Настоящие мемуары гейши - Михайлюк Виктория В.. Страница 47

Воротник, видневшийся на моем нагаджубане, теперь был белым, сообщая о том, что я оставила позади детство. Я стала взрослой. Пришло время отвечать за себя.

Приблизительно во время моего эрикае доктор Танигава сделал мне прекрасное предложение. Он познакомил меня с Кунихито Шимонакой, президентом издательства «Хейбон». В своем журнале «Сан» тот хотел открыть раздел, посвященный истории и традициям Гион Кобу. Доктор Танигава рассказал ему обо мне, и Шимонака предложил мне поучаствовать в проекте. Я сразу же согласилась, как и еще несколько моих подруг.

Мы работали под руководством издателя Такеши Ясуда, и я почувствовала себя большим журналистом. Мы все встречались раз в месяц, однако закончить требуемый проект удалось только через год. Проект принес мне огромное чувство удовлетворения. Я начинала понимать, что для меня, пожалуй, может существовать жизнь и за пределами Гион Кобу. Но я работала так же много, как и раньше, заполняя ночными озашики и регулярными выступлениями все расписание, ставя их превыше всего остального.

Однажды меня пригласили в Томиё очая. Мистер Мотояма, президент модного концерна «Сан Мотояма», принимал на озашики Альдо Гуччи, итальянского кутюрье.

В тот вечер я одевалась особенно тщательно. Мое кимоно было из черного крепа и шелка. Подол обшит цветами, а оби красного цвета украшен кленовыми листьями.

Я сидела рядом с мистером Гуччи, как вдруг случайно он вылил мне на кимоно соевый соус. Понятно, что он чувствовал себя ужасно, так что мне надо было срочно придумать, как побыстрее его отвлечь. Я повернулась к нему и сказала:

– Мистер Гуччи, для меня такая честь встретиться с вами. Могу я попросить ваш автограф?

Он согласился и достал ручку.

– Вы не распишетесь мне на кимоно? Вот здесь, на рукаве.

Мистер Гуччи расписался черными чернилами на красном рукаве. Поскольку кимоно в любом случае было испорчено, чернила роли не играли. Главное, что гость почувствовал себя лучше.

У меня до сих пор хранится это кимоно. Я всегда надеялась, что когда-нибудь отдам его Гуччи, но, к сожалению, больше никогда с ним не встречалась.

Кимоно гейко – это произведение искусства, и я никогда не надела бы кимоно, которое не было бы совершенным. Все кимоно, надеваемые манко или гейко, единственны в своем роде. Некоторым из них дают названия, и это такие же драгоценности, как, например, картины. Именно поэтому я так отчетливо помню все, что я надевала.

Когда я активно работала, то заказывала новое кимоно каждую неделю и редко надевала одно более четырех раз. Я не знала, сколько кимоно у меня было, но думаю, что больше трех сотен. И каждое из них – не включая очень дорогие уборы, заказываемые к особым случаям, – стоило от пяти до семи тысяч долларов.

Кимоно были моей страстью, и я принимала активное участие в их концепции и дизайне. Мне было очень приятно встречаться с мистером Иида из Такашияма или мистером Сайто из Го-фукуя, или профессионалами Эримана и Ичизо, чтобы поговорить о своих идеях, о новых узорах или сочетаниях цветов.

Стоило мне один раз появиться в новом наряде, как его тут же копировала какая-нибудь другая гейко или даже несколько. Я моментально его снимала и отдавала какой-нибудь «младшей сестре», если меня просили. С детства нас учили запоминать кимоно так, как и любое другое произведение искусства. Так что мы всегда знаем, если кто-то носит кимоно, у которого до этого была другая хозяйка. Это важный символ, говорящий о статусе внутри иерархии.

Все это может показаться экстравагантным, но на самом деле это основа для гораздо более сложной структуры.

Я никогда не думала о кимоно в денежном эквиваленте. Они были основным элементом моего ремесла, и чем красивее кимоно было на мне надето, тем лучше я выполняла свою работу. Клиенты приходят в Гион Кобу, чтобы насладиться внешностью манко и гейко так же, как и их артистическими данными. Бывает даже не важно, насколько кто-то из них профессионален, одна только работа пользы не принесет, если нет соответствующей одежды, производящей впечатление на публику.

