Богом клянусь, никогда этого не сделаю.

— Я знаю, мама.

— Если б он знал, что я даже могу подумать о таком, он бы ужасно рассердился.

— Я знаю, мама.

— Фред с самого начала сказал, что предпочел бы, чтобы я воткнула в него электрический провод, только бы не отправляла в больницу. Если б он узнал, что для этого придется потратить все сбережения и разориться, он пришел бы в ярость. Я точно знаю.

— Так что же нам делать, мама?

Я задала вопрос, на который заведомо не было ответа. Был бы Рассел рядом или кто-то еще — мы бы вместе что-нибудь придумали. Кто-то, кто сейчас обнял бы меня, и маму тоже, и все встало бы на свои места. Пусть он остановит смерть, утишит боль отца. Пусть бы мне снова было десять лет, мы жили бы в Сьерра Висте и все было бы как прежде. Как и должно быть — нормально.

— Я хочу еще подумать, хотя адвокат и говорит, что у меня мало времени. Если соглашаться, то надо это делать скорее, а то все будет слишком подозрительно.

— Если б я хоть чем-нибудь могла помочь тебе, мама. У меня совсем ничего нет. Мне так стыдно, ведь в моем возрасте я должна быть в состоянии помогать вам с папой… Но я не могу.

— Не переживай, ты и так делаешь все, что можешь. Мы что-нибудь придумаем, что-нибудь придумаем.

— Он сейчас спит?

— Да, спит.

— Я бы обязательно отпросилась завтра, но у меня встреча с этими транспортниками. Скорей всего, мы заключим с ними контракт, причем на крупную сумму — десять миллионов, — и мне надо там быть. Если все состоится, я, может быть, получу прибавку. Дай подумать… Завтра четверг? Я отпрошусь в пятницу и приеду к вам. Ладно?

— Не надо отпрашиваться, Робин. Приезжай с субботу.

— Если б можно, я бы хоть сейчас поехала. Чувствую себя такой беспомощной. Ты не должна в одиночку крутиться. Вот что я сделаю: на следующую неделю беру отпуск. Если надо — останусь подольше. Я тебе еще надоем, вот увидишь.

Я словно увидела, как она улыбнулась на том конце провода.

— У тебя снотворное есть?

— Да, но нельзя его пить — выключусь совсем и не услышу отца. Ты не волнуйся, я скоро и так засну, я всегда засыпаю.

— Точно?

— Точно.

— Я люблю тебя, мама. Поцелуй папу и скажи, что люблю его тоже.

— Скажу. Я тоже люблю тебя, маленькая моя. Спокойной ночи.

Положив трубку, я еще долго сидела и думала о том, что приходится выносить маме. А я совсем ничего не могу сделать, ничего не могу исправить. Мне так хотелось сказать ей, что мы с Расселом снова вместе, но потом решила, что ей сейчас не до этого. Да и отцу, между прочим, Рассел никогда не нравился. Он говорил, что Рассел слишком смазлив для мужчины и слишком ярко одевается, а таким красавчикам женщина не должна доверять. Мама тоже не могла смириться с тем, что Рассел не делает мне предложения. Спать вместе, жить во грехе? Поэтому за всю нашу совместную жизнь родители так ни разу и не приехали нас навестить.

Я сидела у телевизора, когда пришел Рассел.

— Привет, — бросил он.

— Почему так долго? — спросила я и сразу поймала себя на том, что надо было сказать это по-другому. Я не хотела быть похожей на нее.