1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга 3. Октябрь-декабрь - Коваленин Дмитрий Викторович. Страница 29
— Этот филин теперь во мне, — сказал Тэнго. Ибо филин и правда стал частью его самого.
— Филин — Хранитель Леса, — отозвалась Куми Адати. — Он очень мудр и передает нам Знание, как выжить в ночи.
Но где и как можно получить у Филина подобное Знание? Ведь эта птица одновременно везде и нигде…
— Я не могу придумать, что у него спросить. Куми Адати стиснула его руку.
— А не нужно вопросов. Лучше сам пойди в Лес, вот и все. Это же очень просто.
За стеной вновь захохотал телевизор, потом раздались аплодисменты. Видимо, ассистент программы, стоя за камерой, показывал участникам шоу карточки с надписями «Смех» и «Аплодисменты». Закрыв глаза, Тэнго подумал о Лесе. Я сам пойду в Лес, сказал он себе.
Темный Лес — владения LittlePeople. Но там же обитает и Филин. Мудрая птица, которая научит, как выжить в ночи…
Внезапно все стихло. Словно кто-то подкрался сзади и вставил в уши Тэнго затычки. Кто-то где-то закрыл одну крышку, а кто-то еще открыл в другом месте другую. Вход и выход поменялись местами…
И вот уже Тэнго — в опустевшем классе. Через распахнутые окна со двора долетают звонкие детские голоса. Порывами ветра качает белые занавески. Перед ним Аомамэ — сжимает его ладонь. Вроде знакомая сцена — но нет, на этот раз кое-что не так, как всегда. Все вокруг — до неузнаваемости яркое, свежее, настоящее. Глаза Тэнго до мельчайших подробностей различают окружающие предметы: протяни руку — дотронешься. Ноздри щиплет запах ранней зимы. То, что было когда-то реальным, вновь ожило и вернуло свои настоящие запахи. Того времени года, которому те принадлежали. Тусклый запах тряпки для классной доски, едкий запах жидкого мыла для уборки в классе, горький запах осенних листьев, сожженных на школьном дворе — все смешалось в единый коктейль, где уже не различить, что есть что… Вдыхая его всеми легкими, Тэнго вслушивается в себя. И с каждым биением пульса чувствует, как все шире распахивается его сердце. Само его тело меняет структуру. И пульс его — больше не пульс.
На какую-то секунду двери Времени распахиваются внутрь. Сияние прошлого ослепляет, перемешиваясь с сиянием настоящего. Старый воздух сливается с новым. Тот самый свет, думает Тэнго. Тот самый воздух. Что мешало мне помнить их всю дорогу? Ведь это так просто. Ведь из них и состоит этот мир…
— Я так хотел с тобой встретиться, — говорит он Аомамэ. Голосом неуверенным, будто чужим — и все же своим.
— А я — с тобой, — отвечает она голосом Куми Адати. Граница между реальностью и воображением стирается. И чем дольше Тэнго пытается ее различить, тем сильнее кренится чашка с рисовой кашей, грозя расплескать его серое вещество.
— Я должен был отыскать тебя раньше. Но не смог, — признается он.
— И теперь не поздно. Ты еще можешь меня отыскать, — отвечает она.
— Но как?
Она молчит. Словно ее ответ не хочет обращаться в слова.
— Откуда ты знаешь, что я это могу? — говорит Тэнго.
— Но я же нашла тебя.
— Ты нашла меня?
— А ты найди меня, — отвечает она. — Пока позволяет время.
Белые занавески раскачиваются — яростно и беззвучно, как призраки, не успевшие сгинуть с рассветом. И это последнее, что проплывает перед глазами Тэнго.
Внезапно он понимает, что лежит на какой-то тесной кровати. Лампа погашена, через щель между занавесками пробивается слабый отсвет уличного фонаря. На Тэнго майка и трусы, на Куми Адати — только футболка со смайликом, под которой вообще ничего. Ее мягкая грудь упирается ему в плечо. В голове все ухает филин. Ночной Лес — у Тэнго внутри. Словно он вобрал его в себя — весь Лес до последнего деревца.
Даже в постели эта молоденькая медсестра не интересует его как женщина. Да и он, похоже, не возбуждает ее как мужчина. Куми Адати лишь обнимает Тэнго одной рукой да хихикает. Бог знает, что именно ее так смешит. Может, кто-то показывает ей карточку с надписью «Смех»?
«Интересно, который час?» — думает он. Поднимает голову, ищет глазами часы, но их нигде нет. Вдруг перестав смеяться, Куми Адати обнимает его.
— Я возрождаюсь! — Ее теплое дыхание касается уха Тэнго.
— Возрождаешься? — не понимает он.
— Ну, я ведь однажды уже умерла.
— Ты однажды уже умерла, — повторяет он.