В любом случае, я все еще не разбиралась ни в чем, что касалось денег. Редко их видела, редко трогала и никогда сама ни за что не платила. Я получала много конвертов с наличными деньгами. Сейчас я понимаю, что там могли быть тысячи долларов каждую ночь, но я не обращала на это внимания. Я вытряхивала конверты из рукавов, а один из них вообще могла отдать сапожнику или работнику кухни.

Деньги не кончались. Когда я возвращалась домой и снимала кимоно, отовсюду сыпались белые конвертики. Я никогда не открывала их, чтобы посмотреть, сколько денег внутри. Часто я раздавала по конверту работникам окия. Без них я бы не стала Минеко Ивасаки.

Я знала, что сумма в сто тысяч иен (тысяча долларов) часто упоминалась моими клиентами, когда они обсуждали вопросы бизнеса. Мне стало интересно, и как-то я попросила маму Масако показать мне, как выглядят сто тысяч иен. Она вытащила из оби банкноты и показала мне десять тысяч иен (около ста долларов).

– Это не похоже на «много», – сказала я, – надо мне побольше работать.

30

Многие могли бы сказать, что я была не от мира сего, но сама-то я чувствовала себя настолько взрослой, что решила покинуть окия и попробовать жить собственной жизнью. Я сообщила о своем решении матери. Она отнеслась к моим словам скептически, но не пыталась остановить.

– Это интересная идея, Минеко, – сказала она, – ты можешь попробовать. Правда, я не уверена, что ты сможешь жить самостоятельно.

В феврале 1971 года, когда мне исполнился двадцать один год, я сняла большую квартиру на Киташирава-авеню. Квартира стоила тысячу сто долларов в месяц, что было по тем временам непомерно большой суммой. Я наняла специалистов, чтобы они перевезли мои вещи и обставили квартиру.

Как только я переехала, ко мне зашла одна из подруг.

– Минеко, это невероятно! – восхитилась она. – Поздравляю!

– Спасибо, Мари, – ответила я, – могу я предложить тебе чашечку чаю?

– Было бы чудесно. Спасибо.

Я почувствовала себя такой взрослой и пошла на кухню, чтобы приготовить чай. Налив воду в чайник, я поставила его на плиту, но ничего не случилось. Огонь не загорался. Я не знала, что нужно делать, и поняла, что в общем-то никогда раньше не пользовалась плитой.

– Что случилось? Почему так долго? – Мари просунула голову в кухню.

– О, извини, – сказала я, – газ не идет и конфорка не горит.

– Это потому, что ты должна зажечь газ, – сказала она и, чиркнув спичкой, повернула выключатель конфорки.

Я была поражена. Это было похоже на магию.

Моя подруга любит рассказывать эту историю до сих пор. И ее рассказ все еще вызывает здоровый смех.

Однажды я собралась убрать квартиру и вытащила из шкафа пылесос. Я толкнула его, но он отказывался работать. Подумав, что он сломался, я решила позвонить в окия. Один из наших слуг-мужчин буквально примчался ко мне, чтобы проверить, все ли с ним в порядке. Он очень быстро оценил ситуацию.

– Мине-тян, – спокойно сказал слуга, – искусство обращения с электрическими приборами заключается в том, что тебе надо взять вилку и воткнуть ее в розетку. Иначе ничего не будет работать.

– Ты имеешь в виду, что пылесос не сломан? – я была расстроена и не спрашивала его, а скорее уточняла.

Следующим моим подвигом была попытка приготовить еду. Во-первых, рис. Я уже заходила в магазин и сделала заказ, так что просто прошла к буфету, вытащила оттуда новый блестящий контейнер для риса и заглянула внутрь. Там было пусто! Я позвонила домой.

– Мой заказ не пришел. Мы забыли оплатить счет? – поинтересовалась я.

Мама позвонила в магазин, и его владелец, постоянный поставщик окия на протяжении многих лет, сразу же явился ко мне.

Я начала жаловаться, как только его увидела.

– Дедушка, как же так? Не нужно так издеваться надо мной, мне очень нужен рис, – говорила я.