— Ночью, когда шел холодный дождь, — добавляет она.
— Отчего умерла?
— От желания возродиться.
— Ну и как, получается? — уточняет Тэнго.
— Более-менее, — чуть слышно шепчет она. — По-разному…
Интересно, думает Тэнго. Что это может значить — возрождаться более-менее, да еще и по-разному! Его одурманенное серое вещество тяжелеет, наполняясь жизнью, как доисторический Океан. Но при этом никуда не его не зовет.
— Откуда появляется Воздушный Кокон?
— Вопрос некорректен, — отвечает сестра. — Хо-хо… Она ерзает, и Тэнго ощущает бедром ежик волос на
ее лобке.
— И что же нужно для возрождения? — спрашивает Тэнго.
— Главный принцип возрождения, — отвечает миниатюрная медсестра таким тоном, словно открывает страшную тайну, — в том, что возродиться можно только ради кого-то, но не ради себя.
— Это и значит «более-менее по-разному»!
— С рассветом тебе придется уйти, — вместо ответа объявляет она. — Пока не закрылся выход.
— С рассветом уйду, — послушно отзывается Тэнго.
Она снова прижимается лобком к его бедрам. Будто хочет оставить там некий особый знак.
— Воздушный Кокон ниоткуда не появляется. Сколько бы ты ни ждал, он не возникнет.
— Ты в этом уверена?
— Я ведь уже умирала, — отвечает она. — Умирать очень тяжело. Гораздо тяжелее, чем ты думаешь. Страшно одиноко. Просто поражаешься, как может человек быть таким одиноким. Советую это запомнить. Но в конечном итоге, без смерти нет возрождения.
— Без смерти нет возрождения? — переспрашивает он.
— Всю нашу жизнь мы приближаемся к смерти.
— Всю нашу жизнь мы приближаемся к смерти, — повторяет Тэнго, плохо понимая, что это значит.
Ветер все раскачивает белые занавески. В воздухе класса перемешались запахи мокрой тряпки, жидкого мыла и дыма от горящих осенних листьев. Кто-то играет на флейте. Маленькая девочка крепко сжимает его руку. Он чувствует сладкую боль внизу живота. Но эрекции нет. Это придет к нему гораздо позже. Слова «гораздо позже» сулят ему целую вечность — прямую линию без конца. Чашка с кашей снова кренится, чуть не расплескивая его серое вещество.
Проснувшись, Тэнго долго не мог сообразить, где находится. События прошедшей ночи вспоминались с трудом. В щель между занавесками пробивались ослепительные лучи, пели птицы. Он лежал на тесной кровати в страшно неудобной позе. Похоже, проспал так всю ночь. Рядом лежала женщина. Крепко спала, прижимаясь щекой к подушке. Ее волосы разметались по щеке, точно летняя трава, чуть влажная от росы. Куми Адати, вспомнил Тэнго. Молоденькая медсестра, которой недавно исполнилось двадцать три. Его часы валялись на полу у кровати. На циферблате — семь двадцать утра.
Тихонько, стараясь не разбудить медсестру, Тэнго поднялся с кровати и выглянул в щель между занавесками. За окном раскинулись черные огороды с ровными рядами плотных, пузатых капустных кочанов. А дальше виднелся смешанный лес. Вчера ночью там ухал филин, вспомнил Тэнго. Мудрая ночная птица. И под его гугуканье Тэнго с медсестрой курили гашиш. Его бедра все еще помнили ежик у нее на лобке.
Тэнго прошел на кухню, набрал в ладони воды из-под крана. В горле так пересохло, что он долго не мог напиться. В остальном — ничего необычного. Голова не болит, никакой вялости, сознание ясное. Только кажется, будто все тело хорошенько провентилировали. Словно его организм — система водопроводных труб, прочищенных умелым сантехником.
В майке и трусах он зашел в туалет и очень долго мочился. Лицо в зеркале показалось ему странно чужим. На щеках проступила щетина. Пора бы побриться.
Вернувшись в спальню, Тэнго собрал свои вещи, разбросанные по полу вперемешку с одеждой Куми Адати. Он не помнил, когда и как они раздевались. Отыскал оба носка, надел джинсы, рубашку. Пока одевался, наступил на большой перстень, недорогой с виду. Подобрал его, положил на столик у изголовья. Натянул куртку, взял в руку ветровку. Убедился, что кошелек и ключи в кармане. Медсестра, закутавшись в одеяло до ушей, спит так крепко, что и дыхания не слышно. Может, стоит ее разбудить? Вроде бы между ними ничего не было, но он все-таки провел ночь в ее постели. После этого уйти, не попрощавшись, будет, наверно, невежливо. Но она спит так крепко — и, кажется, вчера говорила, что на работу с утра ей не нужно. Да и проснись она — чем, прости, господи, с ней заниматься